Зарисовка к повести. Из школьных лет

Зарисовка вымышленная. Все имена и совпадения случайны.

Солнце стояло достаточно высоко, когда я, ученица школы-интерната для слабослышащих наконец-то поднялась с постели. Сегодня спешить не надо, поскольку нынче выпуск. Не настоящий, но все-таки выпуск из начальной школы что-то да стоит, а для нас настоящее событие. Четыре года назад я переступила порог этой школы. Когда родители потеряли надежду наконец-то восстановить слух, им порекомендовали отдать в хорошую школу, где таких детишек учат всему, в том числе речи и остальным предметам, и где в немногочисленных классах приходится едва ли не по педагогу на каждого ребенка. Однако странным было мое поступление. Во-первых, я, такая же первоклассница и новичок, как и все в нашем классе, чувствовала, что словно вступила в уже сложившийся коллектив, в котором я одна «новенькая», а во-вторых, странными мне показались сами дети, беспрерывно гримасничающие и машущие руками. Мне, воспитанной на традиционном слухо-зрительном восприятии речи и относительно позднооглохшей все это казалось по меньшей мере обезъяньичаньем. Да и учителя некоторые странные. Взять хотя бы то: зачем меня, умеющую говорить, заново учить говорить и произносить все звуки? Да еще и то, что сходило дома в этом плане, заслуживало многочисленных замечаний. Я не могла говорить бегло и свободно, потому что иначе не избежала бы замечаний по произношению, а между тем душа так и просила «свободной речи», когда не надо следить за каждым произнесенным звуком. За 4 года я, конечно, привыкла к некоторым странностям нашей школы, но все же так и не влилась по-настоящему в коллектив. К примеру, недавно наша Анна Ивановна сказала:
- Лара, садись между Настей и Нюрой. Они болтушки, а ты молчаливая. Может меньше болтать станут.
Мне было неловко о таком напоминании, но все-таки я возразила:
- Анна Ивановна, но это же не помешает им махать руками друг другу. Даже через меня.
- Ой, не завидуй ты этим болтушкам, - рассмеялась Анна Ивановна и поступила по-своему.
Нюра, вернее хорошенькая татарочка Нурья, которую на русский манер все называли Нюрой, была неисправимой сплетницей. И несмотря почти на полную потерю слуха умудрялась вникать во все и вся, а потом трезвонить о том чуть ни не на всю школу, вовлекая в свои сплетни даже старшеклассниц. Мне, тихой и замкнутой, оставалось только удивляться ее прыти. И теперь, накануне выпускного, Нюрка трещала руками и голосом о том, что ждет нас в 5 классе:
- Классной, это будет нашей главной учительницей, будет Тамара Леонидовна. Помните из того кабинета, откуда нас всегда гоняли? Во-во. Но говорят, что тетка мировая, просто ей класс достался противный.
Я села на свое место и открыла книгу. Все-таки класс ужасно утомляет. Особенно, когда в нем всего 10 человек, и все друг друга знают до самой подноготной, и не отказываются от коллективного давления. Нюра, казалось, была уязвлена отсутствием внимания хотя бы одного человека:
- А у тебя на фартуке пятно. И когда ты умудрилась?
- Ну и что?, - спокойно возразила я, - завтра выпуск, а в 5 классе все равно не наденем эту надоевшую форму.
На дворе стояло начало 1990-х годов, школьники еще донашивали форму советского образца, но она постепенно сходила на нет. Наша Анна Ивановна была требовательна к внешнему виду класса, и заставляла донашивать форму вплоть до выпуска. Но за последние полтора месяца наши черные фартуки износились, а новых уже не покупалось, поэтому мы донашивали белые фартуки. И за это время любимым развлечением девочек и некоторых бестактных мальчишек стало отыскивание следов неаккуратности у подруг. Нам или нашим матерям, кто домой ездил, приходилось фартуки застирывать чуть ли не каждый день, что стало причиной ненависти к форме. Особенно туго приходилось мне, так как по причудам портнихи и родителей, мой фартук закрывал практически все школьное платье, только разве что был без рукавов.
- А отчего ты не учишься говорить руками? Как же так – не слышишь и не понимаешь?, - Нюре явно хотелось о чем-то поговорить.
Я неопределенно пожала плечами. В самом деле, почему? Ведь даже в школе официальной была только речь голосом, а руками дети махали «под сурдинку» против всех правил, и учителя и воспитатели после безуспешной борьбы за прошлые годы, махнули руками и смотрели на то сквозь пальцев, если это общение, конечно, не касалось разговоров со взрослыми или на занятиях. Но в том-то и дело, что в таких случаях ребята вели себя чуть ли не образцово, что было не к чему придраться.
- А как же ты будешь жить потом?
- А что потом? Ведь из школы нас когда-нибудь выпустят все-таки в слышащее общество, так чего и замыкаться среди себе подобных? Надо же учиться его понимать.
- Скучно с тобой!
И Нюра пошла к другим собеседникам. Я о том ничуть не пожалела, хотя иногда завидовала Нюриной способности  вступать с кем угодно в разговоры. Сама я порой не знала, с кем и о чем вообще можно разговаривать. Даже если хочешь и поговорить, ничего умного в голову не приходит, так и отходишь ни с чем. Странное дело, умея говорить, я так и не научилась общаться.
Прозвенел последний для нас в младшей школе звонок, мы уселись за парты, стоящие полукругом, надели наушники. Улыбаясь в микрофон, Анна Ивановна спешила объявить результаты прошлой контрольной и последние наставления на следующий учебный год. Сперва она нас напугала, говоря, что в 5 классе учителей будет много, а каждому надо угодить, а потом все-таки стала нас поздравлять.

Полгода спустя

Заснуть было решительно трудно. В школьной спальне 12 девочек, и мало того, что свет горит, они еще и всякие фокусы-покусы вытворяют. То кувыркаются, то бегают, вроде бы и не слышишь ничего, а все чувствуешь. Ляжешь, закроешь глаза, а кровать трясется, как будто об нее без конца спотыкаются. Еще минуту назад я в спальне сидела за учебником, вроде бы и выделено нам время на приготовление домашних уроков, но вечно его не хватает.  Теперь и свет неизвестно когда погасят. Любопытно, но в прошлом году такой проблемы не было, мы считались маленькими и нам сразу же после отбой выключали свет. Конечно, девочки обычно не спали, но общались обычно немного незаметно. Некоторые умудрялись даже читать при свете улиыных фонарей, которые доходили до нашей спальной комнаты.