Леночка

Светлана Алексеевна неожиданно проснулась посреди ночи. В комнате было ненормально тихо. Дмитрий Сергеевич не храпел, его подушка пустовала и была даже холодна на ощупь. Светлана Алексеевна рассеянно зашарила руками по кровати и обнаружила супруга где-то в её середине. Приподнявшись на локте, она увидела его посверкивающие среди складок одеяла голодные глаза. Дмитрий Сергеевич лежал на животе, поджав под себя колени, и грыз ноготь. Нездоровый блеск в его взгляде напомнил Светлане Алексеевне первые годы их брака, когда ещё молодой и буйный Дмитрий Сергеевич мог вдруг ни с того ни с сего в четыре часа ночи начать терзать и мять свою жену в жаркой и сухой тесноте одеяла, кусая её за загривок и задирая сорочку.
- Мить, ты чего?
Дмитрий Сергеевич щёлкнул зубами, откусив сразу полногтя, и сказал:
- Курить хочу.
- Ты чего? Уже пять лет как не куришь.
- Да бог его знает. Может, приснилось чего. Но курить хочу ужасно.
Светлане Алексеевне внезапно стало очень обидно.  Она тяжело откинулась на подушку, отвернулась к стене и сказала:
- Хочешь – кури.
Дмитрий Сергеевич почуял опасность. Тихонько сняв пальцами с языка огрызок ногтя, он протянулся вдоль спины супруги и сказал ей через бугор ватного одела на плече:
- Да чего ты? Я ж так.
- Ничего.
- Ну, Свет…
- Давай спать, а?
Дмитрий Сергеевич подумал, что сейчас, может быть, было бы уместно начать тонкие домогательства и полуночное копошение, но сосредоточенное молчание супруги содержало в себе какую-то невыраженную угрозу. И он решил отложить домогательства до субботы. «Или до следующей субботы, - подумалось Дмитрию Сергеевичу, - в эту вроде с утра надо чё-то куда-то поехать, отвезти, встретить в Шереметьево… Загляну завтра в ежедневник».
Когда за спиной раздалось знакомое сопение, Светлана Алексеевна раздражённо выдохнула через нос и стала считать пупырышки на обоях. Лёгкий астигматизм и почти полная темнота зимней ночи не давали ей разобрать рисунок и отличить плотную группу мелких пупырышков от просто одного крупного и двух средних или просто пятнышка и тени или того как дышит муж и жарко ноге потому что смялась сорочка под левым бедром и что тикает а что у Лены завтра в институте подушка шуршит и синий развал и голубиный стол… Светлана Алексеевна провалилась в сон.  Следующим утром у неё началась менопауза.
***
У Светланы Алексеевны была дочь Лена 19 лет от роду и лучшая подруга Маша Сергущенко.
Маша не верила в принципиальную возможность подлинного взаимопонимания между мужчиной и женщиной и потому нередко общению со своим мужем Федей предпочитала манипулирование им. В её сознании хаотичному миру мужских фетишей противостояло гомогенное женское сообщество, в котором и вражда и дружба имели преходящий характер.
Федя был в этом отношении очень удобным для семейной жизни человеком. Хранение любой мало-мальски важной тайны было для него делом неприятным и почти мучительным. Скрывая что-нибудь от жены, он становился похож на насторожённого кролика и при оказании малейшего давления делался неуверенно улыбчив и нервозен, что тут же выдавало его с головой.
Мария в кратчайшие сроки разоблачала мужа, выводила его на чистую воду и добивалась косвенными путями контрибуции в виде подарочного сертификата на десять тысяч рублей в магазин нижнего белья «Дикая Орхидея».
Светлана Алексеевна не то чтобы разделяла шовинистические убеждения своей подруги, но старалась держать её под рукой как стратегического союзника, ценя её тактическое мышление и умение распространять совершенно секретную информацию исключительно личного характера со скоростью в разы превышающей скорость телефонного соединения. Не будучи достаточно деятельной для установления тотального контроля над мужем и дочерью одновременно, Светлана предпочитала борьбе с миром мужских приоритетов частичную изоляцию от него посредством умалчиваний и недоговорок, не всегда, впрочем, необходимых. Таким образом, нерастраченный запас искренности она реализовывала в попытках включения Леночки в свое полуосадное положение женщины, которую полностью сможет понять только другая женщина.   
 Леночка интуитивно сопротивлялась гендерному сектантству своей матери, но, не умея преодолеть разумом или хитростью её властную любовь, выражала протест бестолковым недеянием.  Всякий раз, когда мать пыталась укрепить свою связь с дочерью каким-то инкапсулирующим действительность девичьим междусобойчиком, Леночка делала глупое лицо и изображала раздираемого внутренними противоречиями подростка, чьи проблемы столь же банальны, сколь и необъяснимы рационально. 
Леночка училась на втором курсе филфака и была настолько увлечена процессом, что иногда в её взбудораженном академической филологией мозгу всплывали нездоровые с точки зрения генезиса вопросы вроде того, как должна выглядеть акцентуация фразы «Лимпопо по попу поползёт».
***
- Отлично. То есть одна извилина у вас на двоих всё-таки есть? Может, вы ей ещё и меняетесь, как три слепых тролля глазом из путешествия Бильбо, ****ь, Беггинса? – сердился в телефон Дмитрий Сергеевич.
Леночка прыснула в чашку кофе, Светлана Алексеевна сохраняла спокойствие, необходимое для тонкой шинковки помидора, но в процессе сдвигания ломтиков на край доски осуждающе громыхнула посудой. Брань она не любила так же, как липкие пятна на столе.
- Где, говоришь, документация на УЧ-105? У Варвары Петровны на оформлении? А ну дай мне её…  Варвара Петровна, здравствуйте. Вы скажите, как вы понимаете свою роль в нашем учреждении? Секретарша. Хорошо. А ещё вас, Варвара Петровна, некоторые даже называют украшением нашего отдела, можно сказать, розой, королевой цветника бухгалтерии.
Светлана Алексеевна шумно задвигала доской и хлопнула полотенцем, стряхивая крошки в мусорное ведро. Леночка рассасывала под языком крохотное безе и уже тянулась за блинчиком, но Дмитрий Сергеевич схватил его раньше и стал сворачивать его в трубочку.
- Нет-нет, Варенька, именно что так, да-да… Да-да. Ну что вы скромничаете. Вы же знаете, Эльшанский ведь вполне отчётливо озвучил всеобщую точку… На корпоративе, да-да, именно что. Ну мало ли какой он был. Ну вы ведь и сами так думаете. Да уж позвольте. Ну думаете ведь? Прекрасный цветок, так ведь?
Леночка неаккуратно отхлебнула из кружки и теперь собирала пальцем с верхней  губы кофейную каёмочку. Светлана практически не глядя протянула дочери салфетку, выключила  вытяжку и поставила вчерашние драники в микроволновку, чтобы Дмитрию Сергеевичу было что в перерыве поесть на работе. 
- Так вот, Варвара Петровна, - Дмитрий Сергеевич переложил трубку под левое ухо, чтобы было удобнее макать блинчик в сметану. - Что? Нет. Так вот. Если вы роза в цветнике, или рододендрон в ботаническом саду, да хоть фикус, позвольте узнать, вы почему себя ведёте, как мешок с картошкой на овощебазе? Что? Смысл в смысле! Почему документация на УЧ – 105 ещё на оформлении? Её нет у Михайловой! И у Эльшанского её нет. Она у вас. Знаете что, закрывайте там свой пасьянс и займитесь делом. Роза, она, понимаешь. Что? Да выбросьте вы эти драники, что вы, в конце концов, мусоркой пользоваться не умеете?      
 Светлана Алексеевна отправила в бок мужу ощутимо тяжёлый взгляд. Дмитрий Сергеевич остановился посреди кухни и начал разворачиваться к жене всем корпусом, слушая чью-то речь в телефоне и уплетая убелённый сметаной цилиндр. Леночка уловила предостережение в беспомощном взмахе руки, якобы протянувшейся за новым блинчиком, разом допила кофе и побежала обуваться в прихожую, рассасывая по дороге очередное безе. Когда она уже выходила за дверь, из кухни раздался звуковой сигнал микроволновки.
***
Леночка двигалась в сторону  остановки рядом с рынком, откуда маршрутка должна была довезти её прямиком до красной ветки. Размышляя о судьбе драников, она задумалась об этимологии их названия, и, поморщившись сама от себя, вспомнила, как Светлана Алексеевна вкрадчиво расспрашивала её содержании регулярных сообщений на её мобильном телефоне. Лена предусмотрительно не сохраняла в записной книжке Витин номер, надеясь до поры до времени продержать от матери в секрете, что воинствующая невинность первого курса была с облегчением преодолена ею вместе с другими предрассудками первого года обучения на вторую неделю общения с владельцем безымянного номера.
«Про вторую неделю говорить точно не стоит, - подумала она – лучше месяц или полтора или вообще не говорить, пусть само всё как-нибудь…»
Вспомнив сдавленные интонации последних маминых телефонных бесед с тетёй Машей, Леночка про себя заключила, что у мамы, наконец, наступила менопауза, и папа, вероятно, в итоге переключится на исследование цветника в бухгалтерии. Опять поморщившись сама от себя, она попробовала вернуться к нерешённому вопросу об этимологии слова «драник», решила не идти в библиотеку и начать копить на зимнюю поездку в Казань, где у Вити были хорошие друзья и бабушка-татарка, которой надо было понравиться.
Полгода спустя Дмитрий Сергеевич так напился на знакомстве с татарской роднёй, что снова закурил и назвал Светлану Алексеевну своей неувядающей розой. У Маши Сергущенко нашлись для этого свои объяснения.