Жизнь, как Жизнь гл. 27 - Танечка в подарочек

            - И теперь Павлик снова в этой больнице за семью замками, за крепкими дверями, за железными решетками... И мама говорит, что это хорошо... Кому хорошо?.. Павлику?.. Ей?.. Разумеется, потом ей уже никто не скажет, что твой сын в колонии сидел... Но не знаю, где может быть хуже!.. Где ещё так безнаказанно могут привязать человека к кровати или "в воспитательных целях" сделать "укольчик", лишающий всякого разума и воли?.. Ясно только одно: теперь Павлик на четыре года старше, и вряд ли ему нужны сейчас мои сказки... - размышляла Шура, беспокойно ворочаясь в своей постели. - А у Андрея сегодня день рождения... Меня ждать будут... - вместе с первым лучом нового дня пронзила Шурино сознание последняя мысль прошедших суток... Через секунду она крепко спала.
            Солнечный зайчик, робко коснувшись Шуриной щеки, перепрыгивал на стену и с завидным упорством вновь возвращался на порозовевшее во сне лицо девушки. Она зарылась лицом в подушку, но сна уже не было. Мысли, сначала вялые и неясные, потом отчетливые и назойливые, возвращали девушку к вчерашним событиям... Хрупкое, как льдинка, личное счастье и вязкая, как болото, семейная неприятность... Зыбкое спокойствие новогодней ночи и устойчивая неопределенность новогоднего дня - вот тебе и "день да ночь - сутки прочь...". Вот только, по иронии судьбы, ночь была яркой и светлой, а день оказался беспросветно чёрным...
            - Смеркается или светает?.. Вечер сейчас или утро?.. - пыталась угадать Шура, лёжа в своей постели наблюдая через оконное стекло за неспешной суетой серебристых снежинок на темно сером кусочке неба. - Я легла на рассвете... Но сколько же я спала?..
            Будильник, чуть слышно тикая на подоконнике, молча показывал три. Бабушка, словно на бессменной вахте, возилась на кухне. В комнате Клавдии Даниловны было тихо. На работу не идти... В школе каникулы... И все бы замечательно, если бы можно было вычеркнуть из памяти вчерашний день...
            Знакомый стук в окно. Шура взмыла с постели, просунула руки в рукава халата, сунула в тапочки босые ноги и, на ходу накидывая на плечи пальто, выскочила на улицу.
            - Шурик, ты ещё не одета!?.. Ты же обещала ко мне на день рождения придти!?.. Ты что, забыла!?.. - вместо обычного приветствия удивленно воскликнул Андрей, но замолчал на полуслове, увидев, как испуганно тревожно вздрогнули Шурины ресницы и виновато съежилась её фигурка.
            -Д-да... То есть, нет... - едва пролепетала девушка и юркнула назад в полуоткрытую дверь. Через секунду она появилась, держа у губ сложенные лодочкой ладони. - Не забыла... Это тебе... Поздравляю... - и раскрыв руки, протянула юноше пару пушистых мужских перчаток изумрудного цвета. - Смотри, как к твоему шарфику подходят.
            - Спасибо... - пробормотал Андрей. - Красивые... Только почему бы тебе их мне у нас дома не вручить?.. - спросил он, с тревогой заглядывая в Шурины глаза и согревая дыханием её ладони.
            - Ты извини меня, Андрюша... Не могу я сегодня к тебе пойти... Павлик заболел... Вчера в больницу положили... Мы все всю ночь не спали...
            - А что с ним? Я папе скажу... Его все врачи знают... Где он у вас лежит? Может, ему лекарства какие нужны?.. - взволнованно спрашивал Андрей, стараясь найти ответ во взгляде девушки, но та всё ниже и ниже опускала голову.
            - Нет, не надо ничего... И говорить никому не надо... Прошу тебя, ничего не надо... Маме это не понравится... А ты иди... Иди домой... Там уже, наверное, волнуются... А я, как смогу, сама к вам приеду... - торопливо говорила Шура, опасаясь новых вопросов Андрея и презирая себя за свои малодушные увертки. Больше всего на свете ей не хотелось бы что-либо скрывать от Андрея, но... Имеет ли она право по-своему распорядиться чужой тайной?.. Врачи не имеют... Это она знает точно... - Ты не волнуйся!.. Говорят, ничего страшного!.. Просто, время надо... Всё наладится... А ты иди... Скоро темно будет... Маме с папой и Танюшке привет передай... - и она, чуть коснувшись губами щеки юноши, исчезла за дверью, оставив его наедине с досадным чувством полнейшего бессилия.
                ...
             - Бабуль, что-то я Танечки своей не найду... - остановившись на пороге кухони, спросила Шура.
            Старушка вздрогнула от неожиданности и какое-то время смотрела на внучку отсутствующим взглядом:
            - Мать в коробку её давеча укладывала... Вроде, Анютке Полининой на Новый год подарить хотела...
            - Подарить? - переспросила Шура, отказываясь верить своим ушам.
            - Да... Говорит, неудобно в гости без подарка идти...
            - Как же так, бабулечка!? Ведь мне её АНДРЕЙ подарил!
            - Знаю, милая... Знаю... Только что поделаешь... Она хозяйка... - и старушка, сжав губы, низко наклонилась над кастрюлькой и стала чистить её с ещё большим усердием.
            Шура медленно развернулась и нетвёрдой пьяной походкой пошла в спальню. Она села на кровать у окна и, безвольно уронив руки на колени, тупо уставилась в противоположную стенку. Голова была пустая, чугунная...
            - Она хозяйка... Она хозяйка... Она хозяйка... - как ложкой по пустому котелку, стучали в висках бабушкины слова. - А я?.. Кто же я?.. Почему я не могу быть хозяйкой хотя бы своим вещам?.. В интернате, если кто без разрешения чужую вещь брал, так с ним потом целый месяц никто не разговаривал... Там это воровством называли...
            Шура резко встала и, с трудом сдерживая слёзы, решительно направилась в комнату, где, скрипнув кроватью, сладко потягивалась и широко зевала, пробудившаяся от сна Клавдия Даниловна.
            - Мама, это правда, что ты мою Танечку Анютке подарила? - проглатывая застрявший в горле шершавый комок, еле выговорила Шура.
            - Твою... Твою... Ишь ты какая!.. Твою!.. Да что здесь твое? Ты здесь сама не своя!.. Ты моя!.. Со всеми потрохами моя!.. Пойми ты это, наконец, своей головенкой!.. - звучно постукивая пальцем по своему лбу возле виска, всё громче и громче, почти переходя на крик, распалялась Клавдия Даниловна. - Я тебя родила!.. Я тебя растила!.. Я тебя кормлю!.. Ты в моём доме живешь!.. - загибала она на руке один палец за другим. - Тебе со мной в жизнь не рассчитаться!.. Ну, заплачь, заплачь еще!.. Ма-а-ленькая!.. В куклы бы ей только играть!..
            Дочь круто развернулась, метнулась в прихожую, сдёрнула с вешалки пальто, едва накинула на голову капюшон, и прямо в тапочках выскочив на улицу, рванулась через сугроб к дороге, где одна за другой мчались, ослепляя редких прохожих включенными фарами, "Москвичи" и "Волги", "газики" и "уазики", троллейбусы и автобусы...