Милость

               
Семёныч  шел домой.  Сегодня он подменял дежурного слесаря, и сдав смену, медленно плёлся по тропке. Мало кто узнал бы его сейчас: всегда идущий с гордо поднятой головой, прямой спиной и расправленными плечами, сильный пятидесятилетний мужик шел, едва переставляя ноги и склонив голову. Тяжёлые мысли медленно ворочались в его голове. Семёныч вновь и вновь вспоминал все события.

В бригаде работало несколько молодых парней и вовремя перекуров они любили подшутить над старыми рабочими. Но Семёныча они старались не трогать; когда-то давно он их обрезал коротко и ясно. А с полгода назад один всё-таки спросил:

 - А как вы относитесь к «голубым»?

- Они меня не трогают, и я их не трогаю. – ответил Семёныч,- Я их не понимаю, я всегда любил женщин.

Молодежь  замолчала, видимо подколоть Семеныча не получилось. И вдруг месяца через два сидя в курилке, он поднял глаза на парня, который работал у них уже два года и онемел: как он раньше не замечал эти большие карие глаза, длинные ресницы, нежную белую кожу длинной шеи, красивые губы, тонкие длинные пальцы.

- Был бы девкой, парни бы с ума по ней сходили. Да я бы и сам не отказался приударить, - подумал тогда Семёныч.

А потом этот парень начал снится Семёнычу по ночам. Постепенно сны стали приобретать эротический характер. Всё больше и больше. Если сначала парень представлялся девчонкой; то вскоре и во сне оставался парнем.

Семёныч не понимал сам себя: когда в армии сослуживец предложил ему быть его «девочкой», он просто зафинтилил тому в глаз; а когда отсидев на «губе» за драку, но не выдав причины конфликта услышал от благодарного сослуживца предложения быть его «мальчиком», пригрозил исправить несимметричность глаз, он действовал по своим желаниям и убеждениям. И никогда не терзался сомнениями по данному вопросу.

А когда всё в той же курилке кто-то прошёлся по поводу парня и его пухленьких губ, Семёныч вдруг понял, что влюбился. Несколько дней он переваривал это, но перемена в его снах говорила яснее ясного: Семёныч «поголубел».

Теперь в своих снах Семёныч видел себя «девочкой» и отдавался парню со страстью и любовь. Он просто сходил с ума и не знал что делать со своими снами. А вскоре стал замечать, что и в живую становится другим: как-то парень спросил у него метчик и просто положил свою руку Семёнычу на плечо; и Семёныч «поплыл». Он подал парню метчик, чувствуя слабость в ногах и истому в теле. Да, чёрт возьми, он готов был отдаться парню в любую минуту по первому желанию того. Здороваясь по утрам за руку со всеми рабочими, он испытывал радость чувствуя силу пожатия возлюбленного. Если им доводилось работать рядом, он был счастлив и любовался парнем каждую свободную минуту.

На днях Семёныч не выдержав этой пытки, и улучив время, когда они работали вдвоём в дальнем закутке, признался парню в своих чувствах.
- Семёныч, что за шутки.
- Никаких шуток, я влюбился в тебя как девчонка, именно как девчонка.
- Да ну тебя, не смешно.
- Не веришь. А я ведь правду говорю, от чистого сердца. Иди сюда, докажу…
- Ты что, Семёныч, свихнулся? - Парень отскочил подальше, - я же нормальный мужик, у меня жена скоро родит, отстань от меня, найди себе другого.
- Нет, другие мне не нужны. Я же по субботам в общественной бане моюсь, и никто меня не привлекает, ни один мужик, парень или ребенок. Я тоже нормальный мужик, мне женщины нравятся, а от тебя схожу с ума. Мне хочется быть твоей женщиной. Возьми меня, что тебе стоит.
- Семёныч, отстань, не посмотрю на возраст, последние зубы выбью.
Так и закончился тот разговор. Парень никому ничего не рассказал, но в паре с Семёнычем работать избегал.

Семёныч доковылял до моста через реку и стал смотреть в чёрную воду с изредка проплывавшими льдинами. Такой же черной представлялось ему будущее. Жизнь потеряла смысл. Он копался в глубинах своей души, в тайниках, куда не допускал никого, ни жену, ни детей, ни даже друга. Везде была пустота и запустенье.

В тринадцать он впервые поцеловал девчонку, свою первую любовь; его губы навсегда запомнили нежный бархат её щечки и прядку волос, попавшую под его поцелуй.

В девятнадцать едва не женился на молодой вдовушке. Тогда впервые познав женщину, он всегда замирал перед поцелуем, глядя на маленький жировичок, на веке любимой. Это было так пикантно, что он мог глядеть на него часами.

Он не смог вспомнить какую щечку он целовал, на каком глазу был тот жировичок.

Было много других забытых женщин. Семёныч их не помнил, но знал что они были. Проклятый мальчишка одним взмахом своих длинных ресниц стер всю память души и поставил упрямого, несгибаемого мужика на колени. Было, конечно, сладкое, давно забытое, чувство влюблённости, но этого слишком мало для зрелого человека. Если бы парень хотя бы посочувствовал, Семёныч продержался бы и может, справился со своими чувствами. Открыться ещё кому-то и стать посмешищем на старости лет? Можно было начать сначала и добиваться своего, возможно сломав жизнь парню. Нет, это невыносимо, всё же Семёныч действительно любил его.
 
Ни намёка, ни сочувствия, ни хотя бы понимания. Будущего небыло. Жизнь стала ненавистна.

- Жестокие боги, теперь я понимаю «голубых», но что мне делать с этой любовью?

- Прощай любимый, - Семёныч перевалился через перила и полетел в далёкую и манящую воду. Он вспомнил, что утопающий успевает сойти с ума от бессилия, когда легкие делают непроизвольный вдох, сердце бешено качает пустую кровь, а мозг продолжает работать, но ему это было безразлично.

Льдина, вынырнув из-под моста, милостиво оборвала его жизнь.