Война
Лето, не начавшись, закончилось. Сиверко дул - холодно, промозгло, гнал со стороны главного Уральского хребта свинцово-чёрные, наполненные влагой тяжёлые тучи. Гнал на равнину, чтобы там пролить ливнем с громом и молниями, пугая деревенских старух и малых деток.
Я смотрел вслед, думал о дочке, жене, матери...
Мама - старенькая, всегда дремлющая у печки. Попрыгунья дочка тыкала её в коленко, хихикала, пряталась под лавку. Мама, очнувшись от дрёмы, беззлобно ворчала. Жена, вечно что-то стряпающая, стирающая, моющая, ругала дочь. Малая ничегошеньки не воспринимала; прыгала, смеялась, баловалась…
Тычок в спину:
- Что, Васёк, мечтаешь, садись в машину, пора выдвигаться.
Петрович, шофер, старый вояка, не по-стариковски бойко впрыгнул в кабину новенького, только что пригнанного грузовика. Достал термос, нацедил крепкого, горячего кофе:
- На вот, хлебни, а то проснуться всё никак не можешь. Что за молодежь нонче такая, ни шаткая, ни валкая, вот мы, старики...
- Ну, пошло-поехало, лучше на дорогу смотри.
Петрович гнал грузовик по ухабистой щебёнке.
Был он не только вояка, но и опытный лихач, шофер-водитель. На груди три Славы. Не хвастал, не гордился, принимал как данность прошедших боевых лет. Соблюдал правило, надевал китель строго раз в год, как на именины, а всего быстрее на похороны, на 9 Мая.
- Петрович, расскажи про войну, не будь гадом, а...
Петрович - знатный рассказчик, баек за войну знал, прям, прорва.
- Ой, Васёк, не хочу и не проси! Сам чё-еть расскажи. Давай сказывай-сказывай, мне всё одно что слушать, ты главное трынди, чтобы не скучать в дороге, дорога-то длинная. Во-о, как тя тудыть понесло, через хребет, через Кваркуш, аж до самого Ильменя.
- Горит же! Лес горит, а рядышком "Петушок" вышагивает!
- Ничего с твоей драгой не случится, она же шагающая, вона как шагает, словно петух перед курами, сразу 25 метриков долой, жаль медленно.
- Петрович, а кто куры?
- Кто-кто?! Ёлки!!! Да ты не боись, дальше Чёртовой пади огонь не проскочит. Славянка его не пропустит, да и гарь тама прошлогодняя. Алмазы твои никтоть не упреть, рази если только Сатана!
- Петрович, хорош чесать, давай про войну!
-Не-а, и не проси, об ей, паскуднице, ни гу-гу. Не рви сердце старому человеку. Давай Васёк, о твоих бабочках покалякаем. Ты-ть шибко гулявый бываешь, ха-ха-ха. Ой, ня могу, шибко смеюсь, коды ты, Васёк, сказки сказываешь про свои охоты, прям, не могу, укатайка, прям ржачка настоящая. Расскажи-ка про Захаровну, очёнь смешно. Только, чур, со всеми подробностями, ха-ха-ха!!!
- Не-а, Петрович, и не проси, о чем хошь проси, а о Захаровне ни гу-гу!!! Глянь-ка, глянь-ка, никак медведь на тракте. Давай прибавь, Петрович, прибавь, родной...
- Да нет, то - медвежонок...
- Прибавляй-прибавляй, дави его, лохматого! Дави!!!
Годовалый медвежонок наяривал по щебёнке, как угорелый во все лопатки.
Азартный Петрович жал на акселератор. Васек, его начальник, жал на гудок, что есть мочи и орал во всё горло:
Давай-давай!!!
В обоих мужиках проснулся охотничий инстинкт. Казалось, что у новенькой трёхтонки тоже имеется инстинкт - человеческий инстинкт.
- Петрович, колесом его, подлеца шерстяного!
- Бампером надоть, бампером!
- Колесом, колесом дави!
- Хрен с тобой!
- Ну вот, упустили...
- Глянь-ка, как ртуть, из-под колеса вывернулся, прям вытек!
Мужики остановили грузовик, вышли размять ноги. Медвежонок в последний раз мелькнул у излучины реки и скрылся в ельнике.
- Петрович, а что же мы ружьё-то не достали, а?
- Забыли, Васёк, впопыхах и забыли. Да, ладноть, не жалей. Всё одно зверёныш малой, потом бы пожалели окаянного. Слушай, а ведь мамашка где-то рядышком должна быть.
- И то верно, должна быть где-то рядом. Давай-ка, Петрович, салазки смажем, уберёмся от греха подальше...
1993г. Колчим, ДАЕ
Кваркушь(...серия Горный Урал),
Автор - Кандинский-ДАЕ А.О.
Свидетельство о публикации №210032300899