Жизнь, как Жизнь гл. 47 - Письмо от Чижика

               За окном вечерние сумерки. Ночи в это время года короткие, и сейчас, если верить больничному распорядку дня, время сна. Но Шуре не спится. Лора ушла, а в Шуриной голове крепко спутались в единый узел две истории: шестилетнего мальчика, потерявшего сразу обоих родителей и красивой девушки Офелии, слепой и изуродованной из-за каких-то тряпок. И Лариса... Её Лариска, которая сама ещё не далеко ушла от детского возраста, взяла к себе чужого ребёнка, возится с ним, переживает за него так, как не способны переживать иные родители.
               Шура достаёт из-под подушки голубой конверт, о котором не забывала всё то время, пока в комнате была подруга и, не вскрывая, долго смотрит на него. Ей почему-то страшно. Страшно его открывать...
                - Хотя, что может быть ещё страшнее того, что уже случилось!?..
               И Шура аккуратно распечатывает послание, достаёт оттуда листок ватмана из альбома по рисованию, сложенный вчетверо, и небольшой листочек бумаги в клетку, плотно исписанный аккуратным чертёжным почерком.
               Девушка делает глубокий вдох и начинает читать.
               Привет, Шурик!
               Я писал тебе вначале часто, как обещал. Но Томка сказала, что ты моих писем не получаешь.
               А я их писал для тебя, и мне вовсе не хотелось, чтобы их читал кто-то другой, пусть даже это твоя родная мама.
               Но, родителей не выбирают. И не твоя в том вина, что ты не читала моих писем, а я не получал на них ответа.
               Просто, я волновался за тебя. Ведь, тебя так легко обидеть.
               Это хорошо, что вы с Андреем тогда пришли в мой кинотеатр... Теперь-то я за тебя спокоен. ОН именно то, что тебе нужно.
               Поздравляю!
               Это письмо передаю с Тамарой и надеюсь, что уж сейчас-то оно обязательно до тебя дойдёт ...
               А я уезжаю...
               Ты же знаешь, у меня в Муроме сестра живёт. Она меня всегда к себе звала. Думала, что окончу школу и к ней вернусь, а я вот здесь остался...
               Недавно, получил от неё письмо. Муж к другой ушёл, а Гришутке ещё и трёх нет. Он болеет часто, слабенький... Сама Даша работает, сынишку оставить не с кем...
               Кто ей сейчас поможет?
               Так что, давай прощаться, Шурик. Я тебя всегда буду помнить... Ведь, детство не забывается... Мне осенью в Армию. Один Бог знает, когда теперь свидеться придётся!..
               А Андрею привет от меня большой. Пусть жизнь ваша будет счастливой и долгой.
                Твой Чижик.
               Шура читала письмо, и слёзы её капали на строчки, ударялись о синие буквы и из каждой такой слезинки получалась голубая расплывчатая звёздочка.
               Она долго ещё смотрела на эти звёзды, по сравнению с которыми, звёзды на небе были слишком малы и далеки.
               Потом, аккуратно и неспешно расправив альбомный лист, стала с интересом рассматривать акварельный рисунок.
               На нём была изображена сама Шура в роскошном длинном до самой земли подвенечном платье с фатой и Андрей, одетый во фрак в стиле пушкинских времён. Жених с невестой, прижавшись друг к другу бок о бок, сидели на завалинке деревенской избы и гладили, сидящую у Шуры на коленях пушистую рыжую кошку. Под рисунком короткая витиеватая надпись: "Совет да любовь!".
               Шура улыбнулась. Чижик всегда умел её развеселить!..
               Она вложила письмо в конверт, конверт вложила в розовую тетрадь под подушкой, а рисунок приладила к стене над своей кроватью, использовав вместо клея хорошо пережёванный кусочек белого хлеба.
               Завтра понедельник. Артём Тимофеевич обещал выписать её на этой неделе. На этой неделе? Это когда? Может, завтра и выпишут?..
               И Шура, не закрывая окна, повернулась лицом к стене, на которой висел рисунок Чижика, укрылась с головкой, и, высунув нос в маленькую щёлочку под одеялом, моментально отключилась.                ...
               - Это чья же у нас здесь персональная выставка? - услышала из-под одеяла Шура голос своего врача. - Кто же этот неизвестный художник?
               - Чижик... То есть, Серёжа Чижов, однокашник мой, - смутилась Шура, освобождаясь от своего заточения и щурясь от яркого дневного света.
               - Талантливо, талантливо... Ничего не скажешь... - повторял Артём Тимофеевич, любуясь картинкой и поочерёдно склоняя голову то к правому, то к левому плечу. - Большим художником будет Ваш Чижик!.. И где же он этому учится?
               - Этому не учится... Он в школе рабочей молодежи учится, в одиннадцатом классе и работает художником, в кинотеатре...
               - Тогда, на следующий год поступит. Такой мастер!
               - Его осенью в армию заберут...
               - Отслужит, вернётся, а уж после армии его вне всякого конкурса в любой институт возьмут... Помяните моё слово... Ну, а как наши дела? Сон хороший? Настроение чемоданное?
               Шура только согласно кивала головой.
- Тогда готовьтесь, в среду на выписку. Правда выпишу я Вас для начала под наблюдение участкового врача, а уж он сам ваш больничный закроет. И ещё: настоятельно рекомендую Вам поспокойней работу подыскать. В школе, в шуме, с детьми Вам никак нельзя. Рецидив может быть...
               - Да я и сама уже об этом думала ... В школу я не вернусь.
               - Ну, и замечательно. Значит, готовим документы?
                ...
               После обеда, как обычно, пришла Мария Сергеевна.
               - Я с врачом сейчас разговаривала. Выписывают, значит, тебя в среду? Это хорошо... - говорила она, выкладывая на тумбочку крупные, величиной с детский резиновый мяч, красные яблоки. - А насчёт работы твоей Александр Васильевич только вчера с Завадским говорил. Это друг его, ещё со школы... Он на нашем заводе уже лет десять секретарём парткома работает. Так вот, им там сейчас как раз художник нужен. Одна художница "внезапно" в декрет ушла, а они через месяц делегацию из Москвы ждут. Запариваются художники-то... Во общем, заводские художники под началом парткома, а уж на них вся партийная наглядная агитация - плакаты там разные, призывы, окно сатиры, аллея почёта... Так что, выручай... Зарплата там побольше, чем у тебя в школе была, да и выходной в воскресенье, и в праздники не работать...
               - Это хорошо... Но смогу ли я? - засомневалась Шура.
               - А разве в школе-интернате тебе этим заниматься не приходилось?
               - В интернате приходилось. Только я там не одна была...
               - ?...
               - с Чижиком...
               - И на заводе не одна будешь. Там, как я поняла, сейчас трое художников. Ты придёшь, четверо будет...
               - И о том, что ты в институте учишься, Александр Васильевич тоже предупредил. Это у них на заводе приветствуется, - уже у двери, прощаясь, вспомнила Мария Сергеевна. - Так, что в понедельник в десять тебя Завадский ждать будет. И ещё: держи нас в курсе, при первой же возможности звони.
               - Спасибо Вам за всё, Мария Сергеевна... - Шура прямо босиком, сорвалась с постели, словно по воздуху, пролетела над паркетным полом больничной палаты, чмокнула в щеку маму Андрея, и моментально оказалась снова на своей кровати.