Мертвая вода. Стихия 4. Из серии Четыре стихии
Aqua defunctus.*
Однажды человек захотел умереть. Все, из чего состояла его жизнь, стало для него искусственно обесцвеченным, выдохнувшимся, пересохшим. Даже растительность вокруг пещеры теперь казалась ему какой-то испорченной, загнивающей, как и этот горький стебель травы во рту. И человек никак не мог избавиться от этого ощущения, от привкуса бессмысленности, - ночи напролет он лежал на голой земле и смотрел на небо, гадая по звездам, как суждено ему умереть, но ни один из способов человеку не нравился. В его племени убиение себя самого являлось верхом позора и трусости, считалось, что такие люди не достойны ни земли, по которой ходят, ни огня и волшебного тепла его пламени, ни воздуха, которым дышат, ни воды, которую пьют. Тех, кто протыкал себя штыком копья или прыгал с обрыва, называли потерявшими лица, потому что, когда они умирали, их изображения стирали острым камнем со стен пещер, и на месте лица оставались лишь мутные разводы. Человек не мог позволить себе потерять лицо, он мечтал, чтобы после смерти его образ был увековечен на стенах пещеры, как первого человека, который убил себя, при этом не потеряв лица. Он не мог понять, почему это так важно, ведь он все равно решил умереть, и все же, нечто внутри него требовало, чтобы он нашел выход из этого лабиринта позорного самоубийцы. И тогда человек вспомнил, как шаман племени рассказывал, что вода является основой всего сущего на земле. Шаман, который по слухам однажды выпил море, и по этой причине считался самым мудрым в племени, - говорил, что тело человека практически полностью состоит из влаги, и без воды ни один человек не сможет прожить больше трех дней. По его словам, никто не способен вытерпеть нескончаемую жажду, потому что все твое существо станет требовать питья, - вода начнет испаряться изнутри человека, и тот будет разговаривать сам с собой и видеть то, чего не существует. И человек принял решение: он собрался опровергнуть шамана, выпившего море, он хотел отказаться от воды и умереть от жажды по собственной воле. Он решил одержать победу над самой природой человека, и ради этого герой готов был пожертвовать жизнью, которая ему и так совсем не нужна.
Человек выплюнул горький стебель травы, который жевал на протяжении мучительных раздумий о том, как покончить с собой, и тут же почувствовал непреодолимое желание прополоскать рот водой, чтобы избавиться от мерзкого привкуса природы во рту, от гниющих размышлений о человеческом существовании. Он уже подумывал о том, чтобы в последний раз напиться всласть, перед тем, как окончательно отречься от холодной, вкусной, целебной воды.
- Ведь если я сейчас изопью из источника, бьющего прямо из недр земли передо мной, исключительно ради того чтобы оставить внутри себя память о воде, от которой я отказываюсь, о жизни, которую хочу уничтожить, - это ведь не будет моментом слабости, это ведь не будет шагом назад, учитывая, что я еще даже не успел вступить на этот путь к смерти.
- Нет. Вода, скользкая тварь, я не позволю тебе подчинить меня, прошло всего несколько часов с момента последнего приема внутрь этого мокрого наркотика, с момента последнего заплыва в этой реке, блаженной реке под названием «сатори»*. Я не подчинюсь секундной слабости, ведь я же хочу умереть.
- Я хочу умереть. Я должен бежать прочь от этого источника. Я должен избавиться от соблазна, так как знаю, что наступит минута, когда не смогу справиться с искушением влаги.
И человек помчался прочь от воды, как от смерти, хотя, на самом деле, бежал он от возможности остаться в живых. Он несся по берегу реки, по границе между жизнью и смертью. В воде мерцало его расплывчатое отражение в лунном свете, ведь за время его путешествия солнце уже взошло, но картина на воде двигалась как будто в ином времени, и, если смотреть на отражение, то, казалось, что человек не бежит, а ползет, - такую власть имела вода над человеком. Но наивный герой не сдавался, и хотя в горле пересохло, тело взмокло и извергало последнюю влагу из организма, он продолжал бежать, пытаясь таким образом ускорить процесс уничтожения воды внутри себя. И когда прошел день с того момента, как человек в последний раз пил воду, он упал на землю и уснул от усталости. И проспал еще пол суток, тем самым кончину при помощи сна, как делает каждый из нас ежедневно. Проснувшись, он начал задыхаться, настолько пересохла его гортань. Но река была уже далеко позади, и ему стало легче, так как искушение теперь было не таким доступным. Чтобы избавиться от сухости во рту, человек принялся полоскать щеки слюной и сплевывать ее, и с каждым плевком он ощущал, как приближается кончина. Он плевался и плевался. А потом встал и пошел дальше, и, хотя ноги уже не слушались его, человек продолжал идти. Чтобы как-то отвлечься от сводящей скулы жажды, он вновь завел разговор с самим собой:
- И что теперь? Обратной дороги уже нет? Но если прямо сейчас пойти обратно, то понадобится меньше дня, чтобы добраться до той благословенной реки. Давай, поверни вспять, откажись от своего решения. Неужели ты думаешь, что остальному племени и вправду есть дело до того, как ты умрешь?
- Я делаю это для себя, а не для них. Я смогу умереть, что бы ты мне не нашептывал в ухо. Я шаман, отказавшийся выпить море, я лучше умру от жажды, я лучше умру в пустыне.
- Собственно, туда мы и направляемся, глупый человек. Вот уже сухой горячий песок под твоими ногами. Еще не поздно вернуться обратно, еще не поздно сдаться, еще не поздно, еще не поздно. Какая разница, будучи каким шаманом умирать, выпившим море или отказавшимся пить море?
- Важно быть шаманом, а не простым человеком.
С этими словами человек вступил в пустыню. Прошло уже более двух суток с момента, как его губы в последний раз ощущали прикосновение жизни, - они обтрескались и вспухли, как и вся кожа на теле. Человек стал похож на покрытого язвами урода, а солнце пустыни усиливало его боль, сдирая омертвевшую кожу с покрытого ранами тела, но воды не было поблизости, и поэтому человек не мог увидеть свое отражение, и, возможно, от этого ему становилось легче. Человек брел по пустыне, в которой не было ничего живого, повсюду - лишь песок, раскаленные камни и кости животных, умерших в поисках воды. А он шел прочь от источника жизни, в поисках смерти. Игуана пробежала мимо, мимоходом взглянув на него своими покрасневшими слепыми глазами. Она бежала, не разбирая дороги, слепая и несчастная.
- Куда бежит эта игуана?
- Туда же, куда и ты, но по другой дороге, глупый, умирающий человек.
- Это игуана дойдет до своей реки?
- Она свернет у самого конца, не поверив своему счастью.
- Кто эта игуана?
- Это ты сам.
- Я умираю?
- Ты уже мертв. Осталось всего несколько шагов.
Человек уже больше не мог идти. Каждый шаг давался с великим трудом, как будто на его спине лежал огромный камень, как будто он лез в гору, чтобы научиться летать, как будто он сжигал самого себя, чтобы сжечь самого себя. Герой твердил засохшими склеившимися губами непонятные слова «shaman, shaman, shaman, shaman, shaman», «maleficus, maleficus, chaldaeus, chaldaeus, daemonicola, daemonicola, daemonicola»*. И тут он увидел море прямо посреди пустыни. Великое, прекрасное, голубое море, расположившееся между песочных холмов. Ничего прекрасней он никогда не видел. Третий день его обета уже закончился – и шаман нырнул в это море и стал пить воду. Он пил воду, заполняя желудок и легкие влагой, пока его живот не раздулся, а вместо крови по венам не потекла прозрачная, чистая вода. Он пил ее, пока не осушил море. И тогда он перестал двигаться. А спустя несколько дней, слепая игуана, бредущая по пустыне, наткнулась на его труп. Она подползла к его рту в надежде слизнуть несколько капель с его губ, но на губах человека был только песок. И тогда игуана умерла.
1. Aqua defunctus* - мертвая вода.
2. «сатори»* - (япон. пробуждение, озарение, просветление) — в буддизме дзен — высшая цель религиозной практики и самопостижения, предполагающая обретение нового видения мира и полной гармонии с ним.
3. maleficus* - преступник, чародей, колдун.
4. сhaldaeus* - маг, звездочёт.
5. daemonicola* - почитатель демонов, т. е. язычник.
Декабрь 2008.
Взято из книги Не.
Свидетельство о публикации №210032100200