Секс или водка? -3

           РОССИЙСКИМ  МУЖЧИНАМ  ПОСВЯЩАЕТСЯ

       
       Спали мы в разных комнатах. Утром Александр встал по привычке рано и вскипятил чайник. После завтрака он заявил:
       - Я хочу посмотреть город. Ты поедешь со мной?
       Я отказалась, потому что чувствовала себя разбитой, а ещё предстояло готовить гостю обед.
       И тут мы снова сошлись в одной постели. В сравнении с ночной утренняя любовь показалась чёрствым хлебом. Это был не секс, а оказание дежурных услуг, когда с желанием женщины уже можно не считаться.
       Стоя на пороге, Александр спросил:
       - У тебя есть водка?
       - Да.
       - Сколько? Я спрашиваю, чтобы знать, сколько покупать.
       - А ты не купишь водку в магазине: её продают у нас по талонам. Две бутылки хватит?
       Александр ушёл, а я начала жарить свежую печёнку от его свиньи, зарезанной накануне. К обеду он принёс варёной и полукопчёной колбасы, купленной в городских магазинах. Александр пил водку, а я - шампанское из своих запасов. Я включила музыку, танцевала и от души расслаблялась. А когда заметила, что от второй бутылки водки осталась только половинка, веселью моему пришёл конец. Появилось недоброе чувство, что и любовь наша закончилась тоже.

       Александр выглядел не пьяным, а, скорее, угрюмым. В эту ночь он спал не раздеваясь. Далеко за полночь меня разбудил свет, горевший на кухне. На плите кипел чайник, Александр сидел за столом перед чашкой с крепкой заваркой.
       - Днём оставалась водка, куда ты её спрятала? - спросил он.
       - Кто пьёт водку ночью? Ночью надо спать, - заворчала я. Но, сознавая, что он не отстанет, пока не выпьет, поставила на стол бутылку.
       - На, жри! - сказала я и ушла в комнату.
       Утром мой гость взял пустую трёхлитровую банку и ушёл из дома. Вернулся - с пивом. Он оккупировал стол в моей комнате, много курил и пускал в форточку струи едкого дыма. Он наливал пиво в стакан, смачно его высасывал с жадностью путника, сбежавшего из плена пустыни. Покончив с пивом, Александр лёг на диван и, видимо, задремал. Очнувшись, он начал стонать и корчиться.

       Днём пришла сестра Аня. Мои сёстры знали, что ко мне приехал иногородний мужик на постой, и прислали разведчика прояснить ситуацию: не придушил ли он меня. Панорама боевых действий оказалась как раз такой, какой её и ожидали увидеть мои более опытные родственники.
       Мой жилец сполз с дивана и принялся кататься по полу.
       Аня запричитала:
       - Как же ты могла напоить так мужика? Ты видишь, что ему плохо? Как его зовут?
       - Александр.
       - Александр, сними туфли, ты их поцарапаешь об пол, ведь новые совсем! - выразила сочувствие сестра.
       Аня накапала в воду нашатырного спирту и дала выпить Александру и натёрла спиртом его виски. Я наблюдала за действием, и меня колотил истерический смех.
       - Ну чего ты ржёшь? - упрекнула сестра. - Ведь мужик и умереть может...
       - Не трогай его, не сдохнет. Это абстинентный синдром...
       - Что-о? - не поняла сестра.
       - Запой, вот что! - отвечала я сквозь смех.  - Водки ему надо, да кто ему её даст?
      
       Разведав на месте, Аня удалилась, чтобы донести обстановку до остальных сестёр. Александру стало легче. Он смирно притаился на диване и попросил меня лечь рядом с ним. Я села к нему на колени в позе наездницы. Он гладил мои руки и целовал в лицо:
       - Ты понимаешь, что одному мне не выжить? Я думал: найду женщину - будет легче. Я мечтал о такой, как ты. Ты сильная, и тебя нельзя не любить. Ты и вправду похожа на Элизабет Тейлор. А я тебе, наверное, не нравлюсь?
       - О чём ты говоришь?! На обмане и лжи счастья не построишь! Я спрашивала тебя в письме: почему с тобой нелегко? А ты ушёл от ответа: "Чтобы меня понимать - надо со мной быть". Ты хотел любви? Почему бы сразу не признаться, что ты не трахальщик, а пьяница?
       - Но ведь тебе было со мной хорошо? Ты же кончила! Правда? В первый наш раз...
       Я отскочила от него как ужаленная:
       - Чего-о-о-о?! - вскричала я. - Что ты понимаешь в этом, скотник?
       Я остановилась посреди комнаты в глухо запахнутом халате в позе боксёра. Мой голос срывался до жалобных интонаций, и слёзы щекотали веки.
       - Тебя наградил Бог таким инструментом, чтобы ты дарил женщинам радость. И ты мог дать мне радость единственный раз в жизни, но ты и этого не смог сделать! На что ты убил свою жизнь? Ты зачем летел сюда, тратился на билет? Ты надеялся, что я тебе рюмку водки не налью?
       - Я был уверен, что не сорвусь!
       - Ах, ты был уверен! Я не какая-нибудь ледышка Луна, а горячее Солнце - могу и обжечь. А ты, имея такое сокровище, хлебал всю жизнь водку! И в итоге ты не мужчина и не человек! Никогда нельзя терять веры в лучшую жизнь. А то, что у тебя редкостный Божий дар, - это я тебе как женщина говорю! Но хватит, морали читать я тебе не буду. Тут недалеко есть гостиница, вот там и заночуешь. Держать у себя я больше не могу: мне нужен сон и покой. Собирайся! - скомандовала я.
       - Надя, я не могу сейчас уйти: меня заберёт первый же милиционер. Завтра утром я уеду в аэропорт.
       - Ладно, только спи тихо; мне места не жалко, - уступила я.

       Мой сон был тревожным, как перед боем, только за полночь я уснула. Открыла глаза от звука лёгких шагов: надо мной стоял Александр в трико, голый по пояс. В руке он держал тапочки.
       - У тебя водка есть? - спросил он чужим, глухим голосом.
       Могильный холод пронзил мою душу.
       - Ты же выпил всю: было всего три бутылки, - солгала я.
       В платяном шкафу в моей комнате стояли ещё двадцать бутылок водки, припасённые к встрече сына: в мае я ждала его домой. А в серванте, в комнате, где спал Александр, были спрятаны, укрытые тряпками, две трёхлитровые банки с самогоном, оставшиеся от похорон матери.

       Тут до меня дошло, что мой дом - моя крепость - есть настоящая пороховая бочка и она взорвётся - стоит только зажечь фитиль. Если мой алчный любовник обнаружит запасы горючего, то придётся вызывать милицию, и я опозорюсь на всю округу до конца моих дней. Прощай сон: надо нести караульную вахту. Я встала и пошла за Александром на кухню. Он нервничал, кипятил чайник и пил крепкую заварку. Курил сигареты "Прима" так часто, что дым не успевал улетать в форточку.

       Предрассветные часы тянулись мучительно медленно. Но с первыми лучами солнца забрезжила надежда. Александр лежал на диване с закрытыми глазами.
       "Подозревал ли он о наличии спирного в доме?" - думала я.
       - Александр, тебе пора уезжать...
       - Сейчас оденусь. Надя, пойди поймай для меня такси на остановке, - попросил он.
       - Хорошо, поймаю. Но из дома мы выйдем вместе, - твёрдо заявила я.
       Когда я чистила зубы, стоя около умывальника, мимо пронёсся одетый Александр с сумкой в руках:
       - Мы разошлись, как в море корабли, - бросил он на ходу.
       И за ним закрылась дверь. Я села на стул: ноги мои ослабели.

       Как много мучений и страданий мы принимаем, чтобы получить одну минуту счастья, блаженства, наслаждения, а может быть и меньше минуты: кто измерял время? А может и целую вечность. И тем сладостней эта минута-вечность и дороже, чем выше цена, за неё заплаченная...
       Я спрашиваю себя: а разве может быть иначе? С чем сравнить, если нет опыта?
       Мой возлюбленный, холодные листки бумаги донесли до тебя мою страдающую душу, а теперь ты познал моё живое тело - оно трепетало и изнемогало в твоих объятиях. Возможно ли забыть такое?
       Это любовь, любовь - тот горький омут, в который мы хотим окунуться. Она станет нас грызть, мучить,но мы будем беситься и сходить с ума без неё. В любви мало радости, а больше - страданий. Я испытала лишь минуту наслаждения, но как дорого  заплатила за неё. Если каждую минуту счастья покупать такой ценой...
       На другой день я написала письмо:

            "Здравствуй, Александр!
       За три дня у нас не нашлось времени поговорить на трезвую голову. Я не могу тебя судить. Как говорят, не суди - и судим не будешь. И жалеть тебя нельзя: не за жалостью ты ко мне приезжал, а за помощью. Но и помочь тебе не могу: тебе нужны помощь врача и подруги. Я тебе подругой быть не могу: мне самой больно и тяжело, и мне также нужна помощь. Я сама прошла через ту же мясорубку, что и ты. У меня нет других чувств - только боль. Одна только боль.

       Я всегда знала, что у наших советских мужчин есть только три препятствия на пути к счастью - это бедность, алкоголизм и импотенция. И мне ещё не привелось встретить мужчину, у которого не было бы в наличии  хотя бы одного. Это проклятие нашего времени. Но я всегда верю в лучшую жизнь, даже если всё против меня. А ты свой билет в лучшую жизнь потерял. Ты слишком много на себя взвалил и надорвал жилы.
       Счастье и любовь, для тебя желанные, живут в мире, который ты покинул добровольно. Каждая выпитая бутылка водки - это кирпич в стене, которую ты возвёл между собой и окружающим миром. За этой стеной ты одинок: в твоём мире нет места ни для кого. Захочешь ли ты вернуться назад? В мир, который кажется тебе чужим, незнакомым и даже враждебным? И на помощь рассчитывать нельзя: эту стену ты должен разрушить сам.
       Я желаю тебе сильной веры и надежды - это единственное, что помогает жить. Поверь мне: только через них придёт спасение.
             Остаюсь с тобой навсегда, твоя Надежда."

       Ответа не было долго. А потом  пришло письмо:

                "Привет, Элизабет!
       Да не хотел тебе писать вообще. Но сегодня решил написать. Ты права. Я надорвал себе жилы. Был уверен, что никто и никогда меня не сломит. Но, увы! Меня сломал мой собственный друг, в которого я верил, как в себя. Взял и удавился. Это Серёга - мой напарник. Не всё так просто в жизни, как иногда кажется.
       Сегодня я вышел из больницы. Но думаю, что восстановлюсь. Это отчаянно трудно. И ты права, что не дай Бог кто меня пожалеет.
       Искренне желаю тебе счастья.
                Александр".