Иных уж нет, рассказ

   Владислав Гусаров
                Иных уж нет…
                (рассказ)
Капитан Старовойтов отложил в сторону «Испанскую балладу» Фейхтвангера. Он любил перечитывать эту книгу мудрого старого еврея о молодости, любви и красоте. Но сегодня не читалось: Старовойтова беспокоила надвигавшаяся непогода. Тайфун «Анжела» от Хонсю не  повернул в Тихий океан, как рассчитывал капитан, а продолжил движение в северном направлении со скоростью пятнадцать узлов и уже подмял под себя Хоккайдо. Карта погоды, принесённая радистом, утвер-
 ждала, что атмосферный фронт высокого давления на пути тайфуна сместился к норду и уже не препятствует движению «Анжелы» в сторону Курил. Пройдя Сахалин, тайфун превратится в обширный циклон, но пароходу «Владимир Неверовский», его капитану и команде от этого легче не станет.
Вместе с картой радист принёс радиограмму-оповещение Владивостокского метеоцентра: всем судам  в районе Сахалина и Курил укрыться в бухтах и за островами.
Нил Ильич прочёл, нахмурился:
- До островов и бухт дойти надо, - только и сказал.
Как раз на рыбокомбинаты южных Курильских островов и следует «Владимир Неверовский» с грузом банкотары. То есть, в самое пекло.
Задерживаться в Корсакове нельзя: порт от ветров открытый, и в шторм суда от причалов отрывает, бывали случаи. Потому капитан порта непреклонен: при получении штормового предупреждения приказывает всем судам причалы оставлять и выходить в море штормовать. В целях безопасности.
«Десять миль от берега – десять лет от тюрьмы»- вспомнил Старовойтов своего первого капитана Герасименко.
В далёкие уже двадцатые годы умных приборов на судах ещё не было: не придумали. Секстан, компас да циркуль – весь арсенал судоводителя. И – лот. Мотушка пенькового троса с грузом на конце. Ночью с приближением к порту – команда: «Лотовым на бак!» Бросают лот с обоих бортов, докладывают на мостик: с левого борта – столько-то футов, с правого – столько. Крадётся судно…
Ночью, приблизившись к берегу, Герасименко выходил на крыло мостика, приказывал:
- Свисни.
Матрос Нил Старовойтов натягивал тросик – рявкал на трубе гудок. Герасименко вслушивался. Звук, отразившись от прибрежных сопок, возвращался раскатистым эхом.
- Ще свисни.
Снова ревел гудок, а Герасименко слушал. Затем удовлетворённо кивал:
- Добре, бильше не треба. Це – Тетюхе.
Исключительного чутья был морячина. Капитан во втором поколении. Из бывших…
Сейчас штурманам и капитанам не в пример легче: навигационных приборов появилось много. Ночь-полночь, при нулевой видимости – идут суда без опаски.
*             *
                *
Море вошло в жизнь Старовойтова не случайно. Село Вольно-Надеждинское, в нескольких десятках километров от Владивостока, издавна поставляло для флота мужчин. Четыре года гражданской войны прервали этот исход. Вестовой партизанского командира  Нил Старовойтов метался верхом с поручениями между отрядами, проникал сквозь белогвардейские и японские кордоны, едва не попал в лапы бочкарёвцев, спаливших в паровозной топке Луцкого, Сибирцева и Лазо, вместе со своим отрядом вступил в октябре двадцать второго года во Владивосток. Но все эти годы он знал, что непременно уйдёт в море. После освобождения Владивостока он даже не стал возвращаться в Нодеждинское, передал с товарищем письмо матери с отцом и тут же, не теряя времени, устроился матросом на один из немногих оставшихся во Владивостоке пароходов. И никогда не жалел о своём решении.
Он полюбил пасмурный, уставший от войны Владивосток с его просторной, изогнутой рогом бухтой, высоким, изрезанным заливами Русским островом и маленьким, словно оранжевая коврижка, островком Скрыплёв, за которым бросался в глаза, заполнял и распирал грудь необъятный голубой простор. Проходя по заливу Петра Великого, он любовался лесистым островом Аскольд на полпути между Владивостоком и Находкой.
Из плаваний первым его встречал маяк острова Скрыплёв, и его дружелюбный свет и заботливый грустный голос заставлял учащённо биться сердце в предчувствии желанных встреч с близкими людьми. Теперь с каждым годом их остаётся всё меньше, оставшихся в живых…  А какие они были когда-то!
Нил Ильич почувствовал тяжесть в левой половине груди.
Сердце… Раз в три месяца вызывали Старовойтова на медицинскую комиссию, тщательно обследовали и давали заключение: «Годен к плаванию в умеренных широтах.» Это означало – ни тропиков, ни заполярья.
И Нил Ильич отправлялся на «Неверовском» по Охотскому морю до Магадана, ходил на Курилы и Камчатку, иногда  в Анадырь и Эгвекинот. Конечно, можно было напомнить руководству о своих заслугах, долгом капитанском стаже  и устроиться на судно, ходившее в Японию – тоже умеренные широты. Но капитан Старовойтов  стеснялся напоминать о себе начальству, кроме того, на многих судах пароходства, ходивших в Японию, прочно сидели его друзья, а новые суда, которых с каждым годом  всё больше становилось в пароходстве, в любое время могли отправить в южные широты, и капитану Старовойтову всякий раз приходилось бы собирать чемодан.
Поэтому хоть «Неверовский» и был «тяжёл», и часто ломался, Нил Ильич не хотел с него уходить и решил для себя, что уйдёт, когда «Неверовского» спишут из состава действующего флота. Повидимому, скоро.
Иногда во сне, когда трудно было дышать, и Нил Ильич, сбросив одеяло и простыню, беспокойно ворочался с боку на бок, ему виделось, будто он разговаривает со своим «Неверовским».
- Что, брат, плохо? – спрашивал «Неверовский», помигивая якорным клюзом.
- Плохо, брат, совсем плохо, - отвечал ему Нил Ильич.
- Я тебе помогу, - говорил «Неверовский». – Хочешь, я тебе помогу?
- Помоги, - просил Нил Ильич.
Он просыпался, и ещё не придя в себя ото сна, опускал ноги с койки, тянулся к иллюминатору и на несколько оборотов откручивал крепящие барашки. Свежий ветер врывался в каюту и охлаждал потное лицо Нила Ильича.
- По-мо-гу-у-у! – раздавался сверху гудок парохода
- Приснится же такое, - бормотал Нил Ильич. – В тумане, что ли, идём?
Вглядывался в темноту. Точно – в тумане.               
*               *
         *
          Двадцать часов. Склянки. Смена вахт. Надо подняться на мостик. Но слева в груди, где была тяжесть, появилась тонкая, тянущая боль. «Нехорошо это»,- с беспокойством подумал капитан.
Дома во Владивостоке он бодрился, но жену Марию Павловну трудно было обмануть. И она, женщина всегда резкая, немало попортившая ему крови, неустанно твердила, что пора ему, старому дураку, уйти на берег и пожить, «как добрые люди».
-На-доела ты мне со своими советами, - раздельно говорил он. – «Уходи с моря, уходи с моря!..» Раньше надо было меня с моря снимать, теперь поздно, да и смысла нет… хе-хе… силёнка не та.
Он подмигивал многозначительно. Мария Павловна сердилась.
Нил Ильич вышел из-за стола, повёл плечами. Напрягся, хрустнул суставами. Мельком глянул на себя в прикрепленное к переборке трюмо. Угу, красавец, уловом
подпоясанный.Был он высоким, поджарым стариком с резкими чертами  безбрового сухого лица, испещрённого глубокими морщинами, и маленькими, когда-то искристыми, а ныне выцветшими глазами, смотревшими на мир с выражением усталой мудрости. Любимая  актриса Рина Зелёная (  ей, как и ему, сейчас под шестьдесят) любит иронизировать с телеэкрана: «Что осталось у меня неизменным – это красота». Вот и при нём тоже красота осталась: мужская, броская, одышливая и болесуставохрустящая.
                Капитан прошелся по кабинету  отделанной под морёный дуб каюты, похмыкал в прямые и длинные а ля Фабрициус усы. Нил Ильич почитал этого военачальника времён гражданской войны, и портрет Яна Фрицевича, на котором комкор изображён в гимнастёрке со всеми четырьмя орденами Красного Знамени, с
давних пор кочевал с Нилом Ильичём по всем судам, на которых Старовойтову, вначале третьему помощнику капитана, затем второму и старшему, а потом уже и капитану приходилось работать. Здесь, на «Неверовском», портрет занимал почётное место на переборке напротив входной двери в каюту.
Старовойтов видел Фабрициуса, будучи ещё матросом, в одном из первых своих рейсов, когда морем везли войска на север охотоморья  для подавления последней вылазки Белой Гвардии: широкий шаг, летящая походка, высокий голос, сильный прибалтийский акцент, рубящий  взмах руки – уверенность, жёсткость, напор и – длинные, в ровную нитку усы с закрученными кончиками. За ту заключительную операцию  гражданской войны и был награждён Ян Фрицевич четвёртым орденом.
Помассировав ладонью левую половину груди, Нил Ильич открыл дверь каюты и
по крутым нешироким трапам поднялся на мостик.
Там недочётов в несении вахтенной службы со стороны третьего помощника капитана он не увидел. Помощник сосредоточен, весь в деле, матрос-рулевой тоже. Судно не рыскает, выдерживает курс, значит, рулевой на разговоры не отвлекается. На штурманском столе рабочий порядок: линейка, циркуль, остро заточенные карандаши. Карта. Лаг и эхолот включены. Кофейник, правда, горячий и вахтенный штурман со стаканом в руке, но Старовойтов и сам любитель  попить кофейку, когда на мостике тишина и порядок, а судно следует заданным курсом, а на экране радиолокатора нет встречных и пересекающих курс судов.
Пощёлкивают и помигивают лампочками приборы. Телеграф «Полный вперёд
Ветер за бортом крепкий, но ещё не штормовой.
В рулевой и штурманской рубках тихий рабочий шум. Он успокаивает. Когда на мостике нет суеты и судно идёт установленным режимом,  нехорошие предчувс-
твия несколько  отдаляются. Готовность к встрече с ними – 50 процентов успеха.
Нил Ильич склонился над штурманским столом, измерил циркулем оставшийся путь, пометил на карте точку смены курса.  «Анжела» никуда не свер-
нёт и, конечно, догонит. Укрыться от неё негде. Так что встреча предстоит не шу-
точная. Старовойтов вздохнул, покачал головой и вышел из рулевой рубки.
В каюте направленный свет электрической лампы освещал под стеклом на столе фотокарточку дочери с внуком Петькой. Жена Мария Павловна, увянув с годами, перестала сниматься. Дочь с мужем и Петькой проживают в ста километ-
рах от Владивостока – в Уссурийске. Жена моложе Нила Ильича на два годаВ марте исполнилось пятьдесят восемь. Хороша была в молодости. Скверный характер, но –
хороша!
Был у Нила Ильича и сын. Да, был. В сорок четвёртом году при освобождении одной из деревушек Белоруссии в скоротечном рукопашном бою смертью храбрых погиб командир взвода пехоты младший лейтенант Алексей Старовойтов.
Да, война… К тому времени Нилу Ильичу шёл сорок второй год, и он уже девять лет плавал в должности капитана.
Из Сан-Франциско, загрузившись военной техникой, его «Днепрогэс» прошёл Панамским каналом и взял курс на Великобританию. Переход выдался нелёгким, но Старовойтов благополучно довёл  судно до Портсмута. Там формировался караван.
Три года ходил Нил Ильич из Англии на Мурм*анск и обратно, побывал во многих переделках, дважды был легко ранен. В одном из рейсов «волчья стая» немецких подводных лодок, несмотря на старания кораблей охранения, распушила почти весь караван. Затем появились пикировщики.  «Днепрогэс» с наполовину затопленным вторым трюмом, отяжелевший и неповоротливый, был подожжён.  Но кормовое орудие и зенитные пулемёты «эрлеконы» на крыльях мостика  продолжали стрелять, в машинном отделении на полную мощь работали откачивающие насосы, а экипаж боролся с огнём. Несколько человек было ранено, обожжено, убито.
Фрегат союзников подошёл к борту, чтобы снять команду. Коротко посоветовавшись со старшим механиком и помполитом, Старовойтов принял решение не оставлять судно. Фрегат отошёл, приняв на борт раненых.  Остатки каравана, не останавливаясь, продолжали следовать своим курсом. Субмарины и пикировщики также ставили  подожженные и тонущие суда – слишком очевидным было их безнадёжное состояние.
Вскоре на бескрайнем пространстве на плаву остался один «Днепрогэс». С высоко поднятой кормою, он продолжал гореть и едва двигался. Но машинное отделение оставалось неповреждённым, несколько небольших пробоин заделали. Наконец, упорство команды взяло верх: огонь погасили. Тогда вплотную занялись пробоиной второго трюма.
Занимался уже следующий день, когда на обожжённом, изувеченном судне могли сказать: половина дела сделана. Потому что ещё предстояло  без охранения, в одиночку, минуя разбойные стаи подводных лодок и торпедоносцев, дойти до Мур-
*манска. А до него было ещё очень далеко. Капитан Старовойтов уклонился к северу и, прижимаясь к Шпицбергену, рискуя напороться на льды, окружным путём провёл свой «Днепрогэс» в порт назначения.  От острова Колгуев, где карау-
лили немецкие подводные лодки, и далее до Мур*манска «Днепрогэсу» благопри-
ятствовали туманы: в тумане одиночкам было легче проскочить.
В Мурманске его уже не ждали. За спасение судна, экипажа и груза  Нил Ильич был награждён орденом Красной Звезды.
Так продолжалась война, которой, казалось, не будет конца. Но она всё-таки кончилась.
В сорок пятом Старовойтов вернулся на Дальний Восток, и для него началась обычная мирная жизнь, если вообще можно назвать обычной жизнь на море.
Нил Ильич никогда не представлял себя этаким бодрячком, для которого всё нипочём, лишь бы добиться выполнения производственного задания. На совещаниях в пароходстве, где говорилось о «всеобщем трудовом энтузиазме», он морщился. Ну зачем? Зачем?
На самом деле всё выглядит много проще. Покрутив головами и посомневавшись, перебросившись ядовитыми  замечаниями, кого-то зацепив, с кем-то повздорив, моряки говорили буднично и просто:
- Ну что ж, надо, так надо.
И всё. Это был деловой разговор.
Именно за отсутствие  позы в важных делах, сдержанность в проявлении дружеских и патриотических чувств всегда уважал капитан Старовойтов моряков. Крикливым в подготовке дела людям он никогда не доверял.
Час ночи. Стало легче дышать. Тяжесть в левой стороне груди прошла. Можно прилечь. Старовойтов редко спал на диване, не раздеваясь, но сегодня не тот случай
Навигационная обстановка может измениться в любой момент.
Он кинул на диван подушку, позвонил на мостик: если ветер зайдёт с оста, немедленно его известить. То же – при  усилении ветра.
-Обстановка прежняя, - доложил вахтенный – второй помощник капитана. – Ветер зюйд-зюйд-ост шесть баллов, высота волны три метра. Идём в штатном режиме, полный ход, скорость восемь узлов.
«Владимир Неверовский» не рысак, и в штилевую погоду развивает не
               более десяти.
Перед тем, как прилечь, Старовойтов вышел на палубу. Мрак окутал его.
Ветер действительно дул зюйд-ост, спешили по небу облака, и в просветах между ними торопливо убегали за корму звёзды.
В этот поздний час капитан с особой остротой почувствовал красоту Земли. За-
тем перед ним чередой прошли лица навсегда ушедших дорогих людей. Среди них были лихие конники партизанской разведки, непреклонный  в решениях командир – пожилой сучанский  шахтёр; его первые друзья-моряки – боцман Спивак и совсем юный матрос Павел, в двадцать пятом году утонувший на Камчатке; сын Алексей, каким он видел его последний раз в мае сорок первого года; капитаны его поколе-
ния, не вернувшиеся из огненных рейсов через Атлантику; уже пожилые, убелённые сединами люди, оставшиеся живыми на войне и начавшие один за другим умирать в мирное время. Сегодня ему так нехватало их всех!
Нил Ильич вернулся в каюту и плотнее обтянул барашки иллюминаторов: ветер врывался через щели и трепал шторы.
                *              *
                *
Как и полагали умные женщины из метеоцентра Владивостока, а капитан Старовойтов на своём «Неверовском», тайфун «Анжела» после Хоккайдо не повернул в Тихий океан. Не успели моряки оглянуться, как вокруг заплясали крутые беспорядочные волны, с оста налетел шквалистый ветер, а стрелка бароме-
тра всё клонилась, предвещая один из тех штормов, о которых потом долго и неприязненно вспоминают молодые и бывалые моряки.
Тридцать лет «Неверовскому», и если бы не сработанный на совесть корпус из высокопрочной стали, не прослужить ему до сей поры. Главная машина часто хандрит. Одно успокаивает: стармех у Старовойтова дока, за всем следит, механикам и машинистам спуску не даёт.
Старовойтов с войны уважает старших механиков. На «Днепргэсе», когда доби-
рались окружным путём до Мурманска и пресной воды не хватило, стармех (среди моряков всегда «дед») приказал запитывать котлы морской водой из-за борта. Ме –
ханики и кочегары  ахнули, но выхода не было: пресной воды оставалось только на питьё и для камбуза. Старовойтов потом долго допытывался у «деда»: как осмелил-ся? Паровые котлы – и забортная вода! «В экстренных случаях допускается»,- не стал распространяться «дед». Потом снизошёл: этот тип котлов ( назвал марку) поз-
воляет. Называются – огнетрубные… «Дед» начал объяснять, но Старовойтов отмахнулся: для него это – китайская грамота! Справился стармех – и ладно. «Дед» тоже стал тогда кавалером Красной Звезды. А «котелки» почистили на заводе в Мур*манске, корпус судна подлатали, и «Днепрогэс» опять стал возить грузы по ленд-лизу из Великобритании и Соединённых Штатов.
Но – без Старовойтова. Нил Ильич сдал судно другому капитану и принял сухо-
груз типа «Либерти» - пятитрюмный красавец грузоподъёмностью десять тысяч тонн. В США их строили стремительно: через два-три месяца судно выходило в рейс
С воинскими грузами.
Нил Ильич до сих пор, вспоминая, уважительно качает головой. Это ж сколько судов сумели за войну построить, если после гибели десятков кораблей только в Дальневосточном пароходстве до сих пор работает не менее двадцати из этой се-
рии! А по другим бассейнам!.. Такой был размах.
Конечно, спешка сказалась: война! Строили в расчете на один успешный рейс. А повезёт, и на большее число рейсов. Не всем повезло: кроме лодок и торпедонос –
цев, оказалась ещё проблема: на волне ломались корпуса. Сколько из-за этого поги-
бло судов, может, кто и считал… Немало пришлось поразмышлять корабелам после войны, чтобы ликвидировать просчёт проектантов.
«Валериан Осинский» капитана Старовойтова переломился на  океанской зыби  на подходе к Баренцеву морю. Где-то далеко отгремел шторм, и отголоском его была эта «мёртвая зыбь». Нил Ильич принял тогда решение: вытащить на палубу якорную цепь и опутать ею  надстройки и выгородки в том месте, где лопнул корпус судна.
Это была адская работа. Хорошо, что не штормило, иначе то был бы последний рейс капитана Старовойтова. По правилам военного времени караван не должен прерывать движение для оказания помощи терпящему бедствие судну. И «Осинский
продолжал двигаться в караване, а команда, надрываясь, работала. Шестнадцать часов без отдыха и перекуров трудились моряки. Массивную стальную  якорную цепь по палубе тянули паровыми лебёдками, а вокруг трюмов укладывали вручную
Судно грузно валилось с борта на борт, трещина между трюмами «дышала». И чтобы как-то уменьшить нагрузку на корпус, Старовойтов развернул судно кормою вперёд и так следовал в караване  задним ходом до самого Мур*манска. Пока «Осинского» в порту выгружали, на него несколько дней приходили и удивлённо по-
качивали головами начальники всех рангов и званий. Потом судно поставили в завод.
Боевой награды за тот рейс Старовойтов, понятно, не получил. Была благодарность от начальника пароходства и немалая денежная премия, которую он, опять же понятно, перевёл в фонд  обороны страны. Да и то: если бы всех капитанов с «либерти» за такие переходы награждали, орденоносцев ой бы как добавилось! А по сути, хоть и не обычная, не рядовая, но – только работа!
Вот капитан Малахов да, совершил подвиг: на грузовом транспортном судне таранил и потопил немецкую подводную лодку! Потому и Герой Советского Союза. Сейчас начальник Дальневосточного морского пароходства, с Нилом Ильичём за руку здоровается. «Нил, - говорит, - мы ещё повоюем!»
После встречи с ним Старовойтов снова бодр и работоспособен. Как в молодос-
ти.
                *               *
                *
          На судне не прекращались авральные работы, одежда матросов и штурманов не просыхала. В первом трюме обнаружили течь. Старпом и боцман спускались, на-
шли: течь небольшая, насос откачивать успевает. Ослабли заклёпочные швы кор –
пуса.
Со второго трюма ударом волны сорвало защитный брезент, ещё немного – и в трюм могла хлынуть вздыбленная штормом вода. Под шквальным ветром команда с трудом, но предотвратила опасность – снова закрепила  брезент.
К вечеру третьих штормовых суток «Неверовский» лишился  спасательной шлюпки. Её сорвало со штатного места, она повисла на тросах и стала колотиться о борт. Ещё несколько рывков – и на «Неверовском» осталась только одна спасатель-
ная шлюпка.
Шторм продолжался.
На четвёртые сутки вечером на вахте третьего помощника капитана впервые удалось определиться: за всё время непрерывной, изнуряющей болтанки «Владимир Неверовский» прошёл… сорок восемь миль.
*                *
          *         
Медленно, со скоростью десять узлов центр циклона смещался в сторону залива Шелихова. Крыльями своими он продолжал разводить крутую волну, но пос-
тепенно слабел, и атмосферное давление в нём стало расти. А когда центр циклона  сместился в Берингово море, давление в нём возрасло настолько, что циклон распался.
Растревоженное сильными ветрами Охотское море постепенно успокаивалось.


Капитан Старовойтов вновь раскрыл «Испанскую балладу».
Фейхтвангер ведь тоже чудом избежал гибели во время войны, два года провёл в немецком концлагере во Франции, а после войны больше не возвращался в Германию.
Нил Ильич чувствовал себя нехорошо. Четверо суток он был на мостике, в штурманской рубке спал, там же принимал пищу. И непрерывно курил. Сегодня  перебрался в свою каюту.
Он встал из-за стола, открыл дверь каюты, тихим шагом проследовал по коридорам и вышел на палубу. Свежесть летней ночи, заполненной тугими струями ветра, охватила его. Сердце забилось ровнее.
«Неверовский» шёл вразвалку, покачиваясь с борта на борт, как преодолевший крутой подъём терпеливый путник, и в этой его «походке» и не прекращающейся лёгкой вибрации корпуса чувствовалась бесконечная усталость.
Нил Ильич стоял в одиночестве на тёмной палубе, в голове продолжало шуметь после перенесённого шторма, в левой половине груди оставалась неприятная, сосущая тяжесть.
Внезапно откуда-то донёсся мощный рёв. Нил Ильич подошёл, заглянул в при-
открытую дверцу. Глубоко внизу, у котлов пели кочегары. Освещённые пламенем топок мелькали их полуобнажённые фигуры, по кочегарке носились изломанные хищные тени.
                Если будет тяжело в пути,
                Знай, что кочегар тебя любил!
                Если будет тяжело в пути,
                Знай, что он тебя не позабыл!..
«Последние могикане»,- подумал старый капитан.
Слышался надсадный скрежет лопат, гром отворяемых дверец топок, падаю-
щих ломов и металлических граблей.  «Дёрнули»* топки. Сильная струя воды уда-
рила в кучи раскалённого шлака, и кочегарку заволокло  терпким, ядовитым паром

• - почистили («дёрнули») топки
А сквозь удушающие клубы нёсся яростный рёв и, казалось Нилу Ильичу, пе –
реборки котельного отделения вздрагивали.
Старовойтов выпрямился. Азарт людей, пробившихся сквозь тяжелейший шторм и оттого бесшабашных и радостных, передался ему. Колыхнулось и зазвуча-
ло в груди чувство единения с этими людьми и теми, кто работает всюду, в иных морях на больших и малых судах.
«Флот будет жить… Да, мы уйдём, но флот будет жить»,- повторял про себя Старовойтов, направляясь к себе в каюту.
Там он прилёг на диван в кабинете. Электрический свет бил в лицо. Он с трудом поднялся, выключил лишнее освещение, снова лёг. Неяркий свет бра падал на портрет Фабрициуса. Нил Ильич хотел глубоко вздохнуть, но это ему не удалось. Сердце увеличилось в размере и заполнило всю левую половину груди. Он пошарил рукою по столу – валидола нет. Да, ведь он оставил его во внутреннем кармане куртки, а она висит так далеко, в самом углу каюты. Старовойтов сделал попытку подняться.
«Флот будет жить… Но мне ещё рано…»
Рука его потянулась к телефону. У врача номер 42. Да, у врача номер 42. Труб-
ка упала с рычага и накрыла то место, откуда улыбались ему с фотокарточки дочь и внук.
«Они улыбаются… В этом году Серёжка пойдёт в первый класс… Но почему так трудно дышать?»
Нил Ильич повернул голову, и потускневший взгляд его упёрся в портрет Фаб-
рициуса. Но на него смотрело оттуда чьё-то незнакомое лицо.
«Кто ты? Я не знаю тебя,»- сказал Старовойтов.
«Вот это у меня вестовой! – засмеялся человек. – Не узнаёт своего командира!»
И с портрета к нему шагнул и наклонился над Старовойтовым пожилой сучанский шахтёр.
«Федот Никитич! – обрадовано воскликнул Старовойтов, узнав своего партизанского командира.
Но шахтёр строго нахмурил брови:
«Нил, я приказал тебе встретить конную разведку у перевала и провести ребят к новому месту расположения отряда. Почему ты не исполнил приказания?»
«Там был бой, я не сумел к ним пробраться. В меня стреляли, бочкарёвцы гна-
лись за мною. Видишь, на рукаве у меня кровь».
«Ты не исполнил приказания,» - строго сказал шахтёр.
«Извиняй его, Федот Никитич, - вступился за Нила Ильича его первый капитан Герасименко. – Це дюже гарный хлопец. Он может по отражённому звуку опреде–
лить, шо це таке – Де Кастри чи Тетюхе».
«Что это? Галлюцинация… бред… У врача номер 42… Очень рад Вас видеть, капитан Герасименко! А нашего с Вами «Пролетария» давно уже нет, Вы ведь пом-
ните это судно?»
«А як же, хлопче, конечно, помню. Як же капитану не помнить свои суда!»
Боцман Спивак, расстегнув на груди матросский бушлат, сел в кресло около стола, вытянул длинные ноги в грубых ботинках из свиной кожи и недовольно про-
бурчал: «Как ты постарел, Нил! Разве таким я видел тебя в двадцать втором году!»
А юный матрос Павел, утонувший на Камчатке, стоял рядом с боцманом и в подтверждение его слов мелко и часто кивал коротко остриженной головою.
«Да, Павел, - сказал Нил Ильич, - вот ты навсегда молод, а я постарел.»
«Хочешь, я тебе помогу? – спросил Нила Ильича «Неверовский», подмигивая якорным клюзом.
«Мне трудно дышать, помоги,» - сказал Нил Ильич.
«По-мо-гу-у-у!» - протяжно и громко ответил «Неверовский».
В капитанской каюте становилось людно. К Старовойтову подходили, спра-
влялись о здоровье и крепко пожимали руку молодые и старые капитаны, большин-
ства из которых (он ведь помнил это!) уже давно не было в живых.
«Как это может быть? Такого ведь не может быть!»- лихорадочно соображал Старовойтов.
«Видишь, Нил, как тебя уважают, - сказал боцман Спивак, - и всё потому, что я с самого начала взял тебя в крепкие руки. Это ведь я выучил тебя матросской науке
Иначе не стать бы тебе капитаном».
«Это так, спасибо  тебе»,- сказал Нил Ильич.
«Но где же конная разведка?» - сердито спросил партизанский командир.
«Они вернутся, обязательно вернутся, Федот Никитич!»
«Вернутся ли?» - грустно сказал шахтёр.
«А флот, хлопче, будет жить, - с доброй улыбкой обратился к Старовойтову капитан Герасименко. – Як же иначе? Для чего мы тогда на нём робили?»
«Но ведь о нас забудут,» - возразил Старовойтов.
«А не журись, капитан! Вместо меня пришёл ты, а вместо тебя останется твий
сын чи  який  другий  хлопец.»
«Да, папа, - сказал сын Алексей, - я тоже, как и ты, стану моряком».
«Сынок, Алёша, ты жив! – обрадовался Нил Ильич. – А нам сообщили…Но ведь то была неправда?»
«Неправда, отец, конечно, неправда. Ты же видишь – я здесь, рядом с тобою».
«Надо сейчас же сказать об этом маме. Ты не представляешь себе, как она о тебе горюет! Матери ведь никогда не забывают своих сыновей. Ты её береги, Алек-
сей,это мой тебе родительский наказ».
«А вот и разведчики! – воскликнул партизанский командир. – Идём встречать их, Нил Старовойтов!»
Он взял Нила Ильича за руку, и они пошли. Перед ними распахнулось заснеженное родное село капитана Старовойтова и широкое поле за околицей. По полю во весь опор скакали молодые всадники. Значит, никто из них не погиб в том бою, голоса которого слышал Нил Старовойтов, когда пробирался к перевалу. Как он рад, что они все живы, дорогие его сердцу лихие конники партизанской разведки!
А в толпе, обступившей Старовойтова, партизанского командира и подъехав –
ших   разведчиков, стояли отец и мать Нила Ильича, и мать, закутанная в шаль, плакала: «Тебя так долго не было, сынок!»
«Не плачьте, мама, - сказал Нил Ильич, - я скоро приеду. Вот ещё только один, последний рейс…»
«Помогу-у-у!» - прогудел «Неверовский».
«Опять туман. Только что небо было просторным и ясным. Надо сейчас же под-
няться на мостик. Да, да, конечно, я уже иду».
Нил Ильич слабо пошевелился на диване.
На него стали наползать клубы удушающего дыма. Откуда они? Неужели коче-
гары «Неверовского» вновь почистили топки котлов? Нет, это не дым, это что-то другое, страшной тяжестью сдавившее грудь… Где он? Почему ушли, исчезли люди,
которые только что были около него, говорили с ним? Он позвал их.
И они пришли к нему снова, склонились над ним и вновь стали исчезать.
«Я хочу с вами, не оставляйте меня… Мне пора, мне уже пора…»
«Помогу-у-у-у!» - вновь раздался голос старого парохода.
- Помоги мне, - непослушными  стынущими губами прошептал Старовойтов.
Потом всё стало меркнуть у него перед глазами, и наступила полная темнота.


«Владивосток, Радио, ДВ пароходство. Весьма срочно, три адреса:
                начальнику пароходства Малахову, секретарю парткома Карако-
                зову, председателю Баскомфлота Фролову.
                На подходе острову Итуруп… сев. широты…вост.  долготы капи-
                тан судна «Владимир Неверовский» Старовойтов Нил Ильич ско-
                ропостижно скончался.  Судовой врач Богданов констатировал
                смерть острой сердечной недостаточности. Командование судном
                принято мною. Старший помощник капитана Фиртич.»

Разводя тупым носом утихающую штормовую волну, прокачиваясь с борта на борт, пароход «Владимир Неверовский» приближался к порту своего назначения.

Январь 2007г
Владивосток