Про Самопознание Н. А. Бердяева

Прежде чем взяться за написание реферата, я ждала вдохновения. Ждала такого специфического состояния души, когда собираешься писать, зная, о чем будешь писать, с предельной концентрацией внимания, писать усердно и при этом чувствовать странную свободу, как будто мчишься с бешеной скоростью по трассе на послушном автомобиле… Ждала, ждала, а оно так и не появилось. Возможно, еще не прошел тот необходимый промежуток времени, чтобы насквозь проникнуться читаемым произведением и понять его, естественно, по-своему, потому что иначе никак нельзя. А может быть, я просто мало и невдумчиво читаю. Но, по-моему, философии и не может быть много. Перечитывая одно и то же, ты можешь каждый раз открывать новый смысл, потому что  «пропускаешь» это через себя. «Вот оно, да, это так!» - внутренне ликуешь ты, когда согласен с автором. И уколом досады отзываются в душе философские откровения, которые кажутся неправильными, потому что сути их ты уловить не можешь и не хочешь, так как это - «не твое». В процессе моего приобщения к философии и тех, и других эмоций было предостаточно. А приобщалась я к философии, как мне показалось, удивительного русского человека Николая Александровича Бердяева. В библиотеке мне попался его труд «Самопознание»…

«Тоска, в сущности, всегда есть тоска по вечности, невозможность примириться со временем. В обращенности к будущему есть не только надежда, но и тоска. Будущее всегда в конце концов приносит смерть, и это не может не вызывать тоски». Именно на этой фразе остановился мой взгляд, когда я впервые открыла книгу Бердяева. Дело в том, что я не умею читать книги сначала. Я читаю их либо с конца, либо с середины.… Поэтому  Николай Александрович оказался для меня очень «удобным» автором. Книга разбита на главы, каждая из которых посвящена различным сферам его духовной жизни. А сам текст является ничем иным, как автобиографией мысли Николая Александровича. Это множество афоризмов, порой даже противоречащих друг другу по смыслу, но в целом составляющие эмоциональное философское повествование, и пытаться уложить это повествование в систематизированное учение не только бесполезно, но и, как я думаю, невозможно. Также мне кажется нелепой любая критика, выявляющая «правильность» или «неправильность» данной философии, именно потому, что Бердяев не учит, как жить, а рассказывает о своей жизни, не утверждает, что «так есть», а лишь говорит о том, что он «чувствует, что так есть». И правда: а что - один человек? Если бы я могла видеть глазами других людей, понимать, знать наверняка, кто как думает, по каким принципам живет, как рассуждает и чем руководствуется… Но я не могу! Я одна! И каждый сам для себя один. Так бы хотелось сказать: все люди философы, все люди Личности, все.… А я не могу так сказать, потому что не знаю. Я пока мало жила, и еще меньше видела. Я не знаю, что чувствуют другие люди, и чем я от них отличаюсь в этом,  я не могу залезть в душу и к самым близким.  Ведь даже то, что сказано при самом откровенном разговоре, перестает быть правдой, лишь пройдет несколько мгновений, так как все в жизни стремительно изменяется, и человек со своими эмоциями изменяется, а слова - это всего лишь их скудное выражение. Познавая жизнь и людей, всегда приходится судить по себе, других возможностей мы не имеем. Человек мыслит и творит, этот полет фантазии - прекрасен.  Философия - это взгляд на жизнь сверху и изнутри, это коктейль из личностных качеств, опыта и переживаний, который взбивается в стакане эпохи, а на трубочку насажена долька истины. А из какого фрукта будет эта долька - решает философ.

Мне очень нравятся рассуждения Николая Александровича о свободе. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла». Настоящая философия может быть только свободной, потому что философия - это творчество. Тайна творчества - это тайна свободы, а «в свободе скрыта тайна мира». Бердяев ставил свободу превыше всего. «Свобода для меня первичнее бытия» - писал он, делая упор на особенностях своего философского типа. Очень интересна мысль о том, что «свобода порождает страдание, отказ же от свободы уменьшает страдание. Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, свобода трудна, она есть тяжелое бремя. И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя». Действительно, «свобода есть независимость», а независимость всегда неотделима от ответственности. Слабый человек не может и не хочет нести ответственность, поэтому выбирает легкий путь - быть ведомым кем-то более смелым. Человек ведомый не может быть человеком творческим, так как творчество подразумевает новаторство, а для изобретения чего-то нового нужны силы. Также нужны силы, чтобы идти не туда, куда все идут, а двигаться, повинуясь свободному сердцу, и только ему. Именно об этом, на мой взгляд, писал Николай Александрович. Он подчеркивал, насколько ему присуща «очень большая внутренняя независимость», то есть нежелание подчиняться кому бы то ни стало, употреблял слово свобода «не в школьном смысле «свобода воли», а в более глубоком метафизическом смысле». Бердяев тесно связывал понятия истина и свобода, познавая свою истину только через свободу. Я считаю, что в жизни не бывает единой истины, так как никому из людей не дано ее узнать, это неоспоримо, в этом и заключается смысл философствования как такового. Николай Бердяев писал, что «истины как навязанного мне предмета, как реальности, падающей на меня сверху, не существует. Истина есть также путь и жизнь. Истина есть духовное завоевание», и в этом я с ним  полностью согласна. Истину можно почувствовать и через чувства понять. Истина - это открытие личностью мира.  «Я не могу признать истиной то, что мне навязывают как истину, если я сам не узреваю этой истины». Николай Александрович не отрицал, что многие люди так или иначе оказывали на него влияние, у многих он учился и многим обязан. Но «никакого умственного влияния я не мог воспринять иначе, чем  получив санкцию от моей свободы», писал он. «Свобода не есть самозамыкание и изоляция, свобода есть размыкание и творчество, путь к раскрытию во мне универсума». Однако Бердяев отмечал, что его борьба за свободу порождала конфликты, как внутренние, так и внешние, и «часто увеличивала одиночество».

 Глубоко и пронзительно рассказывал Николай Александрович о своем одиночестве. Возникало чувство, как будто бы ты читаешь строки из личного дневника человека с тонким, необыкновенно эмоциональным мироощущением, и в тоже время с весьма реалистичным взглядом на вещи. « Неукорененность в мире есть глубочайшая основа моего мироощущения». Бердяев был ориентирован на свой внутренний мир, испытывая «не столько нереальность, сколько чуждость объективного мира». « Я хотел оставаться в своем мире, а не выбрасывать его во вне». Ведь каждый из нас по сути своей одинок, так как индивидуален. Просто кто-то острее переживает одиночество. При этом у такого человека появляется убеждение, что он понимает этот мир не так, как другие и растет ощущение обособленности от внешних проявлений жизни, от всякого рода приземленности. Вследствие этого рождается мысль о невозможности понимания тебя другими и желание спрятать себя «настоящего», чтобы другие, те, которые не понимают, ненароком не задели и без того немало страдающую душу. В своем реферате я не преследую цели проводить анализ внутриличностных проблем Николая Бердяева, я лишь привожу наиболее, на мой взгляд, ценные мысли с эмоциональной окраской, которые я пытаюсь интерпретировать по-своему, посмотреть на философию Бердяева через призму своих убеждений и того трансцендентного, что есть в ощущении жизни мной. «Я не думал, что я лучше других людей, вкорененных в мир, иногда думал, что я хуже их». Таким образом, понимая и принимая свою обособленность, человек, однако, не может знать, что есть правильно и хорошо, потому что «чувство чуждости» по отношению к другим людям, и даже порой к себе самому не покидает его. «Я наиболее чувствовал одиночество именно в обществе, в общении с людьми. Одинокие люди обыкновенно бывают исключительно созерцательными и не социальными». Бердяев, подчеркивая разницу между понятиями «социализированный» (таким он себя не считал) и «социальность» («но я соединял одиночество с социальностью»), относил себя к тому типу людей, который  находится в дисгармоническом соотношении с мировой средой. «Каждый человек имеет свой особый внутренний мир. И для одного человека мир совсем иной, чем для другого, иным представляется. Но я затрудняюсь выразить всю напряженность своего чувства «я» и своего мира в этом «я», не нахожу для этого слов». Да и какие слова можно найти для описания мимолетно-неуловимого состояния озарения? Одно мгновение - и человек что-то понял, осознал, пребывая на душевном подъеме. В следующее же мгновение ощущение теряется, а на смену ему приходит попытка разума преобразовать эмоции в цепь рассуждений, попытка перевести знание с языка души на язык человеческий. Я уже писала ранее об этой мимолетности, фактически она и составляет всю нашу жизнь. Нельзя найти идеально подходящих слов, но попытку сделать можно. Даже ощущение «своего мира в этом «я» »(какое замечательное выражение!) непостоянно, а от этого непостоянства и возникает напряженность. «Меня ничто не удовлетворяет, не удовлетворяет никакая написанная мной книга, никакое сказанное мной  вовне слово». Такие чувства, по-моему, и являются следствием этой напряженности. Вместе с тем Николай Александрович отмечает, как важно для него было писать, творить, «отпечатлеть свою мысль в мире», не задумываясь даже о том, как его творчество воспримут окружающие люди. Заключая свои рассуждения на эту тему, Бердяев снова делает акцент на том, что жизнь его не протекала в одиночестве, и многим людям он был очень благодарен, но… «Этим не решалась для меня метафизическая тема одиночества. Внутренний трагизм моей жизни я никогда не мог и не хотел выразить».

Тема тоски. Не побоюсь этого слова, поэтично писал о тоске Бердяев. « Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира». Человек знает, что он не вечен, и это знание его угнетает. Как угнетала бы, впрочем, и вечная жизнь, если бы она была возможна! Если бы жизнь была вечной, потерялся бы смысл любви и страданий, потерялся бы смысл самого поиска истины. Парадокс. Человек тоскует о том, что он смертен, о том, что не может приблизиться к божеству, не имеет таких умственных возможностей, которые позволили бы ему понять сверхъестественные вещи, которые, по сути своей, происходят на каждом шагу, при этом не зная, есть ли бог, что из себя представляет этот бог, и это порождает противоречие, «до последней остроты доведенный конфликт между жизнью в этом мире и трансцендентным». «Тоска может пробуждать богосознание, но она есть также переживание богооставленности».  Николай Александрович сравнивал понятия тоски, скуки и страха, связывая страх с вечностью, скуку с безнадежностью, а тоску - с надеждой. «Поразительно, что у меня бывала наиболее острая тоска в так называемые «счастливые» минуты жизни, если вообще можно говорить о счастливых минутах. Я всегда в эти минуты с особенной остротой вспоминал о мучительности жизни». Да, недаром существует выражение «плакать от счастья». Люди плачут от счастья, потому, что осознают, что счастье кончится. «Есть мучительный контраст между радостностью данного мгновения и мучительностью, трагизмом жизни в целом». Думаю, что чувство это близко многим из нас. «То, что называют «жизнью», часто лишь обыденность, состоящая из забот. Теория же есть творческое познание, возвышающееся над обыденностью». По-моему, замечательная мысль, разрешающая все «споры» между приверженцами философского отношения к жизни и людьми, которые больше делают, чем думают, наслаждаются жизнью, хотя, опять же, одно другому не мешает. У каждого своя философия, а я говорю про то, что не имеет смысла рассуждать, кому бы то ни стало, как «надо жить». «Надо вот так-то, так-то и так-то»…Тебе надо - ты и делай. Испокон веков кто-то изобретает самолеты, а кто-то на них летает. Я знаю, что это еще далеко не понимание сути рассматриваемого мною вопроса, но ту малую часть, которую мне все-таки удалось понять, я стараюсь выразить как можно более ясно. Однако, есть и другая грань. Некоторым из нас просто необходим путеводитель, но это больше относиться к области практической психологии, нежели к философии, если разбирать этот вопрос в узком смысле. Существует множество методик, позволяющих человеку научиться «правильно» и счастливо жить, но все эти методики разнятся между собою, как и люди, которые их писали, ведь почти каждый автор этих книг опирается на собственный опыт. И, что не удивительно, каждая из этих методик помогает, опять же, разным людям. Каждый выбирает свой путеводитель, либо путь. Если тебе нужен путеводитель - обращайся к психологии, а путь свой можно найти, опираясь на философию. Мы пользуемся плодами чужого творчества или же творим сами. « «Творчество» не есть «жизнь», творчество есть прорыв и взлет, оно возвышается над «жизнью» и устремлено за границу, за пределы, к трансцендентному»… Также и искусство: «я вижу смысл искусства в том, что оно переводит в иной, преображенный мир. Оно освобождает от гнетущей власти обыденности».

Было бы не лишним рассмотреть отношение Бердяева к любви в его размышлении об эросе. Многие рассуждения философа на эту тему очень субъективны, и трудно их принять. Поэтому я не стану их анализировать. Наиболее понравившаяся мне мысль звучит так: «Любовь есть выход из обыденности, для многих людей, может быть, единственный. Но таково начало любви. В своем развитии она легко попадает под власть обыденного. В любви есть бесконечность, но есть и конечность, ограничивающая эту бесконечность». Николай Александрович подчеркивает, что любовь-эрос должна соединяться с любовью-жалостью, иначе «результаты ее бывают истребительные и мучительные», то есть эрос должен компенсироваться агапэ. То, что настоящая любовь являет собой симбиоз эроса и агапэ, уже давно принимается как догма. Вместе с тем рассмотрение этих понятий в отдельности, изучение противоречий «между любовью эротической» и «любовью каритативной» является «огромной и трудной темой» на все времена. Люди классифицируют чувства, пытаясь разобраться, где граница между любовью и влюбленностью, агапэ и эросом, то находя, то не находя ответов на свои вопросы. «Человеку свойственна мечта о любви», но любовь, по мнению Бердяева - печаль («любовь не знает исполнившихся надежд»). И все-таки, это чудо в любом из ее проявлений, ведь любовь и есть то непознанное, которое идет с нами рядом на протяжении всей жизни. « Бывает, хотя и не часто, необыкновенная любовь, связанная с духовным смыслом жизни» - признает Николай Бердяев. Наверное, бывает. Все зависит от человека, от его способности любить. Любящий человек, вероятно, думает, что его чувство самое сильное. И он прав! В каждом необъяснимой и загадочной искоркой сидит любовь. Если горит бревно - огня больше, чем, если горит тоненькая веточка. Веточка не виновата, что она не бревно, но она и не страдает по этому поводу, ей вполне хватает своего пламени…

В заключение своего реферата  привожу стихотворение, которое я сочинила еще до знакомства с философией Николая Бердяева. Оно выражает мои мысли и перекликается с затрагиваемыми темами.

Моя мечта - светловолосый Валентин
Который призраком шатается по жизни,
По вечерам читает в комнате один
И улыбается  одной из стайки мыслей.
Его морские мудрые глаза,
Упрямый рот скрывает повесть о разлуке…
Опасной белой кожи я коснулась бы - нельзя.
Он недоступен. Для меня он недоступен.
Я слышу, как он плачет иногда
И молится на фотокарточку немую.
Как проклинает все напрасные года,
Но все же любит эту жизнь пустую.
С утра он открывает форточку, впуская ветер,
И смотрит, как деревья гнутся,
Он видит: в небе с каждым мигом больше света,
Он дышит сном туманных пыльных улиц.
И Валентин берет велосипед.
Спускаясь с городской многоэтажки,
Уехать, встретить уже завтрашний рассвет…
Ни слова никому не скажет -
Он гордо одинок. По краю трассы,
Свобода, снова слезы по лицу,
В душе тоска, но все предельно ясно,
Ведь все когда-то приближается к концу.
А в голове его рождаются обрывки строк,
Но так длинна дорога к лесу!
Мечту не убивает ядовитый смог!
Мечта - невинная бессмертная невеста.
Вокруг такой холодный мир и множество чужих,
Которых даже при большом желанье не понять.
И эта суета встревоженных машин
Приказывает все быстрее гнать.
Быстрее, прочь от памяти зеркал,
Прочь от пустой квартиры и цветов,
Которые он так давно не поливал…
Прочь от того себя, прочь от кошмарных снов.
Как сложно чувствовать момент, как сложно жить,
Оберегать себя от запоздалых сожалений!
Не думать о дрожащей вечности надгробных плит,
Не упустить лишь свой отрезок времени.
Искать воды в аду, чтоб со стекла души исчезла копоть…
Но Валентин и через это проходил.
Любовь - лишь маска, сущность - похоть.
А, может, вовсе нет ее - любви.
Внутри снарядом душу разрывает,
От мыслей бешено стучит сердечко…
Описывать такое состоянье
Могла бы бесконечно.
Он что-то вспомнил. Легкая насмешка
Слетела с четко вычерченных  губ.
Слезой катилась странная мужская нежность,
Дарила стразы лепесткам  с дорожных клумб.
Мужская.…А ведь он еще так молод,
Почти ребенок. Двадцать лет.
Все оправдание. Ну, чем не повод
Прокручивать в мозгах ненужный философский бред?
Ведь  многие считают это глупым…
Уделом белых  и асоциальных воронят…
Ведь надо просто жить, зачем о жизни думать?
Другие же ни жить, ни думать не хотят.
Мы разные, и перепутаны заряды плюс и минус.
Где минус, а где плюс - давно не разобрать.
Зачем ломать мозги над тем, что не осилить?
И никому той самой правды не понять.
Ты уникальный, Валентин! Ты «не такой, как все»…
Но все же есть такие же, как ты!
Их много, очень много на земле!
Таких, чей разум рвется сквозь больничные бинты
Всей серости наскучивших реалий.
Им нужно солнце, смысл, радость…
А стены с потолками их пугают.
Им страшно, но необходимо там остаться.

А вдруг мне про тебя все показалось?
А может, ты моя фантазия, фантом?
Как фей с киношной и наивной сказки,
И ты живешь нормально, день за днем?
Бывает ли такое, чтобы без расчета:
Смотрите, я какой, такой-сякой,
Способный на паренья и полеты
Над вашей грешной низкою землей?
Ты рассуждаешь… Ну а кто не рассуждает???
Что, все амебы? Только ты как бог?!
А забулдыга в том же самом баре
Тебе еще не то про философию споет.
Мы все, как птицы. Просто у кого-то сломано крыло,
А кто-то даже и не знает, что он птица.
Кому-то рано сдохнуть суждено,
Но неизвестно, суждено ли возродиться…

Не думай плохо о других, мой Валентин!
Ты никогда не будешь компетентным
Одних вносить в разряд холодных льдин,
Других записывать в тропическое лето.