Айсберг. По мотивам сериала Бедная Настя. Ч. 64

Глава 64

Вся вселенная сосредоточилась за белоснежной дверью, такой белоснежной, что от ее яркой белизны болели не отрывавшиеся от нее глаза. Эта белоснежная дверь…эта преграда, граница, за которой происходило что-то очень страшное и непонятное. Ожидание мучительно, пытка неизвестностью продолжалась уже несколько часов, а может, несколько лет… Анна там одна, а он здесь…

Владимир привез Анну в роддом и не отходил от нее ни на минуту, заявив пожилой и очень вредной акушерке, намеревавшейся выставить его за дверь, что он будет присутствовать при родах и хорошо знает, что ему надо делать, чтобы помочь жене. Разве не учили его на курсах в женской консультации? Доктор Штерн, услышав эти доводы, укоризненно покачал головой, но почел за благо не связываться с Владимиром, буйный нрав которого он знал, поэтому Владимир разулся, надел бахилы, облачился в белый халат, встал у изголовья операционного стола, взяв жену за руку, приготовился считать, но…
Едва лицо Анны исказилось от сильной боли, и у нее вырвался незнакомый, низкий и какой-то бабий крик, Владимир немедленно упал в обморок. Две худенькие санитарки, безбожно ругаясь, вытащили его в предбанник родовой, усадили на кушетку, и, сунув под нос ватку с нашатырем, оставили одного, захлопнули за собой эту белоснежную дверь, казалось, навсегда, потому что открыть ее он, придя в себя, не смог, как не смог помочь Анне.
 
Анечка кричала, ей больно, ей плохо…
Вот как приходилось расплачиваться за то, что спишь вместе! И платила по счетам она, он ничего, совсем ничего не мог сделать, чтобы облегчить ей боль! Люди придумали миллионы разных вещей, они летают в космос, опускаются на дно океанов, поворачивают реки вспять, только они не придумали, как помочь рожающей женщине, если у нее узкий таз и внутри двойня, и нужно делать кесарево, а ей противопоказан наркоз …
Господи, а что, если ее сердце не выдержит этой пытки и она умрет? Нет, она не может умереть, все женщины рожают, все проходят через это! Раньше женщины рожали в поле, и ничего! А что, если она все-таки умрет?! И виноват в этом будет он сам, он, а ведь клялся оберегать ее! Господи, сделай так, чтобы она не умерла, сделай так, чтобы ей не было больно! Ее крик разрывает душу… Что это? Обломки кушетки… Владимир тупо посмотрел на деревянную ножку в своей руке, затем перевел глаза на появившуюся откуда-то медсестру со шприцем в руках. Он хотел сказать, что ему нужно видеть Анну, но не успел.


Укол принес оцепенение, Владимир опустился на пол, зажал уши, мотая головой из стороны в сторону, как будто так можно вытряхнуть из нее страшные мысли. Господи, Господи, не забирай Анну, оставь ее мне! Он молился целую вечность, пока наступившая тишина не заставила замереть сердце - Анечка больше не кричала, это значит…конец?!
В слепой ярости Владимир подбежал к ненавистной белоснежной преграде и всем телом обрушился на нее. Словно испугавшись, дверь отворилась, и он увидел знакомую акушерку с двумя белыми свертками на руках, тот, что побольше, возмущенно голосил уверенным баском, другой тоненько и очень деликатно всхлипывал, словно жалуясь на что-то.
- Аня… моя жена, – умоляюще прошептал Владимир, разом утратив силы.
- Поздравляю, папаша, мальчик и девочка, здоровенькие и красивенькие! – лицо акушерки приветливо лучилось морщинками.
- Прошу вас, что с Анечкой? – Владимир машинально взглянул на сморщенные личики новорожденных, и снова впился глазами в лицо женщины, - Она …жива?
- Господь с тобой! Что с ней будет-то? Что со всеми, то и с ней – в палату отвезли, отдыхать, трудно ей было. А сейчас и мы пойдем, отдохнем, а потом к мамочке!
Женщина ловко миновала Владимира и, лавируя между обломками, уже недовольно проворчала:
- Ненормальный папаша, какой погром устроил, как весь роддом не разнес!
Жива! Анечка жива, она справилась! Благодарю тебя, Господи, что ты оставил ее мне! Владимир плакал и не стыдился своих слез, он вернулся в свой привычный мир, центром которого была Анна, снова обрел твердую почву под ногами. Все возвращалось на круги своя…