Жизнь, как Жизнь гл. 30 - Большое горе маленькой

            - Раздевайтесь... Садитесь... - чуть сдвинув с места кухонный табурет, предложила девушка.
            - Спасибо... Я недолго... - женщина тяжело вздохнула и, с благодарностью взглянув на Шуру, с трудом расстегнула верхнюю пуговицу своего пальто. Руки её заметно дрожали. Она села на краешек табурета и, теребя в руках снятый с головы платок, начала несмело и негромко:
            - Меня зовут Екатерина Петровна... Шарова... А вы, я слышала, Шура?..
            Девушка молча кивнула.
            - Четверо их у меня... И муж... Месяц назад из больницы выписали... Дома сейчас... Врачи говорят, что уже ничего сделать нельзя... Рак у него... Он знает... Совсем слабый уже... Как скелет... На двадцать килограмм похудел... Но держится... Встаёт, ходит потихоньку, всё что-то сделать пытается... Володя у нас самый старший... А те маленькие ещё, бестолковые... Катюшке три, а Мане с Ваней по четыре с половиной... Близняшки они у нас... Не понимают ещё ничего... Капризничают... На папе всё повиснуть норовят... А Вова?.. Он словно папину эстафету принял... И в садик малышей отведёт, и из садика заберёт, и в магазин сходит, и посуду помоет... Тяжело ему... Учиться-то всё по ночам приходится, когда маленькие спать улягутся... А теперь ещё папе по ночам таблетки давать надо... А тот, бедный, от боли, чтобы криком своим детей не разбудить, губы все в кровь искусал... А я работать должна... Как работу-то бросишь?.. Кто тогда детей кормить будет?.. И лекарства эти обезболивающие дорогие очень... Да и то не очень помогают... - говорила женщина всё тише и тише и, наконец, затихла совсем. Губы её дрожали. По щекам текли крупные слёзы. Но она даже не пыталась их вытереть, а только всё ниже наклоняла голову. - Сроду копейки без спросу не взял, - продолжила вслух свои мысли Екатерина Петровна, - Володька-то наш... Наоборот, увидел раз: пьяный какой-то кошелёк свой мимо заднего кармана положил, так Володька кошелёк поднял, догнал мужика, кошёлек ему отдал, а тот... всё равно этот кошелёк в тот же карман тычет-тычет, пока не засунул его так, что наполовину выглядывает... - и гостья, с досадой махнув рукой, без всякого перехода продолжала: - Мы же его первый раз за весь год к другу на праздник отпустили... Думали, пусть хоть в Новый год отдохнет парнишка... А оно вон как всё получилось... Ну, зачем ему эта аппаратура? Не нужна она ему вовсе... Вашему-то одному было всё не унести, вот он и пообещал, если Володька поможет, приемник маленький транзисторный ему подарить... А наш о таком приемнике даже мечтать не смел... У всех мальчишек есть, а у него нет... Не до приемников нам сейчас... - закончила она с трудом, глотая слёзы.
            Глаза Шуры тоже стали влажными. Перед ней живо предстал прислонившийся к стенке прозрачный силуэт мужчины в домашнем халате с жёлтым болезненным лицом и висящими на руках, словно две огромные гири, малышами-близнецами, а крохотная девчушка, поднявшись на цыпочки, крепко обнимала его колени... Ей хотелось как-то успокоить женщину, но что могла она сказать ей?..
            - Может, всё ещё обойдется... - нерешительно заговорила девушка. - Ведь, кроме разбитого окна - никакого ущерба нет... Аппаратура в исправности... Замок цел... Ведь дети они всё-таки... Неплохие дети-то!.. И вашему Володе в училище наверняка хорошую характеристику дадут... Может, до суда дело и не дойдет...
            - Моему не дадут... Весь дневник исписан, что от общественной работы отлынивает: на собраниях не бывает, металлолом не собирает, в культпоходы с группой не ходит... А когда ему по циркам да театрам ходить!?.. Ему бы выспаться хорошенько... - с горечью говорила Екатерина Петровна. - И то хорошо, что двоек нет... Стипендию всю до копеечки домой приносит... - добавила она со слабой надеждой. - А следователь говорит: за групповую кражу общественного имущества судить будут... До шести лет колонии... Как же я с детьми одна останусь?.. - и она заплакала горько, навзрыд, закрыв лицо лежавшим на коленях большим головным платком.
            Шура, всё это время стоявшая неподвижно, прислонившись к тёплой кирпичной печке, налила из чайника стакан воды и, не находя подходящих слов, молча встала с ним над плачущей женщиной.
            Тут в коридоре громко хлопнула входная дверь. Рука девушки дрогнула. Вода плеснулась на опущенную голову маленькой женщины. Та недоуменно уставилась на Шуру, часто мигая заплаканными глазами. В этот самый момент дверь широко распахнулась, и на пороге в заснеженной шубе и ярко-рыжей лисьей шапке предстала румяная и довольная Клавдия Даниловна. Увидев в своем доме неожиданную гостью, она с секунду замялась, затем резким хлопком закрыла за собой дверь и остановилась с застывшим вопросом в прищуренных глазах. Дочка и гостья зябко поежились.
            - Это Екатерина Петровна - мама Володи Шарова, того, с которым наш Павлик в радиоклуб залез... - отвечая на молчаливый вопрос матери, начала было Шура.
             - Помолчи!.. - на полуслове оборвала свою дочь Клавдия Даниловна. - Наш Павлик в радиоклуб не лазил!..
            Екатерина Петровна поднялась с табурета, хотела что-то возразить, но, не в состоянии переварить услышанное, только удивлённо смотрела на хозяйку широко открытыми глазами и неслышно шевеля пересохшими губами.
            - Это её сын стекло разбил, в окно пролез, замок открыл, полные чемоданы ценной аппаратурой набил!.. - ткнула пальцем Клавдия Даниловна в опешившую женщину. - Если бы не её сыночек, не было бы этой кошмарной новогодней ночи!.. И Павлик наш был бы не в больнице сейчас, а дома!.. Такие, как её сын, кого угодно до психушки доведут!...
            - К-к-как же?.. - недоуменно лепетала маленькая женщина, - ведь это ваш Павел всё придумал... и Володьку уговорил...
            - Наш думал, думал, придумал... Мало ли что больному человеку в голову придёт!.. А ваш что? совсем ничего не думал?.. Вор ваш сын!.. Во-о-о-р!.. - завопила Клавдия Даниловна, подняв кверху сжатые кулаки и угрожающе надвигаясь на маленькую женщину.
            Та, схватив соскользнувший на пол платок, с диким криком отчаяния выскочила на улицу...
            - Сейчас под машину попадет... Она же не соображает ничего... - остро резанула Шурино сознание страшная мысль.
            В доме установилась гробовая тишина. Бабушка, услышав шум, забилась в угол на кровати в своей спальне. Шура, не желая услышать от матери что-нибудь подобное в свой адрес, молчала, упрямо сцепив зубы. Клавдия Даниловна, метнув на дочь презрительный взгляд, молча разулась, порывисто и нервно сняла с себя верхнюю одежду и, не произнеся ни слова, скрылась в комнате, раздраженно хлопнув за собой дверью.