Ее интимные подробности

    
  Ее воскресное утро началось как обычно: дочь и сын громко возились на кухне, борясь за последнее печенье, мама истошно кричала на них из своей комнаты, не вставая с кровати: по телевизору шла ее любимая программа, и она не хотела отвлекаться…
За окном шел дождь, смертельно хотелось спать и курить. Она поднялась и прошлепала на кухню, готовить завтрак. Сын просил яичницу, дочь – тосты, а мама ничего не просила. Она не отрываясь от телевизора, истошно кричала теперь уже на нее, удивляясь ее невыносимой лени. Курить в доме было категорически запрещено, она отпросилась гулять с собакой. Собака намокла под дождем и стала похожа на мокрую кошку, мокрые сигареты пахли дождем и тоской…
     Позавтракали. Мама ругала внуков сразу за все: за то, что они не хотят заниматься, за то, что ничего не понимают. «Я с ними сидеть больше не собираюсь», - эта фраза стала лейтмотивом с тех пор, как она уехала работать в Москву, оставив в родном городе свою семью: двух отпрысков, маму, собаку и кота. Каждые выходные она приезжала, пытаясь за два дня решить сразу все возникшие проблемы, успокоить маму, воспитать обоих детей, убраться и т.д. и т.п. первые несколько месяцев невыполнимость этой задачи не пугала, потом стала настораживать, теперь – вгоняла в тоску…
     В Москве ее ждала любимая женщина. И это тоже было тайной. За последнее время этих тайн накопилось так много, что она вообще боялась что-то говорить.
Днем все вместе (кроме мамы) отправились в кино. Это было одной из самых приятных выходных процедур. Показывали какой-то смешной российский мультик, дети с увлечением смотрели его сквозь 3D – очки, а она, воспользовавшись спасительной паузой, устало закрыла глаза…
     Все случилось года три назад. Тогда она работала в родном городе, получала копейки, но, кажется, была счастлива – работу свою обожала и отдавала ей все свое время беспрекословно. Тогда тоже была весна. По Волге неторопливо передвигались последние льдины, под окнами старых домов уже проглядывали головки первых одуванчиков, на душе было радостно и тоскливо. Весенняя хандра требовала выхода, но никак не находила его. Она стала хуже работать, чаще задумывалась о своей жизни, как о череде беспорядочных событий, пила пиво с коллегами, прячась в темных дворах и обсиживая пустые детские площадки. Потом она встретила ЕЕ. Прекрасное начало для романа, вы не находите? Той второй (назовем ее Л) тоже было скучно, но она прекрасно знала почему. Она вообще знало многое из того, что нашей первой героини было неведомо. Начался виртуозный платонический роман с вечерними прогулками, тягучими словами, которые на вкус напоминали дешевые жевательные конфетки и робкими прикосновениями…
     Потом был май. Они с Л залезли на крышу, она страшно боялась высоты, но еще больше боялась, что Л это заметит. Улеглись на чем-то, по-детски пахнущем гудроном, смотрели на звезды, пили дешевое вино прямо из пакета. Она знала, что это любовь, но не знала, что с этим делать. Они поцеловались. «Ты знаешь, что я не влюблена в тебя, - сказала вдруг Л, - тебе будет очень больно потом. Я знаю». Она совсем не испугалась. «Ты еще влюбишься», - сказала очень уверенно. В сумерках они спустились в темный двор, обе были уже сильно навеселе… 
     Л прижала ее к дереву, засунула руки под майку. Она застонала. Возбуждение стало невыносимым. Она сама стянула тугие джинсы. «Подожди, подожди, - шептала хрипло Л. По улице шли подростки. Они приняли Л за парня. «Всунь ей, давай, давай», - кричали они издалека. К счастью, близко подойти не решились. На Л как - будто подействовал этот призыв. Она облизнула два пальца и резко вошла в нее, продолжая другим пальцем ласкать клитор. Она теряла сознание. «Ну же давай, - стонала она, - Еще! Даааа!». Оргазм был неминуем. Л подхватила ее, обессилевшую, продолжая двигать внутри умелыми пальцами. Вскоре ее накрыла вторая волна.
Когда она потянулась к Л, та мягко оттолкнула руки: «Ты же ничего не умеешь, зайка».
     Домой она вернулась в пять утра. Упала в кровать под привычную ругань матери. Сын повернулся к ней во сне, крепко обнял за шею. Ей хотелось плакать. «Отсюда не возвращаются», - вспомнила насмешливую улыбку Л.
Роман длился два года. Она забыла всех, кто был до Л. Каждая встреча казалась последней. Ей мучительно хотелось поделиться своей тайной с кем-нибудь. Наконец, призналась подружке (назовем ее К).
У К была своя трагическая история. Она восемь лет любила мужчину, который ласково называл К своей девочкой, что вовсе не мешало ему жить с другими, жениться, разводиться и снова жениться. За эти восемь лет К научилась терпению и всепрощению. Она сама так говорила. Поэтому к Ее истории отнеслась с пониманием и нескрываемым интересом. «Женская» тема оказалась близка и ей. Более всего К интересовали интимные подробности. Когда К узнала, что сама Л кончает, когда удовлетворяет женщину, удивилась и расстроилась. К так не могла…
Вдруг Она неожиданно узнала, что Л собирается в Москву. Запаниковала, спросила Л в лоб. Та ласково обняла: «Конечно, зайка». Улыбнулась. Ей захотелось плакать. Пришла домой, посмотрела на детей. Решила, что если не уедет с Л, задохнется в собственном бреду…
Она уехала в столицу спустя несколько месяцев. Одна. Л задержали «обстоятельства». Вскоре выяснилось, что «обстоятельствами» оказалась другая девушка. Л приехала в Москву уже с ней. Она осталась одна. В съемной квартире, с измученным сердцем…
Она дала себе слово, что больше никогда не свяжется с женщиной. Начала встречаться с мужчинами. Руки, губы, член… Руки, губы, член… Она решила, что фригидна. В голове лейтмотивом звучала обреченная фраза Л: «Отсюда не возвращаются, зайка»…
 С нашла ее в кафе. Подошла, села рядом. Она узнала ее сразу, как узнают своих в бездонной толпе. С называла себя «настоящим мужчиной». Ей было все – равно. С влюбилась в нее, и начала ухаживать, как истинный кавалер. Ей было все – равно. Она переспала с С потому что устала, смертельно устала быть одна. С сказала, что счастлива. Она тоже была счастлива, впервые за несколько месяцев испытав оргазм.  С умела легко касаться пальцами кожи, дразня и возбуждая. Она прикусывала сосок, опускаясь все ниже… Но нет, не касалась губами клитора, продолжая «бродить» около до тех пор, пока Она стоном не давала понять С, что готова. «Да ты вся мокрая», - удовлетворенно вздыхала С. У нее была странная привычка комментировать все Ее физиологические реакции. Но С не торопилась. Легко касалась клитора и «убегала» прочь, снова, и снова. Потом язык начинал ритмично двигаться, не давая опомниться… Она кричала и хватала С за волосы. Кончала бурно. Тогда наступала очередь С. С ложилась на Нее сверху, точно попадая своим клитором в Ее клитор. Двигалась как мужчина, напряженно сжимая ягодицы. Ей иногда казалось, что у С есть член, просто С его умело скрывает. С, кажется, и сама так думала, периодически характерным жестом поправляя ширинку. Она не любила С. Ей было скучно и грустно…
Они расстались, когда Она почувствовала себя свободной от Л. Однажды проснулась и поняла, что Л осталась в прошлом. С в настоящем Ее не устраивала тоже. С было больно. Ей было все - равно…
Каждые выходные она ездила к детям, которые вспоминали папу и просили Ее влюбиться в него снова. Она тяжело молчала: «Отсюда не возвращаются, зайка…»
Знакомство с Н было странным. Высокая и тонкая, Н оказалась художником. Она курила дешевые сигареты, была молчалива и спокойна. Они встречались в темном кафе и играли в шахматы, к которым подавали удивительный копченый чай. Снова была весна. Она не хотела спешить, но Н обижалась… В постели у них ничего не получалось, Н говорила, что Она делает ей больно. Она злилась. Потом решила, что если сможет удовлетворить Н, то может считать себя опытным ловеласом. Удивительным оказалось то, что с Н она совсем забыла о Л. Впервые за несколько лет почувствовала себя спокойной и защищенной. Это не было страстью, но кажется, было любовью. Н любила и принимала, придумывала Ей смешные прозвища и наконец-то, кончила в первый раз. Они стали жить вместе. Для всех окружающих, как подруги. Она даже стала привозить в Москву детей иногда.
Невозможность сказать о своей любви мучает. Неопределенное будущее пугает. «Мне не нравится Земфира, - неожиданно заявила вдруг мама, - Она – лесбиянка и живет с Литвиновой». Она сжалась. Обняла детей.
«Мы обречены», - вопрос в пустоту…
«Отсюда не возвращаются, зайка», - все тот же ответ…
«Но ведь это, кажется, любовь», - жалкое оправдание…
«Отсюда не возвращаются»…
«Я боюсь одиночества»…
«Отсюда не»…
«Я хочу быть как все»…
«Отсюда»…
Да, Она права. Отсюда виднее…