Выходила на берег Катюша...

          Я проснулась очень рано. Не знаю, что послужило истинной тому причиной, то ли яркое майское солнце, щедро втиснувшееся сквозь пыльное окно без занавесок, то ли  тупая боль в позвоночнике – всё таки чрезвычайно неудобно спать на самом краю металлической больничной кровати, в особенности, когда казённый, тонкий матрац безвозвратно ускользнул куда-то… На соседних кроватях дети ещё спали. Незнакомые, чужие дети. Они безмятежно раскинули на кроватях свои хрупкие тельца, хаотично разукрашенные причудливой болезнью в яркий зелёный. Ветрянка. Щурясь и, осторожно, чтобы не разбудить дочь, потягиваясь, я внимательнее осмотрела палату. Убогий интерьер детской инфекционной не вызвал, как не странно,  ни удивления, ни раздражения… Вызывал лишь уныние, лишь стойкое ощущение болезни, ограничения, затворничества… По выцветшим, невесёлым тонам  детской одежды, по многочисленным, заштопанным и залатанным колготкам и носочкам не трудно было догадаться, что это интернатовские ребята. Весь их небогатый гардероб в виде фланелевых рубашечек, синих трико с отвисшими коленками, вытянувшихся колготок и носочков (подобные фасоны мы носили в своём далёком детстве) был аккуратно сложен на  прикроватных стульчиках. Тапочек у них не было. Да что там тапочки….

          Одна из девочек, на вид ей было не больше пяти,  вдруг сильно закашлялась…Я инстинктивно, прежде всего, испугалась за дочь. Подцепить ещё и вирус в придачу – не обещало радостных перспектив. Кашель разбудил мальчишку. Он поспешно встал, чтобы укрыть, продолжавшую кашлять девочку.

- Машка, Машка…ну что ты…перевернись на другой бок. Может тебе водички принести?

Машка спросонья что-то невнятно  прокапризничала в ответ… Мальчик (позже мы узнали, что его зовут Павлик) ещё немного постоял возле нее, босой, и только теперь заметил нас с дочкой, теснящихся на одной кровати. Нас привезли на скорой ночью и дети нас ещё не видили.

- Доброе утро – улыбаясь и тоже щурясь от яркого солнца, сказал он.
 
- Доброе…

- Машка очень сильно кашляет, а у Лизки болит горло и сопли…У меня правда тоже горло немного болит. Ну и ветрянка у нас.

Потом он принялся с неподдельным интересом расспрашивать нас о том и о сем, знакомится, рассказывать о врачах, о девочках… Мы быстро подружились. Тут как-то все зашевелились и хором проснулись. Павлик деловито скомандовал подружкам  – одеваться, умываться и готовиться полоскать горло.

- Сейчас Вероника Андреевна принесёт тёплую воду – пояснил он мне – и надо будет быстро всем прополоскать горло, пока она не остынет. Машка, как самая меньшая пойдёт первой…

          Как потом, довольно резко, мне было пояснено, непосредственно гражданкой, разносившей графины с теплой водой, предлагаемой в качестве панацеи от вирусной инфекции, никаких лекарств от простуды в больнице нет, даже копеечного фурацилина. После чего, эта пышущая здоровьем, судя по комплекции, дама,  с помощью всё той же, хаотично блуждающей комплекции, эффектно удалилась, в едином порыве со скрипом закрыв дверь и задвинув щеколду с такой ловкостью, словно мы были подопытными мышами, с навязчивой и неизлечимой идеей любой ценой выбраться из этой клетки. Звук от щеколды был настолько пронзителен, что я явственно почувствовала привкус металла, а образ невидимого шпингалета отчетливо возник перед глазами, вызывая отвращение своей убогостью и корявостью облупившейся белой краски…

           Меня искренне поразило добродушие и организованность детей.   Их кровати всегда были аккуратно прибраны, одежда аккуратно и бережно сложена. За весь день, я не услышала от них ни единой жалобы, не увидела ни единой слезинки, ни даже намёка на незавидное своё положение, усугублявшееся, к тому же, простудой. Они с особой гордостью бывалых пациентов, впитавших в себя не один пузырёк зелёнки и исколовших не один палец для сдачи анализов, рассказывали нам наперебой о других обитателях больницы, коих они успевали углядеть в коротких, редких, но счастливых своих путешествиях из палаты в лабораторию и обратно.  Только один раз, всего лишь однажды, младшая, Маша, заныла:

- Как же так? -  спрашивала она меня - вы здесь только первый день, а к вам уже целых две бабушки приходили… А моя мама….она обещала…

Видя моё замешательство и, наверное, предчувствуя скорое появление слёз на Машкиных щеках (свои я уже украдкой вытирала) Павлик бодро произнёс:

- Маш, да придет! Придет! … А давайте поиграем!!!

Я с радостью ухватилась за эту спасительную идею:

- Конечно! Маш, Лиз, в слова умеете?

Мы играли в слова, потом дети читали нам стихи, потом мы просто весело болтали. Лопали, нелегально переданные в окно, нашими бабушками, сладости. Позже мы подарили детям всё что у нас собой было, включая любимые игрушки и даже тапочки. Когда  уже стемнело, и мы улеглись спать, Пашка сказал:

- А хотите, мы вам песню споём?  Мы хорошо поём…
- Так спят все уже вокруг…
- Да мы тихонько совсем…
- Хорошо – сказала я – совершенно не представляя, что же они могут спеть
- Расцветали яблони и груши…. – начал Павел, а затем подхватили и девочки…

Хорошо, что было уже совсем темно и не нужно было прятать слёз и можно было шмыгать носом…вроде как от простуды….

………………………………………………………………………………………………

           Мы вышли из заточения на следующий день. Одна из наших бабушек – медик и она договорилась с врачом,  о домашнем лечении. Предварительно меня отчитали, что я вообще согласилась ехать в больницу. А я не жалею … нисколько.