ИМЯ ТВОЁ50

ИМЯ ТВОЁ50
Евгений Вахромеев
/продолжение/


                -XVI-

«Не может человек ничего принимать на себя,
                если не будет дано ему с Неба»
/ап. Иоанн/


 


- Иоанн, Варфоломей, вы слышали новость? – в вытаращенных глазах Леввея горел огонь, указывающий, скорее не на удивление, но на его необузданную решимость… - Знаете что? Слуги Ирода Антипы схватили Крестителя!
Они заключили его в темницу…
Как они могли посметь!
Нужно предупредить Иисуса.
- Да, надо! Эти богатые выскочки и фарисеи, за Ним тоже присматривают…
- Видите ли, их наши дела оскверняют.
Успеху они нашему завидуют…
Но нас так просто не взять! С нами Бог! С нами Иисус!
Они ещё узнают про нас…
Действительно, находясь вблизи Самарии, недалеко располагалась их любимая родина, Галилея. И сейчас, как никогда, нельзя поддаваться фанатизму фарисеев и иудейских недоброжелателей.  Ведь таких на их пути, с каждым днём становилось всё больше… Они только и ждали удобного случая, потому как, тревога за свой авторитет была не напрасна.
На самом деле, Иисус со своими учениками начинал творить чудеса, невиданные до того.  И народ начинал верить в Него, как в Мессию.
Не далёк тот час, когда Он вот так затмит их  Своею славою. Посему их ненависть к Нему, объединила их со всею страстью. Дабы найти повод и схватить Его, чтобы заточить в тюрьму.

Хотя Ирод Антипа, почему-то к обоим пророкам был совершенно спокоен… И даже, держа в своем плену Иоанна Крестителя, он позволял себе «дружеские» беседы с проповедником, слушая его смелые обличения. Да и не собирался он казнить этого пророка.
Потому злоба фарисеев и священнослужителей только возрастала. И больше по той причине, что Иисус со Своими проповедями, всё больше обретал в народе силу и славу.  Которую Он отнимал у них (как считали они) у избранных служителей Бога и народа Иудейского.
Уверенность Иисуса была настолько сильна, что Он не боялся их. Его не пугали никакие угрозы в отношении Его самого и Его учеников. Посему Его уверенность за их будущее, передавалась им.

А сейчас их путь был направлен в Галилею.
Но на пути в родные края, им все же предстояло пройти через Самарию… И каждый из Его учеников знал, что значит пройти эту землю… Где обитали ненавистные фанатичным иудеям, язычники. К которым они и сами не смогли ещё поменять своё отношение.
Варфоломей, как и его собратья, хорошо представлял, что проходя эти земли, через которые он с детства хаживал на праздники, с большим трудом можно приобрести съестного… Как впрочем, и с водой трудновато будет… Ведь Иисус запретил им брать с собой съестные запасы, что в пути являлось большим подспорьем… Как впрочем, и ношей большой…
Варфоломей посмотрел на своих собратьев, и догадался о том, что их беспокоили те же мысли.
- Послушай, Иоанн, мы уже не мало времени в пути, а во рту ни одной крошки хлеба не было… А ведь не одну деревню прошли.  Да и от жажды во рту пересохло, не помешало бы сейчас, хотя бы по глотку воды…

- Постарайся, друг, не говорить этого больше ни кому.
- Не знаю, что так… Меня просто восхищает ваша мужественная выдержка. И любуюсь Левеем, он ведет себя, словно испытанный воин.
Как я вам завидую…

- Это тебе только кажется, Фома… - Иоанн, который моложе Фомы, выглядел совсем не усталым и не таким озабоченным, как его друг.  – Это хорошо, что ты прислушиваешься к своему разуму и плоти. Без этого, конечно нельзя.
Но бывает такие моменты, когда ей нужно приказать, чтоб она подчинялась твоей собственной воле. В нашем деле, и на этом пути, это нужно делать обязательно!
Ибо твою волю сейчас ведет Иисус, вот Он её сейчас воспитывает в нас.
Ты Его слушай, Фома! Он никому не позволит погибнуть. А если надо, и жизнь спасёт.

Ты посмотри, Фома, каков Он!
Казалось бы из такой плоти и крови, как мы… Ан нет, Фома.
Он другой!

И ты понимаешь, Он и нас хочет сделать такими же. Чтобы и мы в трудные минуты могли испытывать любые трудности, и жажду, и голод.
И тут главное, не жаловаться на нужду и тяготы.
А впрочем, Фома, мы уже и подошли к Сихару…
Там-то мы и приобретем все необходимое, как того и повелел Учитель. Будет нам, и вода, и пища, Фома…

                *

И вот, он долгожданный колодец, возле которого остановились путники.
Напившись воды, ученики отправились за пищей в селение, оставив своего Учителя сидеть в тени…

Фома постоянно присматривался к Иисусу. И сейчас он заметил, что Учитель тоже был утомлен сложным переходом, и истощен знойным солнцем Самарии. И лишь тень зарослей, что у каменных выступов колодца, позволяли Ему с благоговением предаться полному покою…
Он заботливо и томно следил за удаляющимися учениками, растворяющимися среди роскошной зеленой долины, с расстилающимися хлебными полями. Близ того легендарного участка земли, что когда-то Иаков дал сыну своему, Иосифу.

Да и колодец тот был Иаковлев.
О, как многих жаждущих  утолял ты в этой полуденной знойной земле!
И ныне тебе дана возможность утолить жажду Того, Кто Сам способен утолить жажду любого…
После выпитой воды, Варфоломей, как-то повеселел, и идя вместе с юным Филиппом, он напевал тихую песню…

И она переносила его туда, где было его беззаботное детство, где он вот так же бродил среди сочных трав и душистых цветов…
Радостное настроение передается быстро. Вот так и настроение Варфоломея незаметно перешло к Филиппу.

Юный араб, который среди последователей выделялся своей необыкновенной красотой, быстро подхватил песню Варфоломея. Он шел подпрыгивая в такт мотиву, выбрасывая свои руки к небу, словно худосочные крылья…

- Варфоломей, а ты что, так сильно любил эту девушку?
- Это какую же, Филипп?
- Да ту самую, про которую ты сейчас поешь. Судя по песне, она должна быть очень красивой…
- О, Филипп, родной ты мой Самуилушко (так многие последователи звали Филиппа) если бы ты видел её! Ты еще и не так запел бы…
Она не простая иноземка… Она, одна из самых прекрасных богинь Эллады. Вот посмотри в ту сторону, где наше море. Видишь, какое там небо…
Теперь ты знаешь, какие у неё синие глаза…

Я когда любуюсь этим бездонным небом, я словно тону в её больших синих глазах…
И это не всё, Самуилушко.
А какие у неё волосы… они словно шелк, который проливается чистейшим золотом…
Э-э-эх, да всё в ней было прекрасно, дорогой мой Самуил! Ни то, что в этой грустной песне…

- Но почему была, Фома? – Филипп умышленно перешел на это имя, как бы принимая тон друга. Такое у них было позволительно. – Она что, жива ли?
- Да ты что, Филипп, такие девушки должны вечно жить… А впрочем, я и сам не знаю… Давно она уже в Греции, и пожалуй рожает кому-то красивых детей.
- Прости, Варфоломей, я как-то нечаянно…
- Да ничего… Моя любовь живуча… И пока она жива, моя любовь будет с ней…
Только вот жизнь свою, я окончательно посвящу служению Богу. Филипп, дорогой, я все стерпеть смогу, только бы с Христом быть!
Филипп, друг мой, если есть во мне лень какая-то, или там немощь обнаружится, ты мне скажи. Вот так, прямо в глаза скажи… Я не обижусь, я только рад твоей помощи буду. – Филипп несколько недоуменно смотрел на своего друга, радость которого так внезапно сменилась на беззащитную растерянность.

- Да ты что, Варфоломей. У тебя столько сил, чтобы справиться с любым мимолетным недугом. Да и трудность любую ты проходишь в пример всем…
- Физически я всё перенесу…
- Я понимаю, ты переживаешь за Иоанна Крестителя. За него не волнуйся. Уж он-то за себя сумеет постоять. Он очень мужественный человек. Я верю в него – он себя в обиду не даст.
Напрасно все это, Фома.

- Да, конечно, конечно…
Но если бы только Иоанн. Ведь даже Иисус у них ни в чести. И за что только они нас презирают? Как же так? Неужто ль мы против Бога идем? А, Филипп?
- А мне Петр говорил, что на самом деле, они не все такие. Есть и те, кто сердцем сочувствует нам. И я верю, что они хотели бы быть с нами. Только что-то держит их…
Ведь недаром Иисус говорил одному из них, чтобы быть с Ним, нужно быть с Ним и сердцем и душой.
- И что им мешает?
- Видимо не под силу пока им быть с нами. Не все еще понятно им. Они не могут понять Его так, как мы Его принимаем, и так, как мы стремимся к нему.

- Да, Филипп, мы-то и сердцем и душой… А у них видать не такие души-то…
- Да души-то такие же, только взгляд пока другой.
За разговорами, друзья и не заметили как нагнали остальных. Который весело улыбались друг другу, заворачивая в узел добытый хлеб.
- А нельзя ли разделить с нами вашу радость. – Филипп явно намекал на добытый хлеб.
- А мы так надеялись, что песня Фомы утолит твой голод… - Петр громко хохотал, звонко похлопывая Филиппа по спине.

- А как вы думаете, не песней же единой жив человек? – Фома и Филипп, подражая своим собратьям в веселом расположении духа, задорно смеялись.
- Нужно еще фиников раздобыть, Учитель их любит, - Иоанн, как и его товарищи, сам любил это лакомство. Его мечтательный взгляд явно указывал в сторону Иакова колодца… Где сейчас в эту минуту отдыхал их Наставник и Учитель.  Который, как и они, немало был утомлен полуденным знойным солнцем…

И как Он там, в этом тихом и уютном местечке? Которое помнит и охраняет некогда царственного Иосифа, находящегося не вдалеке, в гробнице…
- Братья, Он же голоден, и Он так же, как и мы утомлен переходом. Давайте же возвращаться быстрей.
Но только позже ученики узнали о сцене у колодца.
И неизвестно, каким чудом, какой прозорливостью, Иоанн узнал о прошедших событиях дня. О чем он поведал в своих рассказах товарищам.
Запыленные лица учеников, взволнованные от быстрой ходьбы, засияли радостью, издали заметив своего Учителя, беседующего с какой-то женщиной.
Но кто может находиться вблизи этого колодца с кувшином? Конечно, это местная женщина – самаритянка.

Варфоломея, как впрочем, и его собратьев, продолжали удивлять поступки Иисуса.
Конечно, Он Мессия, и Он может позволить себе любое чудо, что не под силу Его ученикам. Что немалое восхищение вызывало у них. Но как, Он, иудей, Учитель, может разговаривать с грешной женщиной? Да с самаритянкой?
Это непонимание не просто не вкладывалось в голове, но еще и вызывало какой-то внутренний протест.
Варфоломей растерянно озирался на своих сородичей. Но вид у них был несколько спокоен. И никто об этом даже не помышлял (как показалось Варфоломею).
И он мысленно начинал себя укорять за эти мелкие безумные сомнения.
Увидев приближающихся учеников, явно направляющихся к ним, женщина немного смутилась, и исчезла в направлении селения.

Только после рассказа Иоанна, Варфоломея поразила сама ситуация у колодца, как нечто наивысшее благородство их Учителя, что не могло не обрадовать его. Ибо такой добрый жест Иисуса, лишний раз подтверждал ему правильное понимание, великой сути их Учителя. Которому он решил доверить свою судьбу и всю свою жизнь.
Именно эта весть в какой-то степени могла привнести определенную ясность. Когда он решительно мог бы посчитаться со своими нежелательными сомнениями.
Варфоломей сам мог представить, как происходила эта сцена.  Честно говоря, он очень любил в своем воображении представлять все то, что происходило с их Учителем.
Вот и она, еще молодая и красивая женщина, которая пришла к колодцу, чтобы наполнить свой водонос этой прохладительной водой. И тут она обратила внимание на утомленного путника.

Она просто не могла не обратить на Него внимание!
Его синие глаза с зеленоватым отливом, какой-то неведомой силой привлекло её внимание. Это заставило остановиться её и уставиться на незнакомого путника…

- Дай Мне пить.

Его взгляд и Его голос не могли не поразить её своей мягкостью, и в тоже время убедительностью. В чем не было никакой приказной нотки.
По всему было видно, что этот Человек иудей. Но в тоже время, Он легко и свободно обращался к ней, женщине самаритянке.
И именно Его взгляд и улыбка, больше чем чувство жажды подействовали на её женское сердце.

- Как Ты, будучи иудей, просишь пить у меня, самарянки? Ибо иудеи с самарянами не сообщаются.
В её тоне совершенно не было женского кокетства. Хотя вопрос её и звучал как-то нежно, что свойственно женщинам Самарии.
Пусть она много не могла понимать, но вела она себя в общении такого характера, легко и непринужденно, словно с давним знакомым.

Тем и велик Учитель, что Он мог сразу заметить перемену любого собеседника. И нельзя не заметить, что Он легко мог не только контролировать ситуацию, но и владеть ею.  И чтобы не возникало хоть малейшего недопонимания, Он мог воспользоваться любой фразой, любым разъяснением, что убедительно заставляло собеседника прислушаться, именно к тому, о чем Он сейчас говорит.

- Если бы ты знала дар Божий, и Кто говорит тебе: «Дай мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую.

Конечно же, эта женщина была не настолько грамотна, чтобы, вот так сходу понять Его, как это получается у учеников Его.
Но до её сознания доходила суть этого удивительного Человека.
   
/продолжение следует/