7. калейдоскоп

узкоколейка, рассекающая старым уродливым шрамом квадратные километры пришедшей в запустение местности. повсюду пригибаются от ветра клочки порыжевшей, сухой травы. июль. осколками выбитых стёкол щерится пасть заброшенного железнодорожного депо. по цельсию на солнце - все законные 35, как минимум, а о тени можно лишь мечтать - вокруг это чёртово поле, на небе - кристально чисто и ясно, и только солнце, самое беспощадное июльское солнце, зависнув в вышине, нарушает своими грубыми, бескомпромиссными лучами идеально выверенный голубой цвет, так что не только земля, но и небо тоже плавится, и под этим небом дрожит раскалённый воздух, высушивший всю траву здесь, впитавший в себя её запах. мы идём по сгнившим шпалам узкоколейки, нас нет ни на одной карте, мы добирались сюда, меняя автобусы и направления, а после - уходя от хрестоматийно пыльной просёлочной дороги всё дальше и дальше. не было никакой идеи, не было воды, еды, денег и фотоаппарата. всё это было совершенно не важно. через день он привёл меня на озеро с чёрной водой. мелкое, широкое, коварное озеро: подводные обрывы, марианские впадины локального масштаба. холодная вода над этими впадинами. оптическая иллюзия, из-за которой всегда кажется, что заплыл не так уж далеко. смерти многих, создавшие недобрую славу и соответствующую атмосферу. прогнивший, как шпалы узкоколейки, никому теперь не нужный лодочный причал.
я вылез из озера чёрным от торфа или бог весть какой ещё хреновины. придав себе при помощи полотенца более традиционную для наших широт окраску, я лёг на нагретые солнцем гладкие камни. в голове носилась вечная шальная мысль - въебать говна: старое-доброе мазззь еззззь? еззззь. заибиззззь... но у нас не было - ни денег, ни кайфа, ни возможности его достать здесь. я лежал на горячих камнях и думал, что время течёт в обратную сторону. но оно текло куда надо, и потом было много дорог, очередное соскальзывание на систему и попытки выбраться на поверхность, чёрная вода коварного озера, превратившаяся в банальную метафору, выжженное раскалённым солнцем поле, спроецированное на изголодавшееся по джанку тело, чёртова узкоколейка, по которой так давно не проходил ни один поезд, а после - срыв, конечно, встреча в полдевятого у метро, меняющее деньги на порошок рукопожатие, море, нарисованное на стене подземного перехода. был сентябрь, и осень пахла миндалём отчего-то. осень дышала снами и рисовала несбыточное кружащимися на ветру кленовыми листьями. осень захлебнулась дождями и снегопадами, и запах миндаля растворился в половодье придорожных луж.

был февраль, и, когда я вышел из подъезда, меня окружил сухой безветренный холод. дальше - наискось через двор, поскользнуться на затаившемся под снегом льду, съехать, с трудом балансируя, на пятке с образовавшейся за зиму горке между плоскостями двора и дороги, потом через дорогу дважды, и там, на пустыре за супермаркетом...
никого. только хлопает дверями аптека, одному богу известно, на какие средства при таком расположении выживающая, да парочка бедолаг, вжимающих головы в воротники, дрожащих всем телом на всегда продувающем этот пустырь ветру. я их не знаю, но знаю про них достаточно с первого взгляда - распознавание образов, развившийся с годами нюх, безошибочно детектирующий водяные знаки джанка, клейма, которые он оставляет на своих адептах. магнитная аномалия в непродаваемом плеере, стильная шо****ец, но явно не по сезону ветровка - единственная верхняя одежда, под которой - все имеющиеся в наличии кофты, майки, свитер... I sold my cat for heroin - эй, смотри какую штуку я скачал, мятая купюра из кассы ломбарда, которую он сунул тебе, говорящему, что еды дома нет который день, в руку в коридоре - какая еда, там у тебя человек на кумарах подыхает... такой вот февраль, в общем.

март. я тащусь за тобой к метро, чтобы заплатить за свою студенческую карточку, по которой ты ездишь. по дороге уговариваю тебя дать мне денег на дозу сейчас - тогда, мол, я смогу сегодня же поехать за деньгами, а если нет, то и не знаю даже, смогу ли. в конце концов ты покупаешься на мои доводы, протягиваешь деньги, и мы прощаемся у турникетов, желая друг другу успехов всяческих. по дороге на точку я вспоминаю, что на телефоне - минус пять рублей, да и денег на поездку нет, так что вряд ли я сдержу обещание. но это уже мало меня тревожит - денег на дозу я ведь уже намотал, так что... у дороги стоят две вместительные ментовозки, меня перекрывает паранойя, я сжимаю истерично заветный пакетик и не сворачивая к дому, иду по широкому рубцу пешеходного перехода, и мне слышно - сквозь музыку в полусломанных наушниках - как меня нагоняет ветер, бросается в спину, обезумевший, разбивается запахом едва наступившей весны.