32 глава

 Ранняя весна все больше оживляла окрестные леса вокруг храма Чао-Лонг. Первые мелкие птахи уже вовсю радовали слух голосистыми трелями и без всякой боязни скакали даже по внутреннему двору. Радуясь теплому солнцу и успешно проведенному поединку, Турн с улыбкой наблюдал, как один из звонкоголосых певцов опустился на деревянную крышу навеса, под которым сидел чиф-фа Унь Лэй, и принялся выводить свои трели.
  В памяти ярла всплыл тот день, когда он и Хетош в сопровождении Унь Лэя впервые вошли в ворота храма. К немалому удивлению молодых людей, все находившиеся во внутреннем дворе, завидев прибывших, немедленно склонились в почтительном поклоне. Это уже потом они узнали, что приведший их к воротам Чао-Лонг ру-ямец, есть ни кто иной, как искусный мастер-учитель или, как называли его сами ру-ямцы, "чиф-фа". Унь Лэй, язык не поворачивался назвать его старым, хотя он давно уже успел разменять пятый десяток, обучил и воспитал многих известных бойцов и был одним из пяти самых уважаемых и почитаемых наставников храма.
  Тем не менее, на отношении к Турну и Хетошу со стороны остальных уй-синов это никак не отражалось. Их гоняли точно также, как и остальных новичков попавших в храм, и также допускали к следующей ступени только после освоения предыдущей. Впрочем Турну, имевшему за плечами школу воеводы Галарда, тренировки эти давались гораздо легче, чем его иджифетскому другу. Вот только к царившему в Чао-Лонг укладу жизни ярл, в отличие от Хетоша, выросшего при храме Нирриаха, привыкал тяжелее. Да и почти полное незнание языка давало поначалу себя знать, даром, что Унь Лэй немного обучал их во время путешествия.
  Турн перевел внимание на утоптанную тренировочную площадку, на которой как раз вели поединок Хетош и еще один из молодых бойцов. Полтора года, которые два друга уже провели в храме, явно не прошли для иджифетца даром. Ежедневные многочасовые тренировки укрепили его тело, а обязательные для всех учеников храма упражнения по молчаливому созерцанию и успокоению разума, которые уй-сины называли "медитациями", напрочь устранили его прежнюю импульсивность и вспыльчивость. Но это же одновременно чуть не сыграло с Хетошем злую шутку.
  После почти пяти месяцев обучения, как только молодой иджифетец научился полностью контролировать свои эмоции, он стал во время поединков впадать в странное состояние, в котором совершенно не воспринимал своего противника как живого человека, который вообще-то тоже может испытывать боль. Турну он в такие моменты напоминал настоящего берсерка, но берсерка совершенно хладнокровного и не теряющего трезвости рассудка, а потому еще более опасного.
  Унь Лэй, заметив это, немедленно отстранил Хетоша от тренировок и отправил на полтора месяца заниматься лечением учеников, травмировавшихся во время обучения, и заболевших крестьян, обращавшихся за помощью в Чао-Лонг. Так что пришлось бывшему эретликошу заодно вспоминать премудрости, изученные в свое время при храме Нирриаха.
  - Впрочем, сам-то он себя бывшим не считает. Это уж точно, - поправил себя Турн, вспоминая как Хетош упрямо продолжал ходить в сандалиях и одеянии, в котором он покинул Иджисс, до тех пор, пока те не стали разваливаться прямо на нем.
  Да и во время персональных медитаций, которые для всех уй-синов и учеников были обязательны наравне с общими, Хетош, как он сам признался Турну, обращался не кому-либо, а к богам Иджифета.
  - Эх, в Иджисс хочу! Давненько уже я его не видел, - подумал ярл и тут же одернулся, - Хоть себе-то уж не врал бы. Не Иджисс ты хочешь повидать, а жрицу Баштис, кареглазую Дхари, - и сразу же в его голове всплыл сегодняшний сон, в котором маленький черный Читтах то принимался кругами бегать вокруг него, а то, цапнув его когтями, отбегал и словно манил куда-то за собой.
  Тем временем поединок застопорился. Бойцы перешли от обмена ударами к борьбе и старались провести захват с броском или болевой залом. Противнику Хетоша удалось захватить его руку, но поймать момент, чтобы при этом вывести последнего из равновесия для удачного броска через себя, не удалось. В свою очередь иджифетец успел второй рукой обхватить ру-ямца за пояс и не желал его отпускать, чтобы не быть опрокинутым на землю. Так два молодых человека пыхтя и упираясь продолжали топтаться по площадке пока наконец у чиф-фы не кончилось терпенье и он хлопнув в ладоши не приказал окончить поединок.
  - Очень глупо, - заявил Унь Лэй, вставая со своего места и подходя к противникам, - Ты, - он указал на молодого ру-ямца, - ты слишком стараешься все сделать правильно. Именно так, как тебе однажды показали. Никакой импровизации, никакой гибкости мышления. А ты, - и чиф-фа уткнул палец в грудь Хетоша, - ты просто испугался упасть. Падение, если твой разум не смят страхом, еще не означает поражения.
  Взяв ру-ямца за руку так, как тот только что держал Хетоша и приказав ему обхватить себя за пояс, Унь Лэй немного подергался точно так же, как до этого де­лали молодые люди, тем самым продемонстрировав всем ученикам, что действительно ситуация для обоих бойцов тупиковая и традиционный бросок не проходит.
  Затем чиф-фа одной рукой ухватил кисть молодого бойца, державщую его за пояс, и неожиданно просто-напросто отпустил ту, которую захватил ранее, одновременно с этим делая шаг в сторону и быстро закручиваясь вокруг своей оси. Сразу же, как только он сделал полный оборот и оказался сбоку от своего противника, чиф-фа захватил запястье руки державшей его за пояс второй своей рукой и сделал длинный шаг вперед, одновременно с этим приседая в широкой стойке. Молодому ру-ямцу, перед которым уже не было спины противника, на которой он мог бы повиснуть, чтобы не упасть лицом в землю, ничего не оставалось, как быстро сделать шаг вперед. Про свою руку, которой он до этого держал пояс противника, он вообще при этом и думать забыл, чем чиф-фа и не преминул воспользоваться. Не успела нога его противника коснуться земли, а Унь Лэй уже быстро завел кисть захваченной им руки вверх и на локоть этой же руки надавил своим предплечьем.
  Все это произошло настолько стремительно, что его молодой противник даже не сообразил, что попался на традиционный болевой залом и все еще пытался восстановить равновесие и выпрямиться. Только когда чиф-фа надавил уже весьма ощутимо, приложив вдобавок массу своего тела, молодой человек все понял и быстро распластался по площадке, почтя за благо прекратить бессмысленные упирания и избегая тем самым опасного давления на свою руку.
  Унь Лэй обменялся со вставшим с земли учеником традиционным поклоном и кивнул поворачиваясь к Хетошу:
  - Теперь ты.
  Тот, не теряя времени, выполнил скользящий подшаг вперед и, захватив руку чиф-фы, сделал то, что и полагалось – слегка скручиваясь в бедрах, подсел под своего противника и в броске рванул его через себя.
  Вроде бы Хетош все выполнил четко и его противник по всем признакам должен был, перелетев через него, мешком шлепнуться с другой стороны. Но у Унь Лэя на этот счет оказались совершенно другие соображения. Что в точности сделал чиф-фа, Турн разглядеть не успел, но странным образом Хетоша вдруг буквально сорвало с места и, разворачивая по дуге, перебросило через падающего Унь Лэя шлепнув о землю с другой стороны от чиф-фы. Сам же Унь Лэй успел сгруппироваться и кувырком прокатился по земле, тут же встав на ноги, а затем сделал длинный скользящий подшаг к своему противнику и коснулся рукой его головы.
  Впрочем, все вполне поняли, что в настоящем боевом поединке он мог "коснуться" Хетоша и кулаком, и ногой, и локтем, и коленом, но на данный момент в этом не было никакой необходимости. Дождавшись, пока слегка оглушенный иджифетец поднимется на ноги, и обменявшись с ним традиционным поклоном, чиф-фа вновь повернулся к остальным ученикам и хлопнул в ладоши, давая понять что сегодняшнее занятие окончено, и тоже обменялся с ними поклонами.
  - Слушай, как он это сделал? – тотчас спросил Хетош своего друга как только все стали расходиться.
  - Я тоже не много понял, но кажется он во время падения прихватил твое плечо, не то через которое ты его бросал, а другое, и рванул его за собой, - припо­миная подробности ответил Турн, - Так тебя и развернуло.
  - Ага, скажешь тоже, бросал, - возразил иджифетец, - мне так показалось, что я его даже и не бросал, а он сам через меня перелетел.
  - То есть, ты хочешь сказать, что он через тебя вроде как кувыркнулся, да еще при этом и сбил с ног, рванув за плечо? А со стороны выглядело будто это ты его бросал. Да уж странно как-то! – покачал головой Турн.
  - Ладно, не будем гадать. Наверняка чиф-фа по своему обыкновению скоро будет все это подробно объяснять, - махнул рукой Хетош, - Ну что? Ты на медита­цию опять потащишься за тридевять земель к своей сосновой опушке? Тебе там медом намазано?
  - Хетош, ты вроде так парень неплохой и довольно сообразительный, но иногда - самый настоящий тупой мужлан, - снисходительно отозвался ярл, - У меня на родине леса почти сплошь из сосен и елей. Я на той опушке хоть и ненадолго, но как дома себя чувствую.
  Подбежавший к друзьям один из младших учеников вежливым поклоном прервал их разговор и сообщил, что чиф-фа Унь Лэй вскоре будет ожидать их у подножья лестницы ведущей к резиденции Патриарха. Выразив свои благодарности парнишке, молодые люди удивленно переглянулись и заспешили приводить себя в порядок после тренировочных поединков. Даже уй-сины не часто могли похвастаться приглашением на личную аудиенцию к одному из пятерых старейшин, чего уж говорить об обычных учениках. Тем более не стоило позориться и заставлять чиф-фу ждать, задерживаясь дольше необходимого.
  Впрочем, Унь Лэй в ожидании своих учеников как оказалось, не терял времени даром. Когда друзья добрались до означенного места, они застали его за рисованием тушью по холсту натянутому на квадратную доску. Чиф-фа с помощью длинных извилистых линий и мелких коротких штрихов изображал раскинувшееся вдали ущелье и текущую по его дну речку. Осторожно приблизившись и глянув на пергамент, Турн подивился изящности и необычной филигранности получающегося рисунка. Унь Лэй же, заметив друзей, сделал им знак немного обождать, нанес еще несколько штрихов и, придирчиво оглядев результат, отложил кисть.
  - Уже не за горами время, когда заканчиваются оговоренные два года, - обратился он к Турну и Хетошу, - После этого срока ученику предлагается выбор. Он либо покидает храм и возвращается в мир, выполнив перед этим одно из заданий данное старейшинами, либо принимает посвящение и становится уй-сином служащим нашим богам. Но в отношении чужестранцев поклоняющихся своим богам у нас есть правило. Если они колеблются, то могут сначала пройти одно испытание. В нем наши боги легким прикосновением на очень короткий срок открывают им внутренне зрение и позволяют увидеть себя. Иногда впрочем, даже такое легкое касание оказывалось для чужака губительным. Но когда я гляжу на вас, то не сомневаюсь, что вы выдержите.
  Друзья обменялись короткими взглядами и после непродолжительного молчания кивнули, давая свое согласие на испытание. Унь Лэй, не тратя больше времени на дальнейшие разговоры, тут же освободил их от вечерних занятий и наказал вместо них ждать от него посланца. Затем чиф-фа забрал свой рисунок и кисти и стал подниматься по причудливо изукрашенной лестнице ведущей вверх, туда, где на самом гребне склона прилепилась резиденция Патриарха.
  Глядя ему вслед, Турн думал, что к самому Патриарху ему вряд ли когда-нибудь удастся попасть, даже если он пройдет посвящение и станет уй-сином. До сих пор ни ему, ни Хетошу вообще не удавалось увидеть главу всех храмов хотя бы издали. К самому же жилищу Патриарха свободный доступ имели только наставники Чао-Лонг и других храмов. Немного постояв и понаблюдав, как чиф-фа, поднявшись до самого верха, исчез в дверях резиденции, друзья развернулись и пошли к себе, гадая, в чем же собственно будет заключаться обещанное испытание…
   
  В означенное время на пороге жилища учеников появился один из старших уй-синов, посланец чиф-фы, и, не тратя слов, жестом поманил за собой Турна. Выйдя следом за ним за порог, ярл увидал Хетоша, которого уже тоже сопровождал другой уй-син. Сначала все четверо шли по какой-то незнакомой дороге петляющей по склонам окрестных гор, а затем двух друзей разделили и повели по разным тропинкам. В конце концов, молчаливый провожатый увел Турна достаточно далеко в горы, куда он за все время пребывания в храме ни разу не заходил.
  Наконец уй-син остановился и, оглядевшись по сторонам, проскользнул в густой кустарник, негромким окликом позвав его за собой. Нырнув вслед за ним, ярл несколько шагов продирался через кусты, а затем внезапно оказался на небольшой полянке перед входом в пещеру. В глубине пещеры, чуть поодаль от входа, путь преграждала кованая дверь с несколькими замками. Отперев их, уй-син толкнул дверь, которая открылась, несмотря на древний вид, на удивление бесшумно. Видимо петли ее время от времени заботливо смазывали маслом. Выбрав из лежавшей позади двери кучи два факела и запалив их, провожатый сунул один Турну и шагнул в темноту прохода, поманив за собой спутника. Некоторое время они шли по пологому спуску вглубь пещеры, а затем остановились перед еще одной такой же дверью.
  Открыв ее, уй-син сказал:
  - Ты должен остаться за этой дверью и медитировать. Боги должны явить свое присутствие и открыть тебе внутреннее зрение. По истечении нужного време­ни я вернусь и выведу тебя. Возможно, мне придется вынести только твое тело, но ты предупрежден и дал согласие, поэтому - ступай.
  Турн молча кивнул, подтверждая, что он готов, и шагнул за порог. Позади него тут же захлопнулась дверь и звук удара прокатился отражаясь гулким эхом от сводов пещеры. Пройдя немного вперед и подняв повыше факел, ярл разглядел, что стоит в очередном перегороженном отрезке прохода. Подойдя к следующей двери и осмотрев ее, Турн обратил внимание, что замковые запоры на ней затянуты толстым слоем пыльной паутины. Видимо, в отличие от двух других дверей, эту не открывали давным-давно.
  Посветив себе под ноги и по сторонам, Турн обнаружил на полу толстую плетеную циновку, а около нее подставку под факел. Определенно он был здесь не первым. Укрепив свой факел и сев на циновку ярл скрестил ноги и принялся за выполнение дыхательных упражнений по успокоению мыслей и эмоций. Сколько так прошло времени, Турн не знал, факел погас, и он давно сидел в полной темноте.
  Наконец внутри него повисла полнейшая пустота, и он медленно лег, выпрямившись на циновке. В следующее мгновение в его глазах стало гораздо светлее и он ощутил себя зависшим над полом.
  - Ага, а вот это уже знакомо, - мелькнула даже не мысль, а какая-то тень мысли, когда Турн попытался встать и обнаружил себя плавающим где-то посередине между потолком и полом пещеры.
  Неторопливо он огляделся вокруг и заметил, как в отверстия для ключей с той стороны двери проникает еле заметное синеватое свечение. Приблизившись к двери, ярл протянул руку к замочной скважине и осторожно коснулся этого странного свечения. Пальцы, не встретив никакого сопротивления, тут же ушли в толщу двери и стало совершенно ясно, что ее метал не мог препятствовать Турну. Осмыслив это, он собрался с духом и шагнул вперед, в следующее мгновение оказавшись по ту сторону двери.
  За ней открывался уже целый квадратный зал, вырубленный в скале. Хотя, скорее всего, пещера здесь существовала всегда, а уже затем кому-то понадобилось обтесать ее стены и обработать потолок, придав ему вид стрельчатого купола. Стены и сводчатый потолок пещеры были словно унизаны капельками того самого сияния, которое Турн заметил через замочные скважины. В четырех углах возле стен стояли саркофаги, около шести шагов в длину, сделанные из полированного камня. На них таких капелек было гораздо меньше, из-за чего они темнели в углах пещеры мрачными громадами, а на их крышках виднелись непонятные для Турна надписи, по буквам которых проплывали настоящие клочки непроницаемой тьмы.
  После того, как Турн приблизился и остановился в центре зала, эти сгустки начали проскальзывать по саркофагам гораздо чаще, а затем вдоль стен стала под­ниматься вверх какая-то темная пелена. Внезапно ярл словно очутился под куполом из этой самой пленки и почувствовал, как его разум буквально разрывается на части. К счастью, это длилось недолго, и вскоре окружающий его мир разлетелся на куски, а непроглядная тьма милосердно погасила сознание.
  Постепенно мрак рассеялся и Турн обнаружил себя стоящим перед храмом, вход в который охраняли двое воинов в церемониальных панцирях из коричневой дубленой кожи и украшенных золотыми листьями. На плечах у обоих были длинные ниспадающие алые плащи, а на головах островерхие шлемы, украшенные султанами из конских хвостов и наглухо закрывающие верхнюю часть лица и щеки. Окинув взглядом строение, внешне сильно напоминающее усеченный энкурр, ярл прошел мимо стражников и направился внутрь.
  Внутри храм представлял собой одно просторное помещение с куполообразным сводом. В центре купола было сделано достаточно большое круглое отвер­стие из которого падали рассеивающиеся солнечные лучи, а снизу, прямо под ним, стоял алтарь из ограненной глыбы прозрачного камня. Вертикально сверху в камень был воткнут меч, совершенно обычный боевой клинок без каких либо украшений и излишеств. Единственно, что отличало этот клинок от тысяч его собратьев, это навершие, выполненное в виде диска, из центра которого в стороны расходились четыре закручивающиеся по спирали луча.
  Это был символ какой-то войны, которую нельзя было прекратить никаким способом. Как и невозможно было вытащить этот меч из камня. Все это Турн знал с абсолютной уверенностью, и хотя ни малейшего понятия об источнике этой своей уверенности не имел, не испытывал по данному поводу никаких сомнений. Не испытывал он ни малейших сомнений и по поводу того, что ему нужно делать дальше.
  Пройдя прямо к алтарю, ярл встал на одно колено и склонил голову, в которой тотчас зазвучали слова молитвы на каком-то незнакомом языке, совершенно не похожем ни на что ранее слышанное. Текущие друг за другом слова образовывали причудливое и чарующее сплетение, которое вызывало перед внутренним взором Турна быстро сменяющиеся картины из истории какого-то большого и могущественного государства.
  Государство процветало, жизнь в нем кипела ключом, и население его постоянно разрасталось, постепенно покрывая всю территорию многочисленными городами. Вскоре собственных земель им стало не хватать, и небольшие соседние государства были либо подчинены сразу и безоговорочно, либо были постепенно поставлены в такие условия, при которых ничего не оставалось кроме как просить о добровольном присоединении.
  Но затем интересы этого государства столкнулись с интересами другого, не уступающего ему в могуществе. В результате начался затяжной вооруженный кон­фликт, в течение которого боевые действия велись повсеместно и с применением средств поистине ужасающей разрушительной мощи. Самым страшным из них было оружие, вспыхивающее как тысяча солнц и выжигающее далеко все вокруг. У тех же, кому посчастливилось избегнуть испепеляющего пламени, но кто, тем не менее, находился недостаточно далеко от места воздействия такого оружия, по истечении времени начинали выпадать волосы и ногти, а затем их косили неведомые болезни.
  Война была прекращена только из-за того, что обоим государствам стала угрожать какая-то не понятая Турном общая для всех опасность и все силы были брошены на создание подземных убежищ, в которых население надеялось ее избежать.
  Но больше всего ярла поразило совершенно другое – вид жителей этого государства. Они все как один были очень высокие, и отчего-то Турн совершенно не сомневался, что гораздо выше обычного человека. Головы их были с немного заостренным кверху черепом, а лица были с тонкими носами и губами и обладали каким-то странным и непривычным взору изяществом. Те же, кому не посчастливилось полностью избегнуть последствий применения испепеляющего оружия, но кто, тем не менее, выжил, по прошествии времени превращались в поистине отвратительное зрелище.
  Все это промелькнуло перед глазами ярла с поразительной скоростью и, тем не менее, он отчетливо видел каждую малейшую деталь пейзажей встававших перед ним. Единственное, что он не успел разобрать, это перед лицом какой такой опасности непримиримые враги были вынуждены прекратить свое противостояние.
  Картина, которую он наблюдал, внезапно начала скручиваться перед его взором в точку, а затем все естество Турна потряс чудовищный удар и он очнулся лежащим в темноте на циновке. Его терзал чудовищный голод, тело окоченело от жуткого холода, а виски разламывались от боли.
  - Эйтоны… Это эйтоны… - пульсировала в голове единственная мысль когда он с трудом подтянул ноги к груди и закрыв глаза свернулся в клубок.
  Сколько он так пролежал, Турн не знал, но наконец раздался звук открывающейся двери и на его веках заплясали блики от факельного огня. Он почувствовал, как чьи-то руки переворачивают его, проверяют биение сердца и дыхание, а затем услышал, как голос его провожатого сказал с облегчением:
  - Живой!...
   
  Наконец, после того как Турн и Хетош, которому его испытание тоже далось не слишком то легко, медленно но верно восстановили свои силы, их навестил Унь Лэй. Когда чиф-фа наконец убедился, что друзья действительно пришли в нормальное состояние он вновь завел разговор о выборе который им предстояло сделать.
  - Прежде всего, хочу кое-что вам сказать. Что касается тебя, Хетош, то я не очень хорошо знаю истории твоей страны, и поэтому мои слова будут касаться в основном Турна, - он коротко взглянул на ярла, - но возможно они не будут лишними для вас обоих.
  Так вот, я знаю, Турн, что в твоих землях идет не самая лучшая слава о тех, кого тебе удалось повидать в пещере. Тем не менее, они - представители богов, очень давно правивших на этих землях. И сами они в свою очередь потомки еще более древних богов.
  Издавна этот мир вращается на ободе Колеса Времени периодически разрушаемый и вновь воссоздаваемый из праха Высшими Силами. И самые лучшие из наших богов выбрали для себя участь хранителей жизни в нем. Именно поэтому они вмешиваются в события мира только тогда, когда ему грозит опасное нарушение равновесия или порабощение враждебными силами. Большую же часть времени их вмешательство не требуется, и они пребывают в великой медитации, узнавая о переменах в мире только с помощью наших молитв обращенных к ним.
  Унь Лэй замолк, внимательно глядя на молодых людей и словно предлагая им обдумать услышанное, а потом вновь продолжил:
  - Теперь вы имеете возможность взглянуть на все те истории, которые всегда знали, и с другой стороны. Как понимаете, я не буду вас уговаривать или убеждать в правильности действий наших богов. Тем не менее, я сказал о той роли, которую они для себя избрали, и теперь вы знаете, что побудило их к таким действиям. Больше мне особо нечего сказать. Только то же, что и ранее – выбор теперь за вами.
  Турн долго молчал, склонив голову и упершись взглядом в доски пола. Непросто было взглянуть на все то, что он считал единственно верным, с точки зре­ния тех, кого всегда считал старым врагом. И совсем непросто было осознать, что все они отнюдь не были сосредоточием беспросветного зла. Все это совершенно выбивало из колеи и мысли, крутящиеся в голове ярла, напоминали растревоженный улей.
  Друг его тоже пребывал в тягостном молчании. С тех пор как Хетош пришел в себя, он вообще ни разу не рассказывал о том, что собственно ему удалось узнать, проходя свое испытание. Но, судя по его виду, и ему открылись кое-какие необычные моменты, по-другому проливающие свет на все то, что он знал.
  Наконец Турн собрался с мыслями и заговорил:
  - Чиф-фа, обучение в этом храме дало мне очень много, и я благодарен тебе и остальным уй-синам за все полученные уроки. Теперь я знаю, что мир гораздо сложнее, нежели то, как желают представлять это люди. И теперь я знаю, что даже боги могут ошибаться в своих поступках и суждениях. Но я не стану служить вашим богам. Я по-прежнему продолжаю чтить богов моего народа, потому что именно они вложили много своих сил в становление нордлингов. Тем более, что наши боги перво-наперво наказывали нам никогда не отходить от своих дел пока они не завершены, и не пускать их течение на милость судьбы. Но я расскажу обо всем, что мне удалось узнать и повидать, нашим старейшинам, и возможно их удастся убедить, что в издавна тянущейся вражде нет смысла. Если же это удастся, то может быть, тогда найдется и способ, чтобы избежать Последней Битвы.
  - Я тоже вернусь к себе на родину, - прокашлявшись, коротко ответил Хетош, - Надеюсь, чиф-фа, вы меня понимаете…
  Унь Лэй покачал головой в знак того, что он понимает и принимает решение друзей, а потом стал не спеша рассказывать:
  - Замечено, что этот мир последнее время стал очень быстро терять свои силы. И одновременно с этим он начинает терять и свое очарование, а люди его все больше становятся озабочены лишь тем, будет ли у них на обед очередной кусок мяса или нет. Самим людям с их коротким веком, как это не печально, этого не заметно, но богам это видно. Поэтому некоторое время назад в моих медитациях я получил знак отправиться в путешествие-поиск, который возможно поможет найти причину этого.
  Пребывая в этом путешествии, я натолкнулся на вас. Тогда с вами был еще один тмеганин и вы были очень странной компанией надо признаться. И вот двое из вас здесь. Возможно, это судьба, но мельницы богов мелют медленно, и последствия нашей встречи могут проявиться еще очень не скоро, - он тяжело вздохнул, - Но как бы то ни было, вы свой выбор сделали. Теперь вам остается выполнить последнее задание храма Чао-Лонг, и если мы еще и увидимся, то, скорее всего, уже только после перерождения.
  Чиф-фа встал и, завершив свой визит традиционным поклоном, скрылся за порогом. Турн смотрел вслед ушедшему Унь Лэю и никак не мог понять, почему вокруг вдруг повисла какая-то звенящая и сосущая под ложечкой тишина. Почему-то казалось, что чиф-фа ушел не полностью, а словно оставил после себя часть чего-то, что развернулось в воздухе вокруг него и Хетоша тончайшими искрящимися нитями.
  - Ты чего это такой велеречивый стал? – внезапно нарушил молчание нарочито заботливый голос его друга, - Какую речь толкнул, я просто заслушался! Ты там, в пещере, головой не обо что не ударялся?
  - Отстань, мужлан иджифетский, - лениво огрызнулся Турн, - Я все-таки ярл…
  Ближе к вечеру, когда первые сумерки уже начали скрадывать очертания дальних гор, к друзьям пришел один из старших уй-синов, посланный Унь Лэем. Он принес с собой амуницию и припасы, необходимые для выполнения задания назначенного старейшинами храма, а так же небольшой мешок, который положил на пол.
  - Вам предстоит сделать следующее, - начал он объяснения, - В трех днях конного пути отсюда находится резиденция правителя Ачжан Хоана. В свое время ему удалось объединить под своим началом несколько крупных разобщенных областей страны. И храмы помогали ему в этом, предоставляя уй-синов для обучения его воинов и для выполнения некоторых заданий требовавших особых умений.
  Но теперь он стал считать себя достаточно сильным, чтобы не считаться с храмами, и даже стал пробовать диктовать нам свои условия. Поэтому наши ста­рейшины решили послать ему небольшое послание, - уй-син слегка пнул ногой мешок, - Ваша задача - пробраться в покои Ачжан Хоана и оставить там этот мешок так, чтобы он непременно попался на глаза правителю…
  - Ну и само собой, в ваших же интересах, в отличие от этого мешка, никому на глаза не попадаться, - добавил усмехнувшись посланец, - Если вы при этом никого не убьете, то это будет только к лучшему. Но если возникнет необходимость - вы обучены в достаточной степени.
  - Ну и стоило ли помогать этому Хоану? А так бы и неприятностей сейчас не было… - покачал головой Хетош.
  - Патриархи всех храмов тогда решили, что стоило, - ответил уй-син, всем своим видом демонстрируя, что, дескать, вообще-то не вашего ума дело обсуждать решения Патриархов, но после паузы снизошел до короткого пояснения, - Для храмов лучше иметь дело с одним упрямым правителем, чем с десятком таких же.
  Иджифетец присел около мешка и, развязав затягивающий его ремешок, запустил руку внутрь:
  - Это еще что такое? – скривился он, вытаскивая за хвост дохлого хорька, в зубах которого торчал свернутый трубочкой кусок тонкого пергамента.
  - Это и есть послание, - последовал ответ, - На записке нашим Патриархом написано: "Я нашел его маленьким и ничтожным. Выкормил и вырастил его. Но он так и не отучился кусать руку кормящую его. В конце концов, мне это надоело".
  - Ну-ну, - хмыкнул Турн, разглядывая "послание" болтавшееся в руке Хетоша, - Патриарх что, действительно собственноручно свернул голову этому бедола­ге?
  - Нет конечно, - усмехнулся уй-син, - Это воришка, повадившийся лазать в нашу кладовую и попавшийся в ловушку.
  - Хм, от этого содержание намека становится лишь изощренней, - усмехнулся Турн и, обратив взгляд на посланца Унь Лэя, спросил, - И когда нам отправляться?
  - Да хоть сейчас, - откликнулся тот и, развернув один из свертков, вытащил два одинаковых меча, - А это вам подарок лично от Унь Лэя.
  Ярл взял один из клинков и оглядел его, пробуя, как тот сбалансирован и как лежит в руке. Меч был безусловно хорош, и к тому же он, как и его близнец, один в один напоминал клинок виденный Турном в видениях, пришедших к нему во время испытания. За исключением того, что на диске навершия было изображено солнце, а не четыре спиральных луча.
  - Надо побыстрее отправляться, - заявил Хетош, как только уй-син покинул помещение, - А то, как бы это послание не завоняло, - и он принялся завязывать мешок...