Открой свое сердце чужому

Природа перепутала поры года и никак не хотела отпускать на отдых загулявшее лето. Наступивший сентябрь еще носил зеленые одежды, и даже ночная прохлада не говорила о наступившей осени. Улицы города полнились людом, особенно в выходные дни. Пестрые легкие наряды гуляющих радовали глаз, подчеркивали праздничность настроения.
Максим медленно шел по набережной, погруженный в свои невеселые мысли, не обращая никакого внимания ни на кого. Вскоре, закончив рабочую смену, должна была выйти Катерина. Он встречал ее каждый раз с тех пор, как в прошлом сентябре, на удивление холодном и дождливом, опустел их уютный дом, и гнетущая печаль поселилась под его сводами. Впрочем, обитала она там уже много лет.
...- У вас мальчик! — голос медсестры звучал, как весенний ручеек, и Максим от радости готов был закружить в своих объятиях не только эту юную медичку, но и каждого встречного. Нежно улыбалась через морозные узоры Катерина, и только глаза ее были подернуты усталостью. А через несколько дней они опухли от слез.
— Сожалею, но мальчик ваш болен, — пожилая врач словно гвозди вбивала в сердце Максима. — Тяжело болен. Врожденные аномалии. Не изобрело еще человечество исцеления от них, — словно приговор, звучали ее слова. Из них, Максим понял самое страшное, что никогда не сможет их Игорек ходить и говорить тоже, да и век ему судьбою отмерен короткий.
— Вы имеете право выбора, — с дрожью в голосе просвещала уже обоих родителей малыша все та же врач при выписке Катерины из роддома. Они понимали, о каком выборе идет речь, и почти одновременно решительно запротестовали — слишком желанным в их юной семье было это дитя, чтобы оставить его в спецучреждении.
Всю свою неизмеримую любовь дарили они Игорьку, словно надеясь на милость судьбы. Но она была жестокой, и мальчик даже в четырнадцать выглядел крохой.
Только ему присущей нежностью светились глазенки-вишенки при виде Максима, и его изможденное болезнями тельце, когда отец брал на руки, казалось, прилипало к нему, не желая расставаться.
Помогала ухаживать за Игорьком мать Максима, отпустив Катерину на работу, дабы не замкнулась в себе невестка, не надломилась.
Может, стресс, пережитый юной мамой в роддоме после рождения первенца, а может, что-то иное сказалось на ее здоровье, но не смогла больше родить Катерина, как ни жаждал того Максим. Он возил жену ко многим медицинским светилам, тратил немалые деньги на поездки к разным бабкам-знахаркам. Все было напрасным. И он смирился с явным, безропотно неся свой крест по жизни, не перекладывая его на хрупкие женские плечи. «Доброжелатели» нашептывали найти утеху на стороне — чего, мол, пропадать такому мужику. Однако подобные советы, словно шелуха, ни веса для Максима не имели, ни ценности. Вместе с Катериной делили они свое горе и с леденящим души страхом ожидали того тяжелого, предначертанного судьбой их сыночку часа.
И если Максим мужественно перенес это испытание, то Катерина словно обескрылела, стала сама не своя. И с трудом выходила из печали. Максим находил возможность встречать ее после каждой смены и не оставлять одну ни на минуту.
Не спешили они возвращаться домой, где, казалось, все еще ждет их изможденное болезнью дитя.
Его по-прежнему не хватало в их жизни, и пустота добротного дома тяготила. И Максим, наконец, решился.
...Сентябрьское солнце хотя и клонилось уже к закату, но все еще посылало на землю свое нежное тепло. И дети весело копошились в песочнице. Правда, несмотря на чрезмерную занятость своим делом, с надеждой смотрели на всякого проходящего мимо. Катерина поняла замысел мужа, когда они, открыв калитку детского дома, очутились в окружении малышей. Каждая из этих крох хотела быть в центре внимания взрослых, а потому нетерпеливо тянулись к дяде и тете их маленькие ручки. Катерина растерянно наблюдала, как ее Максим раздает детям сладости и оживленно беседует с ними. Теплая волна необъяснимой пока нежности коснулась ее израненного сердца. Она поняла вдруг, что придет сюда неоднажды и с готовностью сжала в своих протянутые навстречу детские ладошки...