Пуха повесть-киносценарий

                ГЛАВА 1

Капитан артвзвода Болдырев поднял усталые воспаленные глаза от карты и, не мигая,  воззрился на нелепую фигуру, стоящую  перед его столом в  офицерской палатке, по случаю военного времени служившую и штабом, и наблюдательным пунктом и офицерской столовой одновременно.
 - Ну? - он с досадой посмотрел на бойца, стоящего по стойке "смирно" - И что прикажешь с тобой делать? Куда тебя ставить?
Из строевой роты тебя вышибли, из матчасти тебя выставили,в медчасти ты находиться не можешь - все позаблевал вокруг, а ротный из хозвзвода до сих пор крестится, когда тебя вспоминает. Может, тебя в оперативную группу определить, что б тебя, дурака, там скорее прибили, вот и проблем не будет! Водовозом тебя сделали, и то ты умудрился нас с мирными "чехами" поссорить. Это же надо такое ляпнуть - "...мы вас,мусульмане замусоленные, все равно отсюда выбьем, это наша земля!"
 - Где вы их видели,"мирных" чехов? - тихо, себе под нос, пробурчал боец. Но капитан услышал и от этих слов пришел в ярость.
 - Рот закрой, Карпухин! - заорал он - Ты кто такой? Председатель Совмина? Командующий? Твое дело телячье, "обосрался - стой молчи, жди пока  подмоют". Вот еще - Че Геварра выискался! Все! Свободен! Кругом! Марш!
Строевым шагом рядовой Александр Карпухин вышел из палатки, щурясь от яркого солнечного света.
 - Ну чего, Пуха"? Влетело? - одними губами участливо спросил Серега Бунеев, боец спецроты и друг Саши, сегодня стоявший в карауле у входа в палатку.
Сашка молча безнадежно махнул рукой, как бы говоря - "Мое дело - табак!" и направился в сторону каптерки, которая за время войны здесь, в Чечне, стала своеобразным солдатским клубом. Сюда к вечеру стекался весь рядовой состав, те, кто был свободен сегодня от нарядов и караула.
К своим 28 годам рядовой Саша Карпухин уже закончил филфак, успел жениться, полтора месяца носил гордое звание женатого человека, больше не выдержал и сбежал добровольцем в Чечню, по контракту. На данный момент в его кармане звенело 48 копеек мелочью, он был относительно доволен собой и  особо не задумывался о будущем, если не считать неприятностей, что навалились на него в самом начале службы и не отпускали его до сих пор.
Когда он вошел в каптерку, спор между бойцами, собравшимися там, нешуточно завел их. И они, не стесняясь в выражениях (которые мы, естественно, опускаем) продолжали свой спор.
 - Ну, ты загнул, Серый! - ответил куда-то в темноту комнаты старший ефрейтор Никодимов, туда, где сидел споривший с ним апонент,Серега Голубев - Советский Союз тебе подавай! Тоскливо стало? По плетке соскучился? Так вот, москвач гребанный, что я тебе отвечу - твоя Москва-это еще не вся Россия! Понял!? А вот я, как миллионы мне подобных, еще помню пустые прилавки во всех магазинах, помню, как унижался и юлил перед каким-то слюнявым ханыгой из райкома партии, когда моей дочке нужны были дефицитные лекарства, зато на стене моего дома 20 лет висел огромный плакат - "Все во имя человека! Все для блага человека! Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!"
 Может,  они уже и жили при коммунизме,  - ...в пределах трехкомнатной персональной квартирки, зато вся остальная страна жила по самые ноздри в дерьме.
  Зато сейчас - скопил денег - и никто тебе не указ! Ни дядя Йося, ни Никита, ни даже сам Владимир Кузьмич Ленин, не к обеду будь сказано!
( он намеренно, в знак презрения, извратил известное отчество нелюбимого вождя)
Понятно дело, если ты урод моральный или извращенец по-природе своей - продолжил он - ясный перец, ты и будешь лизать зад у "папаши Зю", пока язык не станет коричневым. А вот я не желаю ничей зад лизать. Я и сюда-то по контракту пошел, чтоб детям своим здоровьем и кровью денег на квартиру заработать, потому, как сейчас все просто стало: есть бабки - живешь!, а не умеешь или не хочешь зарабатывать - копайся в мусорных баках, ищи себе пропитание. А ты меня, щенок, насчет коммунистов вздумал просвещать! Ты сам -то хоть одного  живого коммуниста видел? Изобилие он тут мне посулил! Знаем мы это изобилие! По горло сыты!
Помню, как нас на заводе в конце каждого месяца всех работяг  выстраивал бригадир, и разыгрывал между нами лотерею - кому пачку макарон, кому десяток яиц, кому банку мясных консервов. Жили, как в сказке - чем дальше, тем страшней.
Кругом одна брехня про светлое будущее, да соцсоревнования, да голые прилавки!
Ты думаешь, почему  это вся страна прокачумала, когда в 91-м скидывали власть красножопых? Пояснить?
-Да всей России за 70 лет эти коммуняки с их лизоблюдами - во как надоели!
И он красноречиво полоснул большим пальцем поперек горла.
 - Это у вас в Москве - продолжил горячиться он - Пошумели, постреляли, на баррикадки лазили! А в это время вся страна молилась об одном - "...скорее бы эту краснопузую рвань скинули!"
 - Вот и правильно! Надо голосовать за Жириновского! - вставил Упырь, шкрябавший ложкой по дну котелка.
Все в каптерке минуту молчали, обдумывая вновь поступившее предложение Упыря. Упырем его прозвали не за вампирские повадки, а за форму ушей - огромных и лопоухих, что твои пельмени. Числился он при штабе картографом и за периметр части выходил редко - все боялся, что именно за ним охотятся злые чеченцы. В части его недолюбливали за его постоянные "яканье" и гонор.
 - Эт какой Жириновский? Уж не тот-ли, что собирался свои грязные сапожки в Персидском заливе мыть? До залива он, может и дойдет, твой Жириновский, вот сколько он таких дураков, как ты, по дороге положит - вот в чем вопрос? - вдруг неожиданно заговорил усатый Евгений Евгеньевич Иванов, старшина роты разведки, мужик бывалый и уважаемый - Знаете, я в какой-то  мудреной книжке вычитал - "...Если б в войнах принимали участие  именно те, кто их затевает, то никаких войн на земле не было бы и в помине!"
 -Это Хемингуэй сказал - из своего угла подал голос Пуха.
 - Не знаю, может и этот... как ты сказал, но только мысль верная! - задумчиво продолжил Евгений Евгеньевич - Во-всяком случае я так решил - домотаю последние недели до конца контракта, получу деньги - и гори оно все синим пламенем! Навоевался! А уж когда я по телевизору увидел, как этот пьяный дурак, что нас сюда послал, военным оркестром в Германии дирижирует - не стало у меня веры, плюнул я на все, не хочу я в этом участвовать! 
-Нет, а если ты сюда не по контракту, а из патриотических соображений пошел? Тогда как? Вот не люблю я "черных"-и шабаш! Не желаю я, чтоб их загорелые задницы ползали по моей земле! Это что же получается? Всех русских они здесь повырезали или выдавили, а посмотрите на наши рынки? Плюнь-попадешь в "черного!" - взвился вдруг худой хлыстообразный "Гога", хотя на самом деле его звали Игорем - И почему вдруг одна какая-то  нация должна доминировать над всеми?
 Почему нет "мордовского вопроса", нет "чувашского" или  "тувинского вопроса"? Тогда откуда взялся "чеченский вопрос"? Да у нас в России больше 100 наций - и ничего, копошатся на своих территориях, живут дружно с соседями, и Слава Богу! Земля эта наша, российская. Если вам, чеченцам, что-то не нравится - всеми дружно переваливайте через Большой Кавказский хребет и валите  на свою историческую родину, откуда вы и пришли на Российскую землю. И не было- бы никакого конфликта, и все были-бы довольны.
 - Да  нет, братан. Если бы все было бы так просто остановить! - встрял в разговор седой прапор -  А ты знаешь, какие миллиарды на эту войну отпускаются? Ведаешь ли ты, какие  деньжищи  на этой бойне отмываются? Почему ПЗРК и новенькие "калаши", что сегодня приходят к нам, завтра появляются у "духов"? Нет, братцы! Война эта искусственно кем-то раздувается. И не здесь, на Кавказе, а далеко - в Москве.  Теми раздувается, кто безмерные бабки на этом гребет. А уж что-что, а предателей на этой земле всегда хватало!
В дверь каптерки вдруг просунулась голова вестового Севки и пропищала:
 - Рядовой Карпухин! Срочно к командиру части!
Пуха сорвался с места и, не дослушав спор до конца, бегом выскочил из каптерки и понесся в сторону  штабной палатки.
 - Рядовой Карпухин! Заставляете себя ждать! - было первое, что по традиции услыхал Пуха - Вот. Получите и распишитесь. Тут все - и сопроводительные документы, и деньги на дорогу, и твоя командировочная, и все остальное.
 - Куда? - оторопело спросил Пуха, который совсем не ждал, что так скоро решатся его дела. Он машинально подписал все бумаги, все еще с надеждой поглядывая на командира.
 - Поедешь в Магнитогорск, будешь сопровождать "груз-200".
Задача ясна? Отъезжаете сегодня же вечером, как только саперы проверят дорогу. Вопросы?
 - А почему я? - сдавленным голосом попробовал сопротивляться Пуха.
  - Так! Вопрос не существенный. Выполняйте! На сборы - полчаса. Свободен!
Раздавленный прозвучавшим приказом, Сашка Карпухин медленно вышел из палатки и направился в сторону казарм - собираться.
Армейский грузовой "газон" уже стоял у ворот части, в кузове машины  возвышался погруженный деревянный ящик, внутри которого находился он, запаянный цинковый гроб с останками.
Сашка краем уха слышал, что ему поручено сопровождать тело Генки Заречного, но вспомнить сейчас, каким этот Генка был при жизни, хоть убей, не мог. В мозгу всплывали какие-то лица, фигуры, из которых он никак не мог выделить что-нибудь конкретное. Оно и понятно - в их артдивизионы было полторы тысячи бойцов, всех не упомнишь.
Уже сидя в кабине, Пуха увидел, как к кабине подошел капитан Болдырев и, когда все провожающие отошли от кабины по своим делам, открыл дверцу  и каким-то извиняющимся тоном сказал на прощанье:
- Саша. Ты, если сможешь, мать там успокой... Не успел он до окопа добежать, секунды не хватило.
И вдруг вытер сухой и жесткой ладонью, почерневшей от пороховых зарядов, слезу, которая предательски пробежала по лицу. И уже через секунду привычным, нарочито грубым голосом и строго сдвинув брови, отдавал последний приказ водителю их "ГАЗ"а.
Когда машина тронулась, Сашка неожиданно  как-то по-новому увидел лицо их командира, который целый год распекал его за нерадивость, а теперь все стоявшего на обочине дороги - простое мужицкое лицо с пятном ожога под левым глазом, грустно смотревшее им вслед.


                ГЛАВА 2

     - Жвачку будешь?
Водитель армейского «газона» Славка, вцепившись одной рукой в руль и стараясь удержать машину в колее, другую руку с зажатой жвачкой, протягивал Пухе.
Славка был малый добрый и компанейский, но у него был один существенный недостаток – в пути он мог болтать языком без умолку 5-6 часов кряду, мало болтать – он еще задавал по ходу кучу бесполезных и глупых вопросов, на которые приходилось отвечать. Обычно, люди, изнасилованные его постоянными вопросами, сначала односложно отвечали «да» или «нет», но обычно через полтора часа пассажир «взрывался» и, озлобленный и осатанелый, замолкал.  А Славка, подивившись такой несдержанности, продолжал трещать в полном одиночестве.
Вот и сейчас, Славка трепался без умолку, а Пуха вежливо отмалчивался, делая вид, что очень увлечен процессом пережевывания жвачки и никак не может отвечать на вопросы, которые то и дело задавал нечуткий рассказчик Славка. Жвачка давно уже потеряла вкус, но Сашка Карпухин боялся выплюнуть ее, так как тогда бы пришлось общаться со Славкой, а это сейчас, в 2 часа ночи, было просто невыносимо.
Вот так, под однообразное завывание мотора, Сашка незаметно  задремал. А вскоре и вовсе провалился в сон.
Проснулся он от неожиданного толчка, после которого машина вдруг как-то странно взвыла и остановилась, уперевшись в горную насыпь.
От неожиданности он завертел головой, приходя в себя, и вопросительно посмотрел на шофера.
Славка с удивлением смотрел на него каким-то остекленелым взглядом, во лбу его, точнохонько по центру, зияло пулевое отверстие, а изо рта у него текла длинная струя алой крови.  Только сейчас Пуха понял, что он уже несколько секунд, как мертв – в стекле напротив Славки зияло пулевое отверстие, от которого весело, в разные стороны, разбегались трещинки.
Вокруг была тьма и полная тишина.
Со страху, все время ожидая второго выстрела, Пуха стремглав вылетел из кабины и забился в угол кузова, ожидая продолжения.
Он сидел между деревянным ящиком сопровождаемого груза и бортом кузова, прислушиваясь к малейшему шороху на дороге.
В это мгновение он увидел дуло автомата, направленное ему в грудь и тихую команду – «а ну, вылезай!"
 В предрассветных сумерках перед ним стоял чеченец высокого роста и с зеленой повязкой на голове. Первое, что бросилось Пухе в глаза – зарубки на прикладе автомата и  неожиданная татуировка русскими буквами на кисти правой руки чеченца – « Не забуду ВДВ!» 
 - Что в кузове? – неожиданно зло по-русски, спросил чеченец.
 - Груз… - уклончиво ответил Пуха.
Для себя Пуха решил -  «…будут бить – стерплю, только не показывать, что я напуган, тогда все – поунижают, поизмываются, а потом, как всех пленных – «…по законам военного времени»!
Чувствуя на себе пристальный подозрительный взгляд, Пуха медленно     обернулся – сзади стояли три силуэта, один явно женский, со снайперской винтовкой в руках. Все трое молча смотрели на него.
 - «Это она его…» - подумал Пуха, глядя, как тело Славки безвольно выпадало из кабины автомобиля на дорогу, когда один из чеченцев открыл ее.
 - «Эх, черт! А у меня срок контракта через неделю кончался! Вот не везет!» - думал про себя Пуха, все так же стоя с поднятыми руками посреди дороги.
А тем временем между «чехами» на дороге разгорался нешуточный спор.
Один из бандитов, примерно ровесник Пухи, что-то доказывал рослому, отчаянно жестикулируя, тыча пальцем в сторону пленного. В конце тирады он передернул затвор своего автомата и направил его ствол в сторону стоявшего неподвижно Пухи.
 - «Ну, блин! Кажись – все!» – подумал Пуха и почувствовал, что коленки его непроизвольно дрожат. Негнущимися пальцами он стал нащупывать нательный крест на груди – подарок бабушки.
Неожиданно рослый и грузный чеченец легким движением вырвал автомат из рук первого и зашвырнул его далеко в придорожные кусты.
 - Я здесь командир! – вдруг неожиданно по - русски заорал на напарника  крупный и направился в сторону Пухи.
 - Что стал!? Иди за мной, русский! – проходя мимо, скомандовал чеченец.
Он резко открыл дверь кабины, схватил Пуху за шиворот и, буквально, зашвырнул того в кабину автомобиля.
 - Твое счастье, что ты без оружия и мертвого везешь! – шипя, выдавил он и захлопнул дверцу.
Затем подозвал второго, что-то прошептал тому и размашистой походкой направился к кустам.
Второй чеченец, нехотя кряхтя, сел в кабину, завел мотор и «газон», как ни в чем не бывало, тронулся по горному серпантину. Обо всем происшедшем на дороге только напоминало отверстие в стекле водителя, да лужица крови под ногами.
Сам Сашка Карпухин еще ощущал дрожь в коленях, но и она прошла, когда он почувствовал, что его больше никто не собирается убивать и машина уже далеко от того злополучного места.
 - «А, все-таки, жизнь -  хорошая штука!» – думал про себя Пуха, переводя дух и  окончательно приходя в себя
 - Что, испугался, русский!? – вдруг неожиданно подал голос чеченец за рулем – Не бойся, ни один волос не упадет с головы  без воли Аллаха. Значит – сегодня не твой день!
 - «Еще как мой!» - подумал про себя Пуха, а вслух спросил – Чего это он?
 - Хазрет в Афгане служил, героем был, он настоящий джигит! У него свои понятия – глядя на дорогу, с гордостью поведал «чех» - Он с пленными не воюет.
Потом, немного подумав, добавил – Он их просто убивает!
 - А почему со мной так поступил? – не унимался и допытывался Пуха.
Чеченец молча пожал плечами. Мол – «…сам не пойму!»
Затем, немного помолчав, сказал удивленному Пухе:
 - Я бы тебя точно зарезал! Шайтан! Только знаю одно – если я пальцем тебя трону, тебе будет смерть. А если я приказ Хазрета не выполню – будет две смерти – и обе мои!
И преспокойно продолжал крутить баранку.
 - « Я бы с тобой тоже возиться бы не стал, мусульманин замусоленный!» - мстительно подумал Сашка Карпухин. По рассказам бывалых вояк Пуха знал, что никакого кодекса чести у «духов» не существует, для них убить или обмануть «неверного» – что тебе высморкаться, так что обстоятельства и причины того, что Пуха еще был жив, удивляли его и волновали.
 - Ну а ты-то, за что б меня убил? –  продолжал задавать вопросы настырный  Пуха.
 - Я родину защищаю! А такие как ты мой народ в Казахстан ссылали. Так что я за родину воюю – просто сообщил чеченец.
 - Э-э, нет, брат! Шалишь! Нету у тебя тут никакой родины!
Водитель удивленно поднял бровь
 - Мои отец, деды и прадеды на этой земле жили! Почему так говоришь?
 - Ты читать-то умеешь? – злорадно спросил Пуха – А что такое библиотека – знаешь? Так вот – возьми в этой самой библиотеке  энциклопедию на букву»ч», и ты увидишь, что деды твои и прадеды появились на этой земле только в 14 веке, а до этого  этой землей владели все, кому не лень – и скифы, и сарматы, и греки, и еще Бог знает кто!
 И вообще, эти земли носили название – «Великое поле» Всем места хватало! Почему это ты с бандой своих абреков решил, что эта земля ваша – не совсем понятно! Ты уж прости, дружок, но так исторически сложилось, что это земля российская, а вы – только гости на ней!
 - А что касается депортации твоего народа – тут ты с дружками своими немного промахнулись! В то время Россией правил ваш брат, грузин! Он вам и устроил прогулку в Казахстанские степи.  Вот  с грузин и спрашивай, что да как!
 - Так что, прежде чем за кинжал хвататься, неплохо бы в жизни пару книжек прочесть, так оно ловчей будет. А то вы только и умеете, что людьми торговать да русских девок и баб насиловать!
Абрек насупился и молча вел машину, всматриваясь в даль.
Молчал и Сашка, утомленный спором. Неожиданно машина притормозила и стала у обочины. Чеченец показал пальцем вдаль и сказал:
 - Все! Вон видишь – блокпост!? Там солдаты!
 - Наши?
 - Ваши, ваши! – зло сказал чеченец – Тут недалеко, сам дорулишь. А хочешь – жди! Патруль тебя подберет. В общем – я приказ выполнил, будь здоров, русский.
И направился в кусты на обочине дороги.
 - Командира – то твоего, как звать? – вдогонку крикнул миролюбиво Сашка – На кого Богу молиться?
 - Хазрет! Только ты своего Бога не беспокой. За него есть, кому аллаха просить!
И с этими словами пропал в зарослях  боярышника.


                Глава №3


 - Да не дергайся ты, служивый!  Куда ж он теперь денется-то?  Сиди, пей свой чай, без тебя  погрузят. Слава Богу, есть кому!
Захарыч, станционный смотритель, пододвинул видавший виды старый электрический  чайник поближе к гостю и стал хлопотать у холодильника.
  Пуха, пивший уже 6 стакан чаю, ошалел от такого гостеприимства.
Только к вечеру он добрался до станции, в телефон сообщил командиру части о своих злоключениях, выслушал его дальнейшие указания и вот сейчас приканчивал очередную порцию чая и все вскакивал к окну, посмотреть – как она идет, погрузка.
Грузчики, грузившие ящик с гробом, уважительно и, одновременно, сочувственно, поглядывали на него, как бы говоря: «Эх, паря, приготовься! С таким-то грузом…!»   
Когда Пуха вернулся в контору, Захарыч заканчивал оформлять бумаги.  – Ну, вот и все! – резюмировал он  - Пей чай, смотри телик, набирайся сил перед дальней дорогой, в общем – чувствуй себя как дома.
Саша Карпухин внимательно посмотрел в глаза старику.
 - Захарыч! А ведь ты чего то не договариваешь? Я угадал…?
Захарыч пожевал губами, отвел взгляд в сторону и ответил:
- Да нет, Сашок! Тут что-то другое….Как то -  не так….Словом, непонятно мне, старику, что это за война такая, прости Господи, чтоб такие пацаны, как ты да Генка твой, да на своей земле, должны головы свои ложить, да друзей своих по разным городам вот в таких вот контейнерах развозить?!
Глаза его заслезились, спина выпрямилась. Ожил старик…
 - В сорок третьем году  я тоже друга потерял, тоже ездил к его вдове в Курган. Но тогда понятно, -  мы за Родину свою гибли! Заметь - свою! А вот ты и тебе подобные – что вам в этой войне? Какой резон? Ты, вроде, парень-то не глупый, образованный, наверняка понимаешь, что и как. Или не понимаешь? Или вот за эту жирную морду, за сводки его поганые, жизнь отдавать хочешь?
В это время на экране телевизора появилась откормленная физиономия политического чиновника из администрации Президента и равнодушным голосом стала вещать о положении наших войск в районе Гудермеса.
Пуха со вздохом убрал громкость у телевизора, готовясь к трудному разговору.
 - Понимаешь, Захарыч! Тут много всяких вопросов и закавык, которые разом не объяснишь. А если еще проще – вот тебе мой ответ! Ты говоришь – «…мы за Родину гибли!»
 Так и мы за Родину воюем, только по -  другому. Разные у нас войны. Ведь и ты, простой русский мужик, врядли придешь в восторг, если в один прекрасный день в твой дом заявится бородатый дядя и начнет тебя, как щенка, строить и учить уму-разуму – это не делай, этому Богу не молись, по-русски не разговаривай, этой рукой ширинку не застегивай и тому подобное. А у дядя у этого – у самого всего два класса образования – пастух из соседней деревни!
Посмотришь ты на все эти радости, скинешь свою железнодорожную спецовочку, оденешь камуфляж-форму,  возьмешь в руки топорик, да и начнешь этих учителей непрошенных топориком сечь. То -то и оно – войны –то у нас разные, да только одну Родину приходиться защищать! Да еще эти мордатые «перевертыши» в правительстве, всякие Ковалевы с Новодворскими, жар чужими руками загребают, политический капитал себе строят, стараются. Им война в выгоду!
Вроде бы, слова-то правильные говорят, да все с чужого голоса, а отсеешь их словесную шелуху – а там одна ненависть к тебе, русскому, да к твоей Родине! А умирать –то на войне, оно, конечно, кому ж охота!
И потом – наши чукчи вон, сидят себе смирно, притулились к Абрамовичу, рыбку в северных морях ловют, да оленей на проволоку за рога цепляют. Те же евреи – играют на своих скрипочках, ни в какие дела не вмешиваются, у них своя жизнь, еврейская. Опять же – хохлы, белорусы, чуваши! Да мало ли у нас наций?! И никто воевать не собирается, люди делом заняты. И вдруг – поди ж ты, чеченам вдруг свободы захотелось! Халифат им подай!
 Если уж вам так приспичило свой халифат иметь – пожалуйста. Но только не здесь, не на земле, что вас, бродяг, приютила! Быстренько ищите себе свободные земли, называйте их своими Родинами, стройте там хоть халифат, хоть Вавилонскую башню, нам и дела нет! Вон, в Саудовской Аравии, там места много, куда не глянь – одни пески! Вот там, в песках, и демонстрируйте свою мусульманскую солидарность! Потому так и выходит, что  приходится нам пока головы свои класть, отстаивая свою Родину! Потому-то и война такая странная! А ты говоришь – «…не правильно!» Нет, брат-дядя, все тут правильно! «Где родился – там и сгодился!» Так-то вот!
Захарыч встал, в раздумье прошелся по комнате и заговорил:
 - Оно, конечно! Оно, может все и верно, что ты тут мне сейчас наговорил. Только уж больно ребят жалко. Таких, как Генка твой, царствие ему небесное!  Ты-то хоть приготовился, что матери его говорить будешь? Что сын ее погиб она, конечно, уже знает – это одно! А вот когда ты заявишься с контейнером, где ее Генка лежит – это совсем другое!
Пуха глубоко вздохнул, зачем-то поправил край скатерти, наконец выдавил:
 - Знать, судьба такая! Самому жутко делается, как представлю.


                Глава № 4

 - Георгий! – отрекомендовался широкоплечий мужик, входя в купе вагона и внося 2 громадных чемодана – Ну, что ж! Попутчиками будем! Звать тебя  как, служивый?
 - Пуха….То есть – Александр! – оговорился Пуха,  по – привычке называясь своей армейской  кличкой.
Как раз сегодня истек срок его контрактной службы и Саша Карпухин вполне спокойно мог сменить армейский  камуфляж  на цивильный костюм. Но он не делал этого по трем причинам: во –первых – денег было в обрез, не до костюмов; во-вторых - хотел явиться в родной город все-таки в армейской форме -  было в этом что-то от хвастовства, но Сашка ничего не мог с собой поделать; и в третьих – наличие формы снимало многие проблемы в пути, чем Саня откровенно пользовался.
   Через полчаса Пуха и его попутчик уже сидели потные, в одних майках,
и  квасили самогон, который Георгий припас на дорогу.
На очередной станции в купе вошел пожилой мужчина и занял полку сверху. 
Его тут-же пригласили составить компанию, на что мужчина сразу согласился. Веселье продолжилось.
…..А вот послушайте, какая история была со мной!
Мужчина опрокинул очередную рюмку, занюхал хлебной коркой и начал рассказ:
 - Давно это было! Вас, поди, и на свете – то еще не было.
Пожилой мужчина вытер потный подбородок и продолжил:
 - Мы тогда в Карпатах стояли, ловили и отстреливали всю эту шваль недобитую, бендеровцев и прочих их пособников. Муторно, конечно было – война-то уж давно кончилась, все бойцы разъехались по домам, а мы, как шакалы, по лесам и Карпатским сопкам бегаем, приказ командования выполняем.
Да, оно бы все ничего, только изголодались мы на этой работе просто до неприличия. Да и когда там жрать? Некогда, через каждые полчаса  - то тревога, то паспорта проверяем, то от кого-нибудь отстреливаемся. Если честно – я так до конца и не понял, кто там на кого охотился, скажу одно – настрелялся я так, что на две жизни хватит! А уж про голод – и говорить нечего! Наголодались!
Словом – за эти полгода отощал я – не выговоришь, в гроб краше кладут!
 А тут наш  комбат посылает меня с рапортом в  Ленинград – срочно поезжай, уточни карты, что-то там у наших картографов не совпадало.
Срочно запихали меня в самолет и вот -  через четыре часа я в Ленинграде!
Что там, как было, - я, братцы, уже не помню. Только помню, что в конце дня меня пригласили на вечеринку.
Прихожу. Мать честная! На столах – и перцовка, и балыки, и колбасы всех сортов, и даже салат с омарами – вот только я до него не добрался, не успел…
Старый солдат подкатил глаза и томно вздохнул.
 - Ничего с той вечеринки я не помню, помню – ел, ел, пил, закусывал, опять ел и снова ел. Короче, все гости «Рио-риту» отплясывают, а я один за столом сижу, оторваться не могу, ем – что твой  кобель Полкан на третьи сутки воздержания! Тут меня в пот ударило, наелся значит.  Думаю, надо это дело перекурить. Тут меня по-новой в пот бросило.
Весь мокрый выхожу на улицу, вернее – выползаю, закуриваю.
Стою это я, курю и думаю – «…сколько ж там жратвы еще непоеденной осталось? Неужели не осилю?»
И что ж я, сволочь, придумал.?
Сунул я два пальца в рот, из меня все и полезло. Через пять минут отдышался.
Ну, думаю – держись!
Возвращаюсь – и опять к столу. Снова ем – и на улицу, блевать. Я бы всю ночь так бегал, да вечеринка, Слава Богу,  кончилась.
Словом, ничегошеньки я не помню, как в свою часть вернулся, как довоевал, одно помню – как я в Ленинград летал и ту вечеринку, как наелся раз в жизни до отвала. Больше со мной такого уже не случалось – вот многое из сороковых забыл, а ту вечеринку до сих пор вспоминаю.
Вот такая вот история.
 - Ну, …а ты к чему  сейчас всю эту история нам рассказал? А…? – спросил уже славно захмелевший Георгий.
  - Да уж больно на тот случай похоже наше застолье. Да и чего греха таить – любит русский мужик всякую халяву, на «чужбинку» проехаться. Это уж к бабке не ходи!
 - Вот за это и выпьем! – предложил уже изрядно набравшийся Пуха, тут же упал лицом в подушку и мгновенно захрапел.


                Глава № 5


 - Здравия желаю, товарищ лейтенант! – отдавая честь, доложился Пуха – Рядовой Александр Карпухин, сопровождающий груз, в конечный пункт командировки прибыл!
В кабинете с кондиционером сидел Сашкин ровесник с прилизанной челкой и, до боли в глазах, ярконачищенных модных туфлях.
 - «А обувка-то не по Уставу! Такие «гавы» в военторге не купишь!...» - подумал Пуха, о первом, что бросилось ему в глаза, не опуская руки, отдающей честь.
 - Вольно, рядовой! – после некоторой паузы смилостивился молоденький лейтенант. Первое, что бросалось в глаза – ему доставляло удовольствие отдавать команды. Сразу было видно, что в этом звании он недавно.
 - Что за груз? – бравым голосом поинтересовался лейтенант.
 - «Груз – 200». Приказано доставить тело ефрейтора Заречного по месту призыва! – отчеканил Пуха.
 - Ах, этот… - лейтенант недовольно поморщился и в сердцах бросил на стол карандаш – Уже шестой за этот месяц. Тут с ними такие траты, такие хлопоты.
Лейтенант вскочил из-за стола и нервно прошелся по комнате. Потом взял какую-то папку со стола и стал недовольно читать, шевеля губами.
 - Весь бюджет на полгода вперед ! Они там, в столице, только и умеют, что в телевизор обещания давать, а я вот даже не могу пачку карандашей приобрести. Что ж мне им теперь – свою зарплату выплачивать!?
Им там хорошо в микрофон приказы приказывать, а тут крутись!
    Пуха, выслушивая всю эту тираду и глядя на недовольство лейтенанта, вдруг неожиданно, сам не зная, почему, вдруг вспомнил недавнюю фразу своего командира – «…твое дело телячье!»
 Его так и подмывало сказать что - нибудь эдакое, но он всячески сдерживал себя.
 - Тут третьего дня мамаша этого приходила, на счет памятника. – продолжил свои подсчеты лейтенант, слово «этого» как то неприятно резануло Пуху -  Договаривались, все просила помощи, а где я ей возьму, помощь эту? Самому прикажешь лопату в руки брать? Где я ей людей возьму? А транспорт? А землекопы? Все – я должен обеспечить?
 - Правильно, товарищ лейтенант, так их! Ишь, навалились! – вдруг неожиданно для самого себя, сказал Пуха – А вы будьте пооборотестей, завтра, как на работу идти, где – нибудь на свалке прихватите пару досочек, гвоздиком сбейте их -  крестик получится, ну, просто загляденье!
Зато дешево и сердито! И на карандаши еще останется!
    Тишина повисла в кабинете.
Онемевший лейтенант, с отвисшей от удивления челюстью, стоял посереди комнаты, удивленно рассматривая Пуху.
 - Вам кто право давал? Что за разговоры? – осипшим вдруг голосом, выдавил, приходящий в себя, лейтенант
 - Да мне и давать то ничего не надо. И еще одна просьба, товарищ лейтенант – спокойно продолжил Пуха - разговаривайте со мной на «вы», пожалуйста. И нечего так удивленно на меня смотреть. Вот, пожалуйста!
И с этими словами он протянул лейтенанту копию контракта, в котором прописано, что еще неделю назад  контракт этот, в виду истечения срока договора, теряет свою юридическую силу.
 - А напоследок, лейтенант, хочу у тебя спросить – у тебя мать-то есть?
В тишине кабинета раздались чеканные шаги уходящего бывшего рядового Карпухина.
  Выйдя на улицу, Сашка глубоко в грудь набрал свежего утреннего воздуха, как после нудной работы – и вдруг заплакал.
Размазывая неожиданные слезы по лицу, он еще долго сидел на скамейке у военкомата, потом успокоился, встал и зашагал к поджидавшей его машине с контейнером в кузове.
                КОНЕЦ.