Жизнь, как Жизнь гл. 25 - Доехать просто...

            Ночью Шуре снились кошмары. Она знала одно, что шизофреником или "шизиком" в деревне, куда родители отправили её в то лето перед разводом, называли Якова - деревенского дурачка. Яков не признавал никакой обуви, кроме солдатских сапог. В них он ходил зимой, но лишь таял снег, наряд его был постоянен: босые ноги и полотняная, в прошлом голубая, но от частой стирки ставшая почти белой, рубашка поверх свободных спортивных штанов, закатанных до колена. Яков был со всеми очень вежлив и предупредителен: здоровался с каждым столько раз, сколько тот встречался на его пути, и любому встречному непременно вызывался помочь нести всё, что, по его мнению, казалось тяжелым, будь то сумка с продуктами, ведро с водой или охапка дров... И на привычные просьбы односельчан рассказать о домовом, живущем в его доме, или русалке, подарившей ему ракушку, которую он, привязанную ко льняному шнурочку вместе с алюминиевым крестиком, не снимая, носил на шее, всегда отвечал охотно и очень подробно. Над ним беззлобно подшучивали взрослые и, как с ровесником, играли дети. Общение с ним оставляло ощущение уверенности в себе, а собственные неприятности, если таковые имелись, отходили на второй план и начинали казаться не такими уж существенными. И восьмилетняя Сашенька не ошибалась, когда пришла к выводу, что односельчане по-своему любили Якова, этого безобидного парня лет двадцати, добродушного, улыбчивого и... чересчур доверчивого. Она - эта безграничная доверчивость ко всем без исключения людям, однажды чуть не стоила ему жизни...
            За завтраком Шура сама пошла на кухню:
            - Дядя Миша, а в какую больницу Павлика положили? Я к нему съездить хочу...
            - Съездить надо обязательно... Знаю я, как в больнице лежать тошно... Только и ждёшь целый день, когда к тебе кто-нибудь придет... Только в какую больницу братишку твоего положили, ты уж лучше у фельдшера спроси... Она знает... Она вместе с твоей матерью его в город отвозила... - охотно отозвался высокий худощавый мужчина лет сорока, который, несмотря на белый халат и высокий поварской чепец, больше походил на учителя физкультуры, чем на повара. Он на минуту задумался, оставив без внимания одноглазую камбалу, подпрыгивающую на огромной горячей сковородке, и Шуре показалось, что в этот момент он вспомнил своих детей - троих проворных быстроглазых девчат-погодок, пребывающих, как и она, в том же неспокойном подростковом возрасте...
            После уроков, рискуя остаться без обеда, Шура без пальто и с непокрытой головой мчалась между высокими сугробами по узкой снежной тропке к медизолятору - вечно пустующему (из-за отсутствия пациентов) небольшому деревянному домику, где находился кабинет школьного фельдшера.
            - Сашенька!.. Что же ты раздетая?.. Здесь поселиться хочешь?.. А ну, проходи скорей... Садись сюда... - подвинув тяжелый белый табурет вплотную к горячей стенке кирпичной печи, нарочито строго говорила плотная молодая румяная женщина надевая белый халат поверх малинового шерстяного костюма.
            - Не волнуйтесь, Алла Викторовна, я не заболею - закалённая... - улыбнулась Шура, продолжая стоять у двери.
            - Это хорошо, что ты пришла... Садись, садись... - настаивала хозяйка кабинета. - Я как раз с тобой поговорить собиралась... Ты знаешь, брата твоего в больницу положили...
            - Я знаю, мне дядя Миша сказал, - нетерпеливо перебила Шура.
            - Так вот, мама твоя просила, чтобы ты его навещала... Сама то она из-за командировок не сможет к нему приезжать...
            - Я сама к нему завтра же поехать собиралась, только вот не знаю, где он лежит... - снова перебила Шура.
            - Завтра не получится... До воскресенья потерпеть придётся, по утрам посетителей туда только по выходным пускают... Да еще... "детям младше четырнадцати лет вход запрещен..." - не обращая внимания на нетерпение юной собеседницы, продолжала Алла Викторовна. - А тебе четырнадцать только под новый год исполнится?..
            Шура молча кивнула.
            - С директором я уже говорила... У завхоза узнай, какие там у него на складе продукты есть... Пусть выпишет тебе для Павлика граммов по двести маслица, сыра, конфет, яблоки, вафли, что там будет... А директор тебе подпишет... и справку, что тебе четырнадцать, тоже даст...
            - Спасибо, Алла Викторовна. Только скажите всё же, в какой больнице он лежит и как туда доехать?..
            - Доехать просто... Как в город приедешь, тут конечная остановка. Вот ты и садись на троллейбус, что по первому маршруту идёт. Ни каких тебе пересадок, остановка так и называется "областная больница".
                ...
            Воскресное утро морозное и солнечное. Шура не стала дожидаться завтрака. Дорога до города ей известна. На каникулы и после них Шуре по этой дороге уже не раз случалось отправляться одной. Мама, как обычно, была занята, и забрать Шуру из интерната или отвезти назад, у неё не было времени, вот Гулявцевой (в качестве исключения) и разрешали проделывать этот путь самостоятельно.
            - Подумаешь, - думала она, направляясь, как всегда, чуть ли не вприпрыжку, по припорошенной свежим снегом просёлочной дороге по направлению к поселку, через который по бетонной автомагистрали к городу и обратно проходят все рейсовые автобусы, - разочек не поем, не умру, зато с Павликом подольше побыть можно будет.
            Через сорок минут, прячась от пронизывающего ветра, она уже стояла вместе с другими пассажирами под козырьком автобусной остановки и нетерпеливо смотрела вдоль дороги, пытаясь издали угадать в движущихся автомобилях свой автобус. Мимо, не останавливаясь, пролетали большие комфортные междугородние "экспрессы".
            Но вот из-за поворота показался небольшой старенький синий автобус. Ожидающие стали поднимать с земли свои тяжёлые сумки и тесниться у обочины дороги. Со скрипом и шипением машина остановилась перед нетерпеливой толпой, чуть наклонившись в сторону ожидавших. С сумками и авоськами из обеих дверей с трудом вываливались на улицу прибывшие пассажиры. Автобус пыхтел, покачивался и недовольно поскрипывал... Казалось, он вот-вот совсем завалится набок. Желающие уехать путались под ногами у выходящих, оттесняя и заталкивая их назад в салон...
            - Осторожно... Двери закрываются... - услышала Шура голос водителя с усилием пробивающийся через шум и треск микрофона. Дверь с железным лязгом захлопнулась перед самым её носом, защемив кончик подола пальто щупленькой старушки, которой девочка помогла взобраться на высокую ступеньку.
            На остановке остались двое: Шура и паренёк лет двадцати, который старался пропустить в автобус впереди себя Шуру...
            - Ну, что, курносая, будем голосовать? - весело взглянул он на вконец растерявшуюся девчушку и, не дожидаясь ответа, сделал пару шагов навстречу мчащемуся грузовику, подняв чуть согнутую в локте правую руку.
            Машина резко затормозила.
            - Только одного... - придерживая рукой открытую дверь, предупредил чернявый пожилой шофер, и Шура, не успев опомниться, вмиг оказалась рядом с ним в кабинке. Дверца снаружи захлопнулась, а за ней внизу стоял и прощально махал рукой веселый паренёк.
            - Брат? - коротко спросил шофер.
            Шура отрицательно покачала головой.
            - Поня-я-тно... Значит, парень...
            Шура молча кивнула, подумав про себя: "Конечно же, не девушка..."
            - Я по кольцевой еду... Тебе куда? - снова спросил шофёр свою молчаливую попутчицу.
            - На конечной остановите, пожалуйста... Дальше мне на троллейбусе надо ехать... - придя, наконец, в себя ответила Шура.