Командовать парадом будут женщины. главы 2, 3

Глава вторая
Несколько лет назад одна женщина, которую звали Елизавета Степановна Милюхина, написала книгу под названием «Наше будущее». В ней она выдвигала, на мой взгляд, очевидно бредовые идеи о превосходстве женщин над мужчинами и призывала разрушить общество, в котором доминируют, по ее выражению, «самцы». Милюхина считала, что женщины, самой природой предназначенные управлять мужчинами, доказательством чему служит матриархат в древности, обманным путем были низведены в положение подчиненных. История, по мнению этой особы, отомстила за такое насилие, в результате чего, общество, созданное и руководимое мужчинами, деградировало до последней стадии. Книга изобиловала многочисленными фактами такой деградации, что, вообще-то, было излишним, так как стоило посмотреть телевизор и раскрыть газеты, чтобы убедиться в правильности этой части анализа Милюхиной. Но затем она делала такие выводы, что просто волосы дыбом становились; мол, надо всех мужчин, независимо от возраста и положения, превратить в рабов женщин и обязать беспрекословно подчиняться любой из них, даже малолетней девчушке.
Милюхина создала общественную организацию, которую назвала Демократическим женским союзом, и в нее записалось всего несколько десятков экзальтированных барышень, собиравшихся, в основном, чтобы распивать чаи.
Но в прошлом году Милюхину подстрелил какой-то тип, у которого крыша поехала на почве ненависти к женщинам; они, видимо, не желали идти навстречу в удовлетворении его физиологических потребностей, что было не удивительно, судя по фотографии убийцы. Это убийство разъярило не только женщин, но и тех, кто был согласен с Милюхиной в ее оценке степени деградации общества и катастрофического роста преступности. Дочь Милюхиной реорганизовала союз в Демократическую женскую партию и провела такую кипучую деятельность, что ее сторонники заполонили все и вся.
Даже моя мамаша, которая никогда не интересовалась политикой, стала активисткой этой партии, пытаясь воздействовать, в том числе и на меня, причем любые контрдоводы ее совершенно не убеждали. К слову сказать, я хоть и закончил обычную школу в насквозь криминализированном городишке, тем не менее, по общему мнению учителей школы, был очень эрудирован и вполне достоин зачисления прямо на второй курс университета. Впрочем, это не помешало им лишить меня золотой медали.
- Они мне открыто сказали, что нужно дать на лапу, - сокрушалась мать, распечатывая бутылку водки. – Директриса так и заявила, мол, ваш сын, которого ты одна вырастила без мужа, со всех сторон хорош, золото, а не парень. И знает все назубок, и лучше всех экзамены сдал, и не пьет, и не курит, за девочками не бегает, не хулиганит. Так дай золотую медаль, ты, вонючая… - и мамаша разражалась длиннющим, многоэтажным матом. - Ан нет. Есть, видите ли, такса, сверху требуют. А ты говоришь!
Дочь Милюхиной Тамара провела напористую предвыборную кампанию, благо в декабре в стране планировались очередные выборы президента и депутатов думы. В результате, она не только стала президентом, но и получила парламент, почти сплошь состоявший из ее сторонников. И первый же декрет этой 23-летней девицы, по внешнему виду ничем не отличавшейся от «ночных бабочек», дежуривших вдоль шоссе на потребу изголодавшимся дальнобойщикам, затронул именно меня: было решено вместо призыва на военную службу, якобы, ставшую бессмысленной из-за отсутствия внешнего врага, проводить тотальное перевоспитание молодежи мужского пола силами… женщин.
Декрет привел в восторг мамашу, которая к тому времени снова выскочила замуж и, видно, посчитала, что взрослый сын стал помехой в налаживании новой семейной жизни.
- Тебе надо обязательно в армию, - часто повторяла она мне. – От этого всем будет хорошо. Я же тоже ведь женщина и разве плохо тебя воспитала? А теперь твоим воспитанием займутся другие женщины, и ты через это найдешь себе место в жизни. А то, видишь, как все сгнило-перегнило? На каждом шагу деньги да деньги, а откуда их взять? Воровать мы не приучены.
- Твоя мать права, - заявила тетя Маша, зашедшая к нам как-то вечером. – Мы тебя совсем разбаловали, а там тебя приучат к четкой дисциплине.
Она работала учительницей начальных классов и жила отдельно от нас в ведомственном доме соседнего поселка. Мы довольно редко общались, но для меня каждое появление тетушки было настоящим праздником. Мария была младшей сестрой моей матери, и я с детства тайно питал к ней страсть. Она всегда надевала обтягивавшие фигуру вещи, одним своим присутствием вызывая во мне грязные помыслы; я пожирал глазами ладную фигуру никогда не рожавшей женщины и жаждал увидеть ее голой. Тетя Маша никогда не была замужем, но отличалась пуританским поведением, и я бы не удивился, узнай, что она все еще девственница. Но в моих сексуальных фантазиях при мастурбациях она была главной героиней и вела себя далеко не так как в реальной жизни.
- Тебе это пойдет на пользу, - тетка смотрела на меня исподлобья, и на секунду мне почудилось, что она знает о моих мыслях в отношении нее. И добавила с загадочной улыбкой. – А может быть, и попадешь ко мне.
Выяснилось, что моя тетка зашла попрощаться, так как откликнулась на объявление о наборе женщин в офицеры специальной службы по перевоспитанию мужчин! И хорошо хоть, что ее отсылали в другой город; не хватало мне попасть под начало собственной тетки - женщины моей мечты.
- Ну, ты даешь! – ошалело воскликнул Петрович. – Мать, это дело надо отметить.
Женщины с готовностью поддержали предложение отчима, благо тетушка все предусмотрительно принесла с собой.
- Так чему же ты будешь нас с Пашкой учить?
– Анатолий, Это не тема для твоих шуточек.
- А что так? - ухмыльнулся Петрович и подмигнув мне масляными глазами. – В кого будешь нас перевоспитывать? Может, мы с Пашей и без этого готовы быть твоими рабами.
- На что ты намекаешь?
- Кать, я же к примеру. Мне просто любопытство берет – чем же мы-то Маше, виноват, госпоже Марии, не угодили?
- Все злодеяния в мире от вас, мужчин. Инквизиции, концлагери, геноциды, войны…
- А женщины как бы не при чем?
- А в наше время? Полная вакханалия насилия, коррупции и беззакония. Могут убить человека ни за что, а пьянство!? – и, взяв двумя пальцами налитую стопку, тетушка хихикнула. - Не за столом будь сказано.
- Я не спорю, - Петрович залпом осушил свой обычный фужер и крякнул от удовольствия. – Это все правильно. Но что вы, женщины, можете поделать? Это все, знаете, где задумано?
- А по телевизору каждый день показывают, - воодушевилась мамаша. – Вон в разных местах женщины сами давно взяли власть в руки и, пожалуйста, пьяниц, наркоманов, преступников всяких уже несколько лет днем с огнем не сыщешь.
- Да, уговорили, - расплылся в коварной улыбке отчим. – Но нас с Павлушой интересует другое. Как насчет этого дела?
- Какого? – тетка сделала вид, что не поняла намека похотливого деверя, но ее зардевшиеся щеки и быстрый взгляд на сестру сказали все.
- А вот этого! – он схватил деланно сопротивлявшуюся супругу за подол, посадил себе на колени и запустил ручище в вырез платья.
- Тольян, прекрати! – визжала мамаша, истерично хохотала и даже дрыгала ногами.
- Паш, ты меня понял? – отчим кивнул головой в сторону тетушки.
- Да вы что, мальчики!?
- А что, тебя убудет, если чуток посидишь у Павла на коленях? Он давно на тебя точит свой карандаш.
- Ну и похабник ты, Анатолий Петрович! - тетушка скосила вниз глаза, чтобы еще раз оглядеть свои оголенные плечи, из-под которых аппетитно чернели подмышки. – Вот уж кого надо перевоспитывать, так это тебя.
- А, может, ко мне хочешь сесть сюда? Я бы с удовольствием, только вот твоя сестра, боюсь, прибьет за это.
- Да я не против, - подыграла супругу мамаша. - Освобожу место, а то еще огурцов достать надо, - и добавила, хихикнув. – Что-то солененького захотелось.
- Ну, так к кому на колени сесть?
Тетка встала и поправила туго облегавшую бедра юбку.
- А сама к кому хочешь?
- Конечно к молодому. Очень мне нужен старый хрыч.
Уже порядком подвыпившая женщина подошла ко мне, повернулась спиной и подобрала подол, выпятив умопомрачительный зад. Но в последний момент глянула вниз и в деланном ужасе прижала ладони к лицу.
- Чего ты?
- Там… очень неровно!

Глава третья
«А счастье было так близко!»
Даже сейчас, медленно продвигаясь по залу, я с сожалением вспоминал ту упущенную возможность ощутить на коленях жаркую плоть женщины, в которую был влюблен по уши. И даже не мог четко определиться - хотел бы я увидеть ее среди этих строгих офицерш, расхаживавших вокруг с дубинками.
Когда подошла моя очередь, и я оказался перед стойкой, женщина с ярко накрашенными красной помадой губами подняла на меня подведенные синей тушью глаза в обрамлении накладных ресниц. Я почувствовал то странное волнение, которое меня охватывало, когда приходилось общаться с заведомо развратными особами противоположного пола.
Она была примерно возраста тетушки, но выглядела, конечно, еще более потрясающе.
- Так, - сказала она низким грудным голосом, - повестку, паспорт, ну, в общем, все документы.
Женщина стала что-то набирать на клавиатуре компьютера, от чего ее груди под белой рубашкой мягко заколыхались, и стало видно, что она была без бюстгальтера.
- За отсрочкой не обращался? – она подняла на меня глаза; в них ощущалась странная глубина, и мне даже почудилось, что я словно куда-то падаю. – Надо отвечать, когда тебя спрашивают. А то я тебя могу наказать за это, - и с мягкой улыбкой она подняла плетку и повертела перед моим носом.
- Нет, не обращался, - поспешно ответил я.
- По решению нашего президента ты призван на общественные работы сроком на два года. С этого момента ты полностью принадлежишь государству и обязан беспрекословно подчиняться всем приказаниям должностных лиц.
Равнодушно и с усталым видом произнеся эту тираду, она велела:
- Пройди вот сюда.
Я зашел за стойку и увидел, что она сидит на крутящемся стуле, широко расставив полные ноги. Подол черной мини-юбки высоко задрался, оголив затемненные оборки телесного цвета чулков и голую плоть бедер.
- Протяни правую руку.
Женщина надела мне на запястье металлический браслет с длиннющим номером и защемила края чем-то вроде степплера.
- Тебе не разрешается даже притрагиваться к нему, - она одарила меня лучезарной улыбкой и погрозила пальчиком. – Девочки тебя за это могут выпороть.
К браслету было прикреплено кольцо, с которого свисала позвякивавшая цепь.
– Теперь у тебя нет ни фамилии, ни имени, а только вот этот номер. Так, произнеси его громко и отчетливо.
«Ах, как от нее пахло!»
- Номер две тысячи пятьдесят девятый, - я еле выдавил из себя нечто хриплое и неприятно вибрирующее, на что очаровательная регистраторша понимающе прыснула и покачала головой.
- Я же сказала «громко и отчетливо». Ну что, поздравляю тебя, номер 2059-й, с первым днем твоей новой жизни, и добро пожаловать в…, - она сделала многозначительную паузу и томно выдохнула, - в рабство! Зиночка, можешь его забирать.
Было что-то располагающее в облике этой женщины и мне даже хотелось запомнить ее образ для дальнейших фантазий, но эта ее фраза «добро пожаловать в рабство» словно что-то оборвала во мне где-то внизу живота. До сих пор я до конца не верил в то, что меня, молодого 18-летнего парня, которому все в один голос прочили блестящее будущее и громкую славу, ожидает судьба раба. У меня ослабли ноги, и я чуть не упал, хорошо, что женщина в милицейской форме подхватила меня за руку и взяла за конец цепи.
- Рюкзак на спину, руки назад и шагом марш к той двери!
Там шедшая сзади меня женщина приказала остановиться, вдела защелку цепи на трос, тянувшийся вдоль стены, а сама вернулась на прежнее место, ожидая тех, которых в это время регистрировали у других стоек. Она была огромного роста с выпуклым животом, на котором покоились почти плоские груди. С одного бока у нее висела дубинка, а с другого – гирлянда наручников. «Эта, наверное, ударит, так ударит», - подумал я, с опаской поглядывая на великаншу, которая, судя по ее физическим данным, явно предназначалась для укрощающих функций. В зале уже было мало народу, но с улицы еще нет-нет да появлялись опоздавшие, которых тут же уводили. Самой хорошенькой из регистраторш была та, чья стойка располагалась прямо у окна, и я даже пожалел, что меня сняли с той очереди. Она задушевно беседовала с каждым, одаривая ослепительной улыбкой, а некоторых ребят даже похлопывала по мягкому месту, отправляя к поджидавшей их Зинаиде.
Постепенно нас скопилось уже человек семь, причем защелку цепи каждого нового Зинаида прикрепляла к кольцу предыдущего. Потом она отомкнула меня от троса и, держа в руках конец моей цепи, скомандовала:
- Направляющий, открыть дверь! – и я потянул на себя ручку.

Мы оказались в широком длинном коридоре, с небольшим подъемом ведущем к воротам, чем-то напоминавшим шлюзы. На стенах висели такие же зловещие плакаты, что и в зале, но с несколько иным содержанием. Особенно меня поразил тот, на котором было написано, что мы теперь не имеем никаких прав и обязаны во всем подчиняться всем женщинам без исключения. Это значило, что здесь действительно командовали одни представительницы прекрасного пола.
- Стой! Построиться в шеренгу!
Женщина обошла нас, презрительно осматривая с ног до головы. Ее одутловатое лицо возвышалось надо мной, маленькие, оплывшие глазки под козырьком форменной фуражки были колючими и злыми, а рот изрыгал грязные ругательства.
- Да, видок у вас просто х…вый, дальше некуда! – она встала напротив, уперла кулаки в оплывшую талию и гаркнула:
- Десять отжиманий! Кто будет сачковать, пожалеет о том дне, что родился. И особенно те, кто попадет в мой взвод.
Потом она направилась в мою сторону. Я подумал, что и эта теперь пристанет именно ко мне, но ее мишенью оказался толстый мальчик в очках, который пыхтел рядом со мной.
- Ты, что, каши мало ел? – носок ее вонявшего гуталином сапога уперся очкарику в подбородок. Продолжая отжиматься, я поднял верх глаза и увидел ее ноги в коричневых чулках, уходившие под юбку. Из-за выдававшегося живота подол свисал далеко от тела, открывая моему взору черноту ее трусов со свободно болтавшимися штанинами без резинок. – Все закончили, а ты еще пять раз отжимайся на х…!
Ребята вскочили на ноги, но я продолжал лежать на бетонном полу, наслаждаясь тем, что демонстрировала эта самка.
- А ты что не поднимаешься? – обратилась она ко мне. – Особого приглашения ждешь?
И уже явно собиралась ударить:
- Команды встать ведь не было!
Зинаида удивленно хмыкнула:
- Ишь ты! Молодец. Можешь подняться. Остальным еще пять раз отжаться.
Она занесла назад руки, с трудом зацепив за спиной пальцы, и выпятила вперед груди, стараясь как можно глубже подобрать живот.
- Умник. Отцепись от этого мудака и подойди ко мне.
Ее сиськи были на уровне моей головы, а до носа донесся аромат потного женского тела, смешанный с запахом дешевого одеколона.
- Позыркал глазенками? – тихо спросила баба, чуть скривив губы, усыпанные крохотными волдырями. – Ну и как? Понравилось? – в ее голосе чувствовались нотки сексуальной неудовлетворенности и опасливого ожидания.
- Очень, - так же тихо ответил я и посмотрел снизу в ее глубоко спрятавшиеся глаза.
- Я тебя возьму в свой взвод, - пообещала она и зычно крикнула:
- Встать! Построиться!
Мы зашагали, и я почувствовал, как сзади толкнули мне в спину. Это был толстячок, с носа которого все время спадали очки.
- Подлизываешься к ней?
Зинаида шла в конце шеренги и, конечно, могла отреагировать на мое оборачивание. Поэтому я чуть притормозил и кинул через плечо:
- Угомонись! С этими бабешками шутки плохи.
- Что тут за разговорчики? – к нам подошла наша провожатая, но ничего не стала предпринимать. – На месте шагом марш!
Она нажала кнопку и сказала в микрофон.
- Новое пополнение.
Замок зашипел, и ворота автоматически раздвинулись. Я увидел большой и очень длинный зал, кишевший народом. Справа, параллельно стене, были прочерчены белые полосы и вдоль них стояли шеренгами новобранцы. У противоположной стены возвышался небольшой помост, около которого кучковались женщины в военной форме. У некоторых в руках мелькали мегафоны и с их помощью они отдавали отрывистые приказы. Белых полос я насчитал десять, причем шесть из них уже были почти полностью заполнены. Оставались только места с ближнего к нам края.
- Старшина Пилюгина, - прохрипело в мегафоне, - у вас седьмой ряд!
- Стали вот сюда! – наша старшина показала жестом на полосу. – Можете отцепиться друг от друга, оправиться, но, чтобы никто не смел рта открывать.
Несмотря на такое обилие молодых ребят, и здесь не было никакого шума и гама; за этим строго следили девушки с дубинками, шнырявшие вдоль и поперек шеренг. Зинаида дала команду остановиться, и я оказался у дальнего конца полосы. Дальше, видимо, начиналась служебная зона и первое, на что мы обратили внимание, была стайка совсем молоденьких девчонок.
- Ну и ну! – тихо присвистнул один из ребят.
- Они называют себя кадетками, - сообщили из шестого ряда. – И, вроде, самые зловредные.
Я смотрел на этих соплячек, присутствие которых уместнее воспринималось бы на какой-нибудь дискотеке, но только не здесь. Им было лет по шестнадцать - восемнадцать, хотя некоторые выглядели не старше четырнадцати. Вместо погон у них на плечах красовались треугольники с жирной поперечной линией синего цвета. Сбившись в круг, они, видимо, слушали музыку в наушниках, двигая под такт попками и уминая челюстями жевательные резинки, и при этом все время кидали озорные взгляды в нашу сторону.
Парни не отрывали от них глаз, а кое-кто даже подмигивал; а я обернулся и стал вглядываться в группу женщин, собравшуюся в заднем углу зала. Что-то меня привлекло в них, но что именно, я не мог понять. Их форма почти не отличалась от тех, которые я видел снаружи, только вместо белых рубашек на них были надеты темнозеленые гимнастерки. У каждой с пояса свисали дубинка, плетка и наручники. Как и все женщины, они явно обсуждали свои тряпки; некоторые, совсем не стесняясь нашего присутствия, даже задирали юбки, чтобы показать нижнее белье, или же расстегивали пуговицы рубашек.
И вдруг среди них я увидел знакомое лицо! Нет, конечно, не тетушкино, чего  так боялся, причем совершенно зря, а бывшей одноклассницы, которую звали Вероникой.
Самая известная в школе распутница, она переспала практически со всеми ребятами, между которыми, по ее милости, часто вспыхивали драки. Пару раз Вероника приставала и ко мне, уверяя, что я единственный, с кем бы она хотела дружить. Она была очень красивой девочкой, и я назначил ей свидание. Но выяснилось, что, в ее понимании, дружба между мальчиком и девочкой обязательно должна быть сопряжена с выпивкой, курением, даже наркотиками и, разумеется, с сексом в первый же день. Я был самым необеспеченным в классе, хотя и тщательно скрывал это, поэтому у меня в карманах не водились лишние деньжата на удовлетворение прихотей Вероники. Ей совершенно не хотелось идти, скажем, в кино, а только лишь в ресторан или, на худой конец, в кафе. Однако, она стоически приняла мое нежелание посещать с ней злачные места и даже согласилась пойти со мной в читальный зал, где терпеливо просидела весь вечер рядом, что, конечно, было героическим поступком с ее стороны. А когда Вероника затащила меня к себе домой, и я категорически отказался запускать руку к ней под юбку, она страшно разъярилась и вполне могла пришибить бутылкой, которую достала из-под кровати на предмет распития. Но меня к этому времени уже как ветром сдуло; я выскочил на улицу и долго бежал, повторяя про себя фразу «не садись не в свои сани».
Правда, потом я жалел о том, что не воспользовался благоприятным моментом, раз подвернулась, наконец, девица, готовая сама отдаваться. Так уж получилось, что я всегда был несмел с представительницами противоположного пола и не знал даже как к ним подступиться. В результате, у меня практически не было никакого опыта общения с ними, не говоря уже о каких-либо сексуальных отношениях. Ко всему прочему, я еще с детства пристрастился к опасной альтернативе: вентилировал свою половую энергию, так сказать, вручную. И теперь частенько в своих фантазиях делал их героиней уже не только тетку, но и Веронику, каждый раз вызывая перед своим внутренним взором ту сценку, когда она лежала передо мной, широко раздвинув соблазнительные ножки с белой полоской трусиков между ними.
После окончания школы я совсем потерял мою виртуальную любовницу из виду, а потом мать случайно встретила завуча нашей школы и та рассказала ей, что Вероника спуталась с какой-то шайкой, занимавшейся грабежами, и попала на скамью подсудимых. Суд вынес всем суровые приговоры, так как дело было связано с убийством, и, в частности, Вероника получила семь лет тюрьмы.
С тех пор ее образ как-то померк, и в тайных фантазиях главенствующую роль снова стала играть тетушка Мария.