Рыжий

        Я уже очень взрослая девочка. Я могу позволить себе много чего. И ничего одновременно. Я понимаю многое из услышанного и не сказанного. Я что-то знаю. Вот только что именно?
        Я знаю, что люблю одного рыжего паренька со смешными веснушками. Кстати, может быть именно поэтому, он так не любит весну? Говорят, что в это время года веснушек становится больше. Но я ведь уже о-о-очень взрослая девочка. И могу любить кого угодно. Не зависимо от времени года, религиозных убеждений, материального положения, социального статуса и прочих несметных человеческих богатств и ценностей.
        Я могу просто любить. Кого Бог пошлёт. Или, точнее, пришлёт. И если ты чего-то не знаешь. То он знает абсолютно всё. Он знает: почему и зачем. Поэтому строить предположения о закономерностях возникновения чувства любви человеческой, я не стану. Рыжий, так рыжий…

А вот и он. Лежит лицом вниз на мокром бетонном полу. Руки за спиной втиснуты в пластиковые наручники. Как он оказался в таком положении, почему и зачем, - думать некогда. Но я точно знаю, что он не преступник. Он ни в чем не виноват.
Я всего лишь могу помочь ему освободить руки. И это у меня получается. Он поднимается с пола. Первым делом, даже не взглянув ему в лицо, я осматриваю руки. Они сильно затекли. И мне хочется убедиться, что этот рыженький парень в состоянии шевелить пальцами. Я растираю его ладони своими.
        Вот линия жизни. Она достаточно чётко выражена. Вот линия ума, ничем не хуже. А вот и линия сердца. Я ничего не смыслю в хиромантии. Но в голове проносится: жить будет. По крайней мере, должен. И самое главное: может и способен. И у него… замечательное сердце…Я даже чувствую как оно стучит. Вот он, пульс…на запястье.
В этот момент я поднимаю голову, и наши взгляды встречаются. Наверное, именно в этот миг что-то такое происходит. Где-то в правом полушарии моего мозга. Скорее всего, это резкий выброс нейропептидов. Которые, как известно, обеспечивают открытие новых нейронных дорожек, сетей и рефлексов, способных завести в такие дебри, о которых, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать…
        Мы молча смотрим в глаза друг другу. Я всё ещё сжимаю запястье его левой руки. И вдруг у меня возникает сильное желание прижать его ладонь к своей щеке. Или своей щекой прижаться к его ладони… Я уже чувствую это прикосновение… это тепло…
        Но в этот момент к нам подходят трое. Что-то вроде конвоя. Его уводят. Единственное, что я успеваю сделать, это уговорить их «главного», не связывать ему руки. Он ведь не преступник. Просто…просто…так получилось. Ещё до его рождения. Руки остаются свободными. Это значит, что он сможет многое. Как минимум, у него есть возможность протянуть их к Солнцу, устремившись вверх…
        Какое-то время он будет один. По крайней мере, ему будет так казаться. Это не тюрьма. Это не камера предварительного заключения. Это просто жизнь. Это реальность, созданная всеми нами, и каждым в отдельности.

Я где-то уже видела этого парня. Когда-то очень давно. Может быть ещё в детстве. А может быть и раньше.
Да, точно, это он.
Мы сидим с ним на крыше. И рассматриваем улицу практически с высоты птичьего полёта. Та же ранняя весна. Мрачноватое зрелище внизу навевает невесёлые мысли.
- А давай поспорим, что по улицам могут ходить корабли, - предлагаю я.
- Какие нафиг корабли…здесь …в нашем захолустье…это тебе не Венеция, - слышу в ответ.
Я протягиваю руку вперед. Присмотрев внизу обледеневшие ступени, расположившиеся «уголком» на подступах к какому-то скучному зданию, усилием воли начинаю «лепить» из них корму. Асфальт ломается, лед крошится, редкие прохожие в панике разбегаются в разные стороны. Вот уже вырисовывается и вся палуба. Заостряется корабельный нос. Я двигаю пальцами вверх и вниз. Как будто бы провожу по невидимым стенам. Вырастают мачты, рубки. Мелькают канаты, стропы и что там ещё бывает у этих самых кораблей. «Давай, мой хороший…иди…вперёд…»
- Смотри, он плывет…
- Что-то не верится…фигня это всё…это просто очередной мультфильм…
Он мне, конечно же, не верит. И когда мы спускаемся с крыши. Он просто садиться в маршрутку. И уезжает. Совсем в другую сторону.
А корабль…Он брошен на произвол судьбы. Ни капитана, ни команды. Разве можно на нем плыть, вот так, в гордом одиночестве? Я провожаю своё нежизнеспособное детище взглядом. За ближайшим углом корабль разобьётся о рифы. Это рифы неверия в давно забытые сказки. Это рифы той самой странной реальности. Бездарно сотворённой нами. По нелепым чертежам архитектора, от которого вчера ушла жена. Может быть, это она прихватила с собой, вместе с кухонным комбайном, и наше умение творить чудеса? Самые обыкновенные чудеса…

Вчера, по своим "рабочим" делам, я околачивалась в суде. В том самом гуманном и справедливом. Коридоры суда я называю местом для вынужденных медитаций. «Я – бамбук. Я расту рядом. Но мне к Солнцу…» Что-то в этом роде непроизвольно начинает рождаться на уровне подсознания.
  По коридору ведут подсудимого. Оттесняя народец ближе к стенам. Его рыжая шевелюра обреченно колышется по направлению к залу судебных заседаний. Я опускаю глаза, чтобы не видеть его лица. Затем провожаю его взглядом. Руки за спиной. Руки в наручниках.
Это не он…Господи…Это не может быть он…Я собираю по частям обрывки своей мантры… «Солнце, я люблю тебя…я рядом…»
Но я уже взрослая девочка. Я знаю.
Солнце внутри.
Всё остальное только эхо...