Шестичасовой экспресс

Шестичасовой экспресс умчался за горизонт. После 16.00 пассажирские поезда не останавливаются на старой ветхой станции Бровер-Сити…
Я любил подолгу проводить время за наблюдением железнодорожной суеты. Длинные почти бесконечные составы товарняков, лица (такие одинаковые лица) пассажиров междугородных экспрессов, дрезины, возня грузчиков – всё это забавляло меня так, как может шестилетних забавлять вид муравейника на заднем дворе. А я давно вышел из этого возраста. Как говорится, 13 лет бывает раз в жизни, а 31 - и того реже.
Сегодня я по своему обыкновению задержался на станции до наступления темноты. Придя домой, я быстро прошмыгнул по лестнице прямиком в свою комнату, разулся и снял ветровку, бухнулся на кровать. Очень болят ноги. Они всегда болят, но под вечер боль становится нестерпимой. Чтобы отвлечься я долго лежал и смотрел сквозь зеркальную стенку старинного шкафа, в котором отражалась вся моя жизнь…

Ваза с цветами со звоном разлетелась на куски. Комок сырой земли, запоздало оторвавшись от стены, оставил на обоях грязный след. Мужчина в дверном проёме даже  и бровью не повёл.
- Тебе не светит попадание в сборную по броскам цветочных горшков в голову, стервозная тварь!.. А вот на конкурсе «Шлюха года» ты бы взяла Гран-при!.. – Ухмылка на бесформенном лице была ещё противней того смрадного алкогольного перегара, что источал этот тип.
Мама, стоя босиком на холодном кухонном полу, молча смотрела в глаза очередного падонка, что отравлял нашу жизнь. А ведь при встрече с ним появлялась призрачная надежда, что и Мама и я будем жить счастливо, что Мама  будет любима, что я буду принят как родной сын и не ведать жутких телесных страданий, неизлечимой душевной боли .
- Где этот маленький ублюдок? Он опять обгадил мой ковёр! Выродок безногий!!!
- Не смей так говорить об Оливере! Слышишь меня, козёл! Ты мне никто! Я тебя ненавижу! – жёстко отрезала Мама.
- Поубавь громкость, дорогуша! Это всё ещё мой дом! И вылететь на улицу со всем своим барахлом, включая сынка-инвалида, будет проще простого! Намёк ясен?.. А теперь быстро пошла в ванную комнату, и чтобы через пять минут ты лежала в постельке, а то папочка будет расстроен! ТЫ же не хочешь меня огорчить?.. Не слышу ответа, потаскушка!..
- К чёрту тебя! Я устала! Завтра же мы уедем так далеко, что через неделю ты о нас и не вспомнишь!!..
- Что?!! Ах ты дрянь! В таком случае ты сейчас же упакуешь всё своё дерьмо и свалишь отсюда к чёртовой матери! Будешь ночевать в подворотне! И не забудь прихватить с собой эту немощную сволочь!..
Слёзы застилали ей глаза. Мама бессильно упала на колени и сбивая их в кровь поползла к мерзавцу.
- Прости, прости меня, Берт! Я сама не знаю, что на меня нашло! Пожалуйста, не гони нас! Нам не куда пойти! Прошу! Умоляю!!!...
Дешёвка!.. – сквозь зубы процедил Берт и с размаху залепил ей пощёчину. Затем, схватив за волосы, потащил в спальню.
Войдя в комнату, он первым делом пинком ноги опрокинул мою раскладушку…
- Чёртов рассадник клопов! – яростно выпалил пьяный разум…
Волосатые руки сорвали платье с тела моей мамы – пуговицы звонкими горошинами забарабанили по полу. Страх за дальнейшую судьбу своего несчастного сына, парализованного ниже пояса, заставили её смириться с такой участью…
Я молча сидел в шкафу. Все кого я знал, все, кроме мамы, считали, что если я не могу ходить и говорить, значит я потерянный для общества человек, конченая личность… нет, даже не личность… просто овощ…
 Бросив тело своей жертвы на кровать, он какое-то время возился с ремнём и ширинкой своих засаленных брюк, а после свалился мёртвым грузом на маму…
Мёртвым грузом…
В тот момент, что-то скручивавшее меня, стягивавшее ремнями мою душу порвалось; пружина распрямилась… и я встал на ноги…
Впервые с  того времени, как меня в семь лет сбила машина… А ведь прошло уже десять лет! Десять лет, мучительных и длинных... С Днём Рожденья…
Ярость пеленой, мрачным занавесом  скрыла от меня события последующих пяти минут…
Когда я пришёл в себя, то всё ещё стоял на ногах, хоть и опирался о зеркальную стенку шкафа. Кровавые разводы от моих пальцев  то там, то здесь были видны на пыльной поверхности стекла…

Суд  не слушал немого. Не удивительно, ведь он не часто внимал и тем, кто обладал даром речи…
Было куда проще засадить маму в психиатрическую лечебницу, а меня, с лёгкой руки органов социальной защиты – в интернат для умственнотсталых и слаборазвитых детей…
Через пару лет я получил работу на фабрике, комнатку в старом здании трущобного района, шкаф с зеркальными стенками, который мне всё-таки вернули после сотен писем, написанных мной во всевозможные инстанции… мне до сих пор было трудно «докричаться» до тех, кто мог должен был меня услышать… 
Мама скончалась в лечебнице, не продержавшись там и двух месяцев…
Она рассказывала мне про то, что однажды мой отец приедет на шестичасовом экспрессе и заберёт нас с собой туда, где мы всегда будем вместе. Где по утрам я не буду вынужден есть остывшую манку с сахаром; туда, где нет отвратного запаха водки и не менее ненавистного мне скрипа раскладушки; туда, где в зеркальном шкафу не отражается прошлое, и даже настоящее!!!
Я сидел на пироне и свято верил в то, что когда-нибудь шестичасовой экспресс остановится… Или хотя бы остановится время…