Кармен

В ту осень, несколько лет назад, когда слово «пере¬стройка» еще произносилось с положительной интона¬цией, а выражение «мент поганый» было знакомо только действительно преступному миру, пришлось мне в прину¬дительном порядке отправиться в подмосковный санато¬рий. В принудительном потому, что первый раз в жизни начальство проявило солидарность с моей супругой и на¬стояло на отдыхе. В общем, они были правы, но очень уж тоскливо мужику в расцвете сил ничего не делать двадцать четыре дня, принимать какие-то процедуры и совершать нормированные прогулки.
Человек я не слишком общительный, посему в санато¬рий отправился вместе с супругой. Ее компания меня вполне устраивала, а сама она с новыми людьми сходится просто и быстро, так что тут мы друг друга прекрасно дополняли. Вот и на этот раз моя лучшая половина очень быстро подружилась с женщиной, одиноко гулявшей по парку. И, оказалось, правильно сделала. Фаина Васильев¬на, назовем ее так, была женщиной остроумной, начи¬танной, умела не только интересно рассказывать, но и — редкость для женщины! — умела слушать.
Надо сказать, что вне стен родного заведения я всегда представляюсь юристом, чтобы избежать излишнего лю¬бопытства посторонних. То же самое было и на сей раз. Супруга моя — экономист, Фаина Васильевна же, по ее собственному определению, — «чиновник», т. е. работа¬ла не то в главке, не то в министерстве. Поэтому профессиональных вопросов мы не касались, у всех троих профессии — скучнее не придумаешь.
Но вот как-то в недобрый час зашла у нас речь о пре¬ступлениях. И о расследовании оных. Напомню, дело бы¬ло тогда, когда «заказные убийства» были реалиями «чу¬жой жизни», взрывы на улицах городов еще не стали нормой и т. д. и т. п. В общем, все это было еще в дру¬гом государстве. Но уже, не без помощи журналистов, начал исчезать ореол неподкупности наших следователей, кристальной честности и беззаветной храбрости милицио¬неров, беспристрастности судей. То есть вовсю начала разворачиваться гласность — со всеми проистекающими из этого явлениями.
Поэтому Фаина Васильевна лишь повторила слышанное или прочитанное: настоящего, умного преступника наша милиция поймать не в состояния, сыщики у нас все, включая героев теле- и кинофильмов, круглые идиоты, и достаточно хорошенько продумать преступление, чтобы выйти сухим из воды.
Я по понятным причинам помалкивал, зато моя жена вступилась за правоохранительные органы. Но зацепилась она за то, что далеко не все преступления планируются заранее, есть такие, которые совершаются в состоянии аффекта.
— Вот вам хрестоматийный пример, — проиллюстриро¬вала мысль супруга. — Любовник в отчаянии от того, что женщина его бросает, наносит ей удар ножом. Убивает. И как же он может скрыть такое?
—Это вы о Кармен? — усмехнулась Фаина Васильев¬на. — Но я-то говорила не об истеричных идиотах, а об умных людях. Та же самая Карменсита, кстати, могла бы своего героя-любовника тихонечко «убрать», когда он явно начал мешать ей жить. И, уверяю вас, никто бы Бывшего солдатика не хватился.
  И Фаина Васильевна поведала нам с супругой вполне вероятную, на мой профессиональный взгляд, историю, для того, подчеркиваю, времени не типичную, а потому жутковатую.
Как говорится, жил-был художник один. Молодой, возможно, талантливый, но — не признанный. Посему, естественно, бедный. Зато очень красивый и неравнодушный к прелестям противоположного пола. По этим причи¬нам в однокомнатной холостяцкой квартирке, по совме¬стительству студии, не переводились гостьи, их подруж¬ки, приятели подружек и т. д. и т. п.
Однажды очередной приятель привел на квартиру Бори¬са (назовем художника так, настоящее имя его значения не имеет) даму. Именно даму: бальзаковского возраста, обеспеченную, ухоженную и все еще красивую. Звали ее Илоной Ильиничной, и пришла она с одной-единственной целью: посмотреть, как живет богема.
Борис же влюбился в нежданную посетительницу, что называется, с первого взгляда. Несмотря на разницу почти в двадцать лет. Бывает и такое, причем гораздо чаще, чем кажется со стороны. Тем более что Илона Ильинична пуританскими принципами отягощена не была я при за¬конном муже позволяла себе небольшие побочные радос¬ти.
Илона Ильинична не обольщалась: отбить юное дарова¬ние у многочисленных соперниц на несколько встреч, а потом тактично отойти в сторону было бы самым реаль¬ным ходом событий. Но она просчиталась, Борис не прос¬то влюбился в нее, а «втрескался», «врезался по уши», «потерял голову» — в общем, совершенно обезумел. День без возлюбленной казался ему пыткой, он часами простаивал около ее дома или возле конторы, где Илона Ильинична трудилась от и до, звонил по несколько раз на день, вовремя и не вовремя. Словом, начал свою даму серьезно компрометировать. А она, напомню, была заму¬жем.
Не помогло даже «проверенное» средство, подсказан¬ное подругами: провести с юным любовником ночь, пусть утром посмотрит, что значит «возраст элегантности». Бо¬рис, похоже, даже не заметил, какой проснулась его Дульцинея. Возможно, потому, что заснуть ей так и не удалось. Более того, стал настойчиво требовать повторе¬ния такой же ночи. Проще говоря, стал совершенно не¬управляем.
— Не рассказывай мне страшных сказок про свой воз¬раст, состояние здоровья и общественное мнение, — ска¬зал как-то Борис после очередного ночного рандеву. — Выходи за меня замуж, я буду много работать, разбога¬тею... А такую ночь мы сможем устраивать хоть каждый день. — Засмеялся: — Шутка!
Увы, он не шутил, как очень скоро поняла его возлюб¬ленная. Он действительно с маниакальным упорством на¬чал добиваться того, чтобы она как можно скорее развелась с мужем и вступила в новый брак. А вот это в пла¬ны Илоны Ильиничны никоим образом не входило.
Конечно, ее муж в интимном отношении никакого сравнения с Борисом не выдерживал — даже если вспомнить его в аналогичном возрасте. Зато Лев Иванович был вице-президентом государственного банка, владельцем трехкомнатной квартиры в «престижном» доме, машины, дачи и прочих мелочей в виде очень приличной зарплаты и приятной особенности не лезть в личную жизнь жены: лишь бы приличия были соблюдены!
И всего этого лишиться? Ради страстного до неприли¬чия мальчика, у которого и табуретки-то лишнем нет? Да и страстность в таких количествах уже не радовала, а угнетала.
—От молодежи так устаешь иногда, — сказала как-то Илона Ильинична своей ближайшей подруге. —Ты драз¬нишь меня моим юным Рафаэлем, а я, поверь мне, дорогая, с большим удовольствием сижу сейчас с тобой за чашкой кофе.
—Как я тебя понимаю! — вздохнула подруга с неко¬торой аффектацией. — У тебя последнее время очень утомленный вид.
«Последнее перышко сломало спину верблюду», — гласит восточная поговорка. Именно беседа с подругой заставила Илону Ильиничну предпринять первую попытку расстаться с Борисом. Естественно, выходить за него за¬муж она не собиралась ни при какой погоде. Но деликат¬ные намеки отскочили от влюбленного, как горох от стен¬ки. Пришлось называть вещи своими именами.
— Я на двадцать лет тебя старше, — уже с раздраже¬нием сказала Илона Ильинична. — Сейчас тебе ничего не нужно, кроме любви, а потом ты бросишь меня, потому что захочешь нормальную семью и детей. Я тебя не бро¬саю; но давай встречаться реже. В конце концов, мне не по силам такая жизнь!
— Чепуха! — ответил ей Борис. — Просто ты отвык¬ла от любви, а от этого никому плохо быть не может, только лучше. В общем, или ты выходишь за меня за¬муж, или я все рассказываю твоему мужу — пусть он меня убьет, и все. Без тебя мне не жить.
Илона Ильинична представила себе разговор коррект¬нейшего Льва Ивановича с этим экспансивным юношей и... поежилась. Если бы убил! Но ведь он просто вежливо выставит посетителя за дверь. А потом несколько месяцев будет смотреть с укором и спрашивать:
— Илечка, как ты могла поставить меня в такое иди¬отское положение? Я считал тебя светской женщиной...
Так что «убить»... Убить Бориса мог кто угодно, только не Лев Иванович. Ведь у художника куча знакомых, по всем углам — пустые бутылки, если он не с Илоной Ильиничной (а она категорически избегала его компании), то уж наверняка не один: перепили, перекурили, поссо¬рились из-за барышни. Известно, дело молодое — нравы простые.
Илона Ильинична попросила дать ей несколько дней на окончательное решение, объяснение с мужем, укладку чемоданов и прочив необходимые действия. А еще попросила эти несколько дней ее, в порядке исключения, звонками и личными встречами не беспокоить.
— Мне необходимо хоть чуть-чуть по тебе соскучить¬ся. И потом, когда ты со мной, ни о чем невозможно ду¬мать — только о тебе. Вот в пятницу вечером, не позд¬но, часов в шесть, я приеду к тебе, и мы отпразднуем нашу помолвку. А потом перееду совсем.
Конечно, только слова для пылкого любовника мало что значили, но, кроме слов, он получил ряд иных «вес¬ких аргументов». И — подчинился желанию невесты. Под¬чинился и стал ждать пятницы.
В пятницу, в восемь часов вечера, Илона Ильинична — в джинсовом костюме, черном парике и темных очках, то есть абсолютно неузнаваемая, вышла из квартиры-сту¬дии и тихо прикрыла за собой дверь. Уже со стороны лестницы. С минуту прислушивалась, но за дверью все было тихо.
 Тогда она, не вызывая лифта, пешком спус¬тилась с девятого этажа, «проголосовала» в двух кварта¬лах от дома любовника и уже через десять минут была на аэровокзале. Там зашла в дамскую комнату, откуда появилась в естественном виде: каштановые волосы, стриженные «под пажа», черная шелковая юбка, песоч¬ного цвета пиджак.
В Театре на Малой Бронной ей удалось попасть как раз к началу антракта. То есть второе дей¬ствие она вполне благопристойно сидела рядом со своей лучшей подругой. А после спектакля их встречал милей¬ший Лев Иванович на машине.
Правда, до того произошел еще один маленький эпи¬зод. То есть мини-диалог подруг между сменами картин:
—Ты что-то нервничаешь, Илоночка. Проблемы?
—Когда тебя бросает любовник, это всегда проблема, — печально вздохнула та.
Конечно, Илона Ильинична нервничала. Хотя весь ее план был исполнен, как говорится, без сучка, без задо¬ринки. Приехала она на квартиру Бориса не только в  «маскарадном» одеянии, но еще и с двумя бутылками любимого им вина «Ркацетели», Одну поставила на стол, подождала, пока ее откупорят, и... попросила своего ненаглядного Бореньку принести ей из кухни еще один стакан. Пока он ходил, с цирковой ловкостью подменила од¬ну бутылку другой, где к вину была примешана изрядная  доза снотворного. А после первого бокала предложила любимому принять ванну,               
—А я через минуту к тебе туда приду, — шепнула  она стыдливо, —возьми с собой вино, там допьем. После второго бокала Боренька в ванной же и заснул. А Илона Ильинична дополнила белую эмалированную ванну водой и чуть-чуть придержала несостоявшегося жениха на дне. Впрочем, до этого она ввела ему в локтевую вену полный шприц воздуха, так что придерживать особой необходимости не было. Так, для спокойствия души.,
Вот, собственно, и все. Обнаружили тело на вторую неделю — друзья раньше не тревожились, у художников бывали всякие причуды. Но вот когда Борис не явился на день рождения ближайшего друга, чего за пятнадцать лет ни разу не случалось, тот забил тревогу. Дело открыли и... закрыли, посчитав «типичным несчастным случаем».
А Илона Ильинична по-прежнему живет с Львом Ивановичем в мире и согласии, и даже угрызения совести ей нe шибко докучают,
— Так что видите, — закончила свои рассказ Фаина Васильевна, — нужно просто правильно выбрать время, место и способ действия. А при халатности наших доблестных «Знатоков» можно ни о чем не беспокоиться. Если, конечно, как следует спрятать концы в воду. Прошу прощения за некий каламбур, но меня всегда смешат разговоры о неотвратимости наказания».
Андрей Николаевич несколько театрально вздохнул:
—Мне тоже стало смешно. Настолько, что, вернувшись из отпуска, я поискал в архивах это дело, хотя наша милая знакомая могла все выдумать. Представьте себе, нашел. Конечно, при моей всегдашней загруженности вряд ли стал бы этим заниматься, но тут Провидение, которое, наверное, есть, послало в мой отдел группу практикантов. И вместо того, чтобы занимать их канцелярской работой, как это у нас обычно бывает, я предложил им попробовать раскрыть «Дело о художнике»
Умом я, конечно, понимал, что депо — тухлое. Прошло почти три года, вещдоки, сами понимаете, тю-тю, опросить надо чуть ли не полсотни человек, знавших покойного. То есть шансов почти никаких, о чем я ребятишек честно предупредил. Но те, по-видимому, решили показать себя, доказать «старперам-пенсионерам», что будущее принадлежит молодым, а нам ничего серьезного доверять нельзя. Словом, проделали титаническую работу и вычислили трех возможных убийц. Двух женщин и одного мужчину, находившегося с покойным в натянутых отношениях и как-то пригрозившего «удавить этого совкового Рубенса», если тот не вернет ему долга. Женщин же видели соседи в тот самый день входившими в дом. Плюс опечатки пальцев, приобщенные к делу.
Ну, мужика я отмел сразу: убивают обычно без при¬людных угроз. А с дамами решил разобраться сам, дело сказалось не только не выдуманным, но и достаточно деликатным. Если эта самая Илона Ильинична, или как там ее на самом деле звать-величать, жена какого-нибудь сиятельного человека, то... сами понимаете.
И решил я использовать личные, так сказать, связи в почти служебных целях. Попросил жену, которая, как я знал, время от времени общалась с милейшей Фаиной Васильевной по телефону, узнать, как же на самом деле зовут ее подругу и где она находится в настоящий момент. Но жена — первый раз за все время нашей супружеской жизни — отнеслась не только к моей работе, но и ко мне лично без должного уважения:
-Господи, Андрюша, ты как дитя малое, хотя и без пяти минут генерал. Если Фаина, как ты говоришь, ничего не придумала, то никакой подруги там и быть не может. Значит, она рассказывала о себе. Такие вещи не то что приятельнице — маме родной не доверяют.
Я так и сел. Действительно, жена была права, а я ока¬зался абсолютным болваном. «Ах, витязь, то была Фаи¬на!» И логически это было оправданно: не подруге же, в самом деле, рассказывать о том, как ты лихо избавилась от надоевшего любовника да еще перехитрила дураков из московской милиции.
Пикантность ситуации заключалась в том, что прямых улик мои комсомольцы-добровольцы, естественно, не на¬шли. Были только подозреваемые, но при умелом допросе они могли «расколоться».
Моя просьба о «встрече в неформальной обстановке» Фаину Васильевну явно заинтриговала. Во всяком слу¬чае, она достаточно игривым тоном пригласила меня к себе — скоротать вечерок, пока муж в командировке. И разговор наш начался тоже шуточками, но, когда я ко¬ротенько изложил цель визита, с лица собеседницы спол¬зла маска легкомысленной кокетки, и появилось выраже¬ние ледяного высокомерия. Явно, впрочем, передержан¬ного.
—Ну, и при чем тут я? Побойтесь Бога, дорогой Анд¬рей... Николаевич, кажется. Поболтали на отдыхе, обыч¬ный треп, к делу не пришьешь. Да к тому же вы сами говорите: все улики — косвенные. Ищите прямые, раз уж вы такой талантливый сыщик.
И тут я просто-напросто сблефовал.
—А зачем мне их искать? Приглашу вас на Петровку, как одну из подозреваемых, сниму отпечатки пальцев и сличу с теми, которые в деле. Снятыми с бутылки в ван¬ной комнате.
—Чушь! — фыркнула она. — Уж бутылку-то я про¬терла в первую очередь...
И побледнела почти до синевы. Я налил ей воды, не¬много посидел молча, подождал, пока пройдет шок. А потом сказал:
— Вот видите, как все просто. А вы говорили что-то про Кармен. Боюсь, испанская цыганка «раскололась» бы еще быстрее. Темперамент, знаете ли... Просто запомни¬те на будущее: не бывает преступления без наказания, бывают не слишком дотошные следователи. И всего вам доброго, дело-то велось неофициально, для практики.
Раскланялся и ушел. Но… моя «Кармен» не осталась безнаказанной. Вот почему, собственно, и не люблю вспоминать эту историю, не делает она мне чести... как человеку. Я ушел, а она в тот же вечер покончила с собой. Повесилась в ванной, оставив какую-то бредовую записку. Помню только там было: «Я сама — свой высший суд». В общем, оба хороши. Она решила покрасоваться безупречным преступлением. Мне, видите ли, стало обидно за коллег и за УГРО вообще... Вот и доигра¬лись. А ведь она мне чем-то нравилась, Фаина-то Васильевна, и ничего плохого, повторяю, мне не сделала.
Хотя, с другой стороны, все мы помним бессмертное высказывание Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть». Правильно, должен. Но что же тогда сказать об убийце?

"кармен" кисти Сэйена.