Сказка про вязаного слоника

     Маша сидела в большом кресле, уютно забравшись в него с ногами, и смотрела сквозь щель между прозрачными занавескам, как темный  вечер густо засыпают огромные хлопья снега.
     Вдруг она услышала тяжелое топанье на крыльце, соскочила с кресла, запуталась в тапочках, и кинулась в прихожую босая.
     Человек, которому Машенька так обрадовалась, был высокого роста, с широкой спиной, и оттого, в зимнем пальто казался очень большим. Он постоял немного перед парадной дверью высокого крыльца, топая, чтобы сбить густо налипший на обувь снег, под козырьком подъезда снял шапку-ушанку и отряхнул ею пальто.
     Маша от нетерпения прыгала в прихожей у двери и хлопала в ладоши. Вот  шаги почти у самой двери... Маша не стала ждать и распахнула дверь настежь.
     - Здравствуйте! - сказал он шутливым грозным басом, - Ты что же, Егоза, без тапок тут скачешь?! Вот я тебя сейчас!.. - и нахлобучил на Машу свою большую пушистую шапку, всю в блестящих мелких капельках, а после повесил ей на плечи шарф.
     - Мама где?
     - Мама работает, - ответила Маша, и на цыпочках побежала в комнату надевать тапочки.
     - Ну ладно, не будем ее отвлекать, пойдем ка, я тебе почитаю, а потом ты
сразу будешь ложиться, уже поздно. Договорились? – спросил он тоном, не терпящим возражений.
     - Договорились, договорились, только лучше расскажи мне что-нибудь, книжку я и сама почитаю! – ответила, не оборачиваясь, Маша. Лицо у нее было хитренькое и умильное.
     Она побежала в свою комнату, легла на не разобранную кроватку, укрылась
пушистым пледом, а ручки положила под щечку, ну просто паинька!

     За неплотно задернутыми занавесками кружились похожие на сказочные существа волшебные белые хлопья, фонарь разливал свой мягкий и теплый желтый свет, и от того казалось, что весь мир вокруг - сказка.
     - Что я тебе в прошлый раз рассказывал?
     - Нет, расскажи мне про то, как ты был маленьким.
     - Маленьким, говоришь? Да... что бы тебе такое... Ага, а что если я расскажу тебе то, что рассказывал мне мой дедушка? Он был капитаном.
     - А каким он был капитаном, военным или морским?   
     - Он был самым настоящим морским капитаном. Большой-большой...
     - Да это просто ты был еще маленький!
     - Ну уж! Он был с усами, важный такой, и очень добрый, и веселый, и очень любил играть со мной по секрету в ребячьи игры, в солдатиков и в железную дорогу.
     - А что он тебе рассказывал, про китов, или про пингвинов на айсбергах?
     - А ты вот послушай, что он мне рассказывал.

     Идем мы однажды через двор, там раньше росли два огромных старых тополя.
Мне всегда казалось, что я прохожу не между деревьями, а в какие-то волшебные
ворота. И всегда ждал, что за ними обязательно должны происходить чудесные
вещи. Прошли мы с дедушкой в эти ворота, вдруг он и говорит,
     - Знаешь, что я вдруг вспомнил? Вспомнил, как шли мы через этот двор с моим дедушкой. Он был очень представительный, в строгом таком пальто, в шляпе цилиндре и с тростью, у которой была то ли львиная, то ли собачья морда - не понять.
     - Ой, я знаю, я знаю, это такая ручка у палки, а не голова!
     - Во-первых, ты меня не перебивай, ладно? А во-вторых, палки в лесу,
а по городу солидные мужчины раньше ходили с тростью, а у трости не ручка,
а набалдашник.
     - Ладно, ладно, я уже молчу - набалдашник; рассказывай дальше, - и Машенька снова улеглась головой на подушку, глядя во все глаза, - Что рассказал твоему дедушке его дедушка?
     - Когда моему дедушке было пять лет, его звали просто Петей, он жил в том же доме, где потом рос и я. И ходил каждый день по тому же двору.
     В нашем дворе есть очень старый дом, высокий и с затейливыми украшениями на стене фасада. А окно мансарды было украшено лучше всех. Оно сверху округлое, и по сторонам над ним голуби и толстенькие ангелочки - один с арфой, а один с флейтой, которую он держит у губ. Маленькому Пете было интересно, кто же может жить за таким чудесным окном, он в душе очень завидовал этому счастливчику, Пете тоже очень хотелось там жить, ему казалось, что это было бы чудесно. И он, как-то раз, спросил у своего дедушки, кто там живет. И вот, что рассказал Пете его дедушка.
    
                Рассказ Петиного дедушки.

     Когда я был маленьким, я тоже жил в этом дворе, и мне тоже было очень
интересно, кто же может там жить? А у меня была старая-старая толстая нянюшка. Когда мы гуляли, она мне всегда рассказывала чудеснейшие сказки. Я даже
думал, что она так хитрит: специально завлекает меня рассказами, чтобы я не
бегал. А бегать мне и не хотелось, такие занятные вещи говорила моя нянюшка.
Вот я однажды возьми, да и спроси у нее, кто же там живет так высоко? А нянюшка мне и отвечает,
     - Ну как же мне-то не знать?! Ну, конечно же, знаю!  Живет там моя младшая сестрица. Только совсем она на меня не похожа. В ней и весу-то нет, такая она маленькая да сухонькая. Из дому выходит она очень  редко, чаще я к ней хожу. Ох, и тяжеленько же взбираться мне, ох-ох-ох!
     Вот и стал я нянюшку упрашивать, возьми, дескать, меня туда с собой, я,
дескать, тихо буду себя вести, как мышка. Она и согласись. Вот мы и пошли
как-то. Лестница в доме была не крутая, ступени пологие и мои ноги совсем
не устали, а бедная нянюшка все останавливалась и отдувалась, упрашивая меня:
погоди милок, дай отдышусь. На самый верх лестница вела уже простая,
с гладкими перилами без гнутых решеток. Мне стало вовсе и не так интересно,   
как прежде, я уж и заскучал будто. Но вот нянюшка взобралась за мной следом,
открыла дверь своим ключом, и я попал словно в сказку, такая славная была
эта ее сестрица, такая уж удивительная эта ее комнатка. Была комнатка совсем небольшая, и когда я вошел, то сразу увидел огромное окно. Может, оно вовсе и не было таким уж огромным, да так уж казалось, оттого, что было оно почти во всю стену комнатки. У стены напротив окна стояла высокая железная кровать с блестящими шариками на спинках. Лежала в головах горка из подушек и подушечек. И все-то вокруг было вязанным: и длинное, до пола, покрывало, и кисея на подушках, и скатерть на столе под большими часами-ходиками с живыми глазками. И сама хозяйка, которая сидела в большом кресле, накрытом вязаным покрывалом, тоже была будто вся вязаная. И чепчик-то, и кружева на манжетах, и кружева на фартучке, и тапочки на маленьких ножках - все было вязаным, и в ручках ее беспрестанно мелькали спицы, а из кармана фартука тянулась нитка, видно она туда клубок положила. А какая же она была славненькая! Маленькая, ножки у нее не доставали пола. Чистенькая, с добрым приветливым личиком. Я ей очень понравился, это видно было по глазам. Старушки разговаривали о своих заботах, а я пошел бродить по волшебной комнатке. Все-то меня завораживало: на кровати лежал огромный рыжий кот, он свернулся клубком, и виден был только один его глаз, да и то щелочка, потому что он прищурил свой глаз и будто подсматривал за мной хитро. Казался мне этот кот живым-живым, то есть таким, который может вдруг встать на задние ноги и, помахивая раздумчиво передней лапой, как рукою, начать со мною вежливую беседу о погоде и прелестях чая со сливками. Но то, что я увидел на подоконнике, и вовсе меня околдовало. Там рос в глиняном горшке чудесный цветочный кустик. Таких замечательных, нежных и ярких одновременно цветков я не видел у нас в оранжерее, и вообще, даже и представить себе не мог бы, что бывает на свете такое диковинное чудо. Весь кустик покрыт был бутонами, а распустившийся цветок был только один, но он, словно, в самое сердце смотрел. Я глядел, глядел на него, не в силах отвести очарованных глаз, тут я понял, что нянюшка подергивает меня за руку,
     - Батюшка, Петр Игнатьич, - так моя добрая нянюшка меня называла обычно, -
Погляди ка ты сюда-то, - и она подвела меня к комоду, что стоял тут же, возле окна, у стены слева.
     Комод был старый. Кое-где на его ящиках еще сохранились резные украшения
в виде роз, но почти везде они уже отвалились, и на их местах остались светлые пятнышки, четкие, будто резкие тени. Комод был повыше моего роста, но я,
встав на цыпочки, все же разглядел, что мне хотела показать моя нянюшка.
Посреди комода стоял вязаный слоник. Я попросил у нянюшки стул, взобрался
на него и хорошенько рассмотрел игрушку, так как стало мне вдруг очень любопытно. Много видел я разных слонов: и на картинках, и в цирке, и в зверинце,
куда любил водить меня мой папенька. Видел я и фарфоровых слоников в разных буфетах. Может, потому мне стало так любопытно, что всегда казалось мне, будто слоны умнее нас, людей, и смотрят на нас грустными, печальными и строгими глазами.
     Вязаный слоник был из грубой носочной шерсти, оттого он был весь ворсистый, а хвостик у него был - ниточка с узелком на конце. Стоял он на комоде в самой середине на кружевной беленькой салфеточке, словно на льдинке в ледоход. Больше на комоде ничего не стояло, только слоник. И был он чудеснейшим, мне сразу захотелось выпросить его у нянюшки, вернее, чтобы она уговорила свою сестрицу отдать мне его, но я испугался кота, который сразу поднял голову и поглядел на меня круглыми желтыми глазами. Я и слез со стула. Потом нянюшка сказала мне откланяться, и мы ушли.
     Спускался я по лестнице, опечаленный. Жаль мне было уходить, все мерещились добрые милые глаза маленькой старушки, как ласково она кивала мне на прощание, вспоминался огромный странный кот, но все мое сердце без остатка занимал тогда чудесный слоник, который глядел на меня такими живыми, такими умными и веселыми глазами.
     Вот вышли мы на улицу, нянюшка и спрашивает у меня,
     - Чем же это ты батюшка мой опечален, неужто же не понравилось тебе в гостях?
     - Ой, милая, добрая моя нянюшка, - говорю я ей, - и как же мне понравилось там! Спасибо тебе, ласковая моя нянюшка, спасибо!
     - Отчего же ты, Петенька, такой грустный? - Спрашивает у меня нянюшка, и
глаза у нее словно наполнились чем-то необыкновенным. Обнял я тут ее крепко-крепко, и говорю,
     - Ой, как мне, нянюшка, плохо!
     - Что с тобой, милый? - встревожилась нянюшка, - Уж не заболел ли ты, сердешный, неравен час?
     - Нет, нянюшка, я вовсе не заболел, после я тебе расскажу, ладно? - И я пустился бегать по двору, только отчего-то не игралось мне в тот день. А вечером, когда я уже лежал в своей постельке, и нянюшка сидела рядом и гладила меня по волосам, убирая их со лба, я взял ее руку, прижал к своей груди, и поведал ей причину своей грусти,
     - Нянюшка, милая, родненькая моя нянюшка, как же мне хочется такого слоника!
     - А вот я тебе, что про него расскажу, - говорит нянюшка, - только ты ложись на бочок и закрывай глазки.
     - Нет, нянюшка! Я так!
     Так и лежал я, держа ее руку и глядя во все глаза. А нянюшка мне и рассказала.

             Отступление.               

     - Что же ты замолчал? Забыл?
     - Нет, Марусенька, не забыл. Думаю вот: мне рассказал мой дедушка то, что рассказывал ему его дедушка про то, как сам был маленьким и про то, что
рассказывала ему его старая нянюшка. Получается, что история эта была так
давно, вдруг я что-нибудь перепутаю и не смогу рассказать так, как нянюшка
говорила маленькому Пете.
     - Ой, нет! У тебя так хорошо получается! Так хорошо! Я прямо вижу и
мальчика в штанишках по коленочки с одной лямкой через плечо, и его нянюшку,
почти вижу! Ну, рассказывай, что же там про слоника? Ой, а что, твоего дедушку и его дедушку звали одинаково?
     - Ну, уж так получилось, бывает, что мальчика называют даже именем его
отца, а уж именем дедушки называют еще чаще. Так что оба они Пети.
А давай, Маруська, я расскажу тебе так, как я сам запомнил, будто это я тебе
сам и рассказываю, устал я что-то быть старой нянюшкой.
     - Давай, только из тебя все равно нянюшка получилась очень хорошая.
     - Замечательно! Теперь это уже не будет сказка-матрешка, а будет просто
сказка про вязаного слоника.   

              Сказка начинается.    

     Как я уже говорил, на цветочном кустике было множество бутонов, один больше другого. Оказывается, каждый день распускался один бутон и к вечеру он отпадал от стебелька ничуть не завянув, а утро встречал новый чудесный цветок. Слоник к этому так привык. Ведь он ничего не видел, кроме окна, за которым в пустом небе изредка пролетали птицы, и цветочного кустика. Каждое утро, только начинало проясняться, он вглядывался в кустик и искал новый раскрывшийся цветок.
      Но однажды случилось невероятное. К вечеру цветок не опал, а стал на глазах чахнуть, лепестки его поникли и стали похожи на тоненькие тряпочки.
      Слоник ждал утра, он ждал его с тоской, словно утро могло провиниться и сильно запоздать.
      Едва за окном просветлело, и небо стало не черным и праздничным, а серым, словно не выспалось, слоник стал вглядываться с надеждой в очертания кустика, и было все ясней и ясней видно, что увядший цветок остался висеть на веточке. А когда совсем рассвело, оказалось, что нет ни одного бутона, готового раскрыться.
      Слоник отчаялся. Он растерялся, в его маленьком тельце все было занято горем. И оно болело и ерзало там, внутри, и очень мешало. Слоник вдруг почувствовал, какой он маленький на огромном черном комоде. На своей ажурной салфеточке он был словно на одинокой льдинке посреди океана. Стало ужасно, и заболели глазки, и захотелось спрятаться, укрыться от большой пустоты, которая давила со всех сторон и забиралась внутрь, от чего Слоник становился все меньше, а его горе все больше. И тут Слоник увидел угол. Уютный угол, в который еще не успел забраться веселый день. И он понес туда свое тяжелое горе. И не заметил, как это получилось, но просто пошел, уткнулся носом в спасительный угол и там заплакал. Не горько, а просто потому, что очень устал. Он стоял в тихом углу и тихо плакал, а день его там и нашел, когда забрался проверить, все ли на местах, и нет ли чего нового. Только Слоник его не увидел и не поздоровался - он спал. Конечно, разве можно не уснуть малышу, когда столько волнений и неприятностей? Сон всегда прибегает на помощь, когда малышам горько. Он прячет их от всего страшного и сердитого. Поди, отыщи тогда - ни за что не найдешь. А когда сон уберет свои большие мягкие и теплые руки, в глазки посмотрит свет. Посмотрит и улыбнется, и пощекочет, от чего захочется потянуться сильно-сильно. А потом он возьмет за ручку и поведет из теплой постельки к давним знакомым, к тапочкам, а потом будет показывать все и просто привычное, и совсем новое. И кто-нибудь большой, любимый и хороший будет рядом, и будет улыбаться.
      Только, что же это? Смотри, слоник то проснулся! Он проснулся и не понял, где он, и что с ним. Ведь он успел забыть во сне все свои неприятности. И тут он услышал шуршание. Такого он еще не слышал никогда. И поэтому он пошел посмотреть, что там шумит. Он забыл, что не умеет ходить, поэтому совсем не удивился тому, что ходит. И когда он подошел к краю комода, то увидел, что это огромный рыжий кот гоняет по полу что-то шуршащее.
       Взглянул слоник на окно и сразу все вспомнил! На кустике красовался огромный, необычайно яркий и нарядный цветок. Он распустился, как всегда распустился!
       Вот и вся история, в ней ничего, почти совсем ничего не произошло. Но важно не это. Важно, что слоник научился ходить. И теперь он мог видеть все: и старушку, и кота, и то, как двигается маятник на стенных часах-ходиках, и как бегают у них хитрые глазки. 

       




 -  Ну а теперь, пора спать! Маруся! Ты уже спишь? - Большой человек, улыбаясь, глядел на безмятежно спящую Машеньку. Он поправил сползший на пол уголок пледа, тихонько встал и подошел к сказочному зимнему окну.
          - Да-а... - счастливо вздохнул он, глядя на роящиеся в свете фонаря снежинки, и это означало, скорее всего, что нет и не может быть сказки таинственнее, чем та, которую нашептывает нам зимний вечер. 
 
                Конец.