Картонный мир

   День. Полуденное весеннее солнце отражалось в хаотично разбросанных по тротуару лужицах, искажаясь в рябой водной глади, сморщенной под хлесткими порывами ветра, будто копирующую недовольную гримасу какой-нибудь капризной девчонки; переливалось в стеклянной крошке заледенелого снега, местами очерненного, будто пораженного неизвестной болезнью; играло тенями прохожих и голых ветвей деревьев, причудливо искажая живые рисунки света.  Подобное солнце, особенно в холодный серый день, представляется пустым, безжизненным и каким-то ненастоящим, фальшивым; взглянув на него, начинает казаться, будто в этом мире все столь же бесполезно, наигранно, «картонно», как и негреющие лучи этого светила: бездушные мрачные постройки видятся жалкими или излишне пафосными декорациями, прохожие и образы знакомых в воспоминаниях – лживыми актерами одной роли, впрочем, не слишком удачливыми.  И тогда ветер становится единственным достойным собеседником, нашептывая своим хрипловатым тихим голосом язвительные слова, насмехаясь над лихорадочными мыслями представших перед этой картиной впервые, негромко дискутируя с теми, кто уже привык к таким настроениям ровно настолько, чтоб усмехаться так же холодно, как и порывистый всезнающий друг. Тонкие же черные ветви покачиваются, сгибаясь в неестественных для живого позах, вторя ему. 
   Вот мимо неспешно «проплыл» какой-то старичок, сведя руки за спиной и сцепив исхудалые жилистые пальцы в замок; со стороны этот жест может показаться происками лихорадочного желания оградить свою угасающую жизнь от посторонних глаз – будто, еще чуть-чуть, и пожилой человек начнет метаться по улице, натыкаясь на случайных прохожих, заглядывая безумным и, вместе с тем, беспомощным, молящим взором в лица незнакомцев, вопя нечто невнятное, пытаясь выплеснуть тем самым весь тот склизкий «туман» наружу, соскрести каким-то волшебным образом с помутненного рассудка эту ускользающую сквозь пальцы сознания жижу необъяснимого страха и отчаянья. Серое тщедушное пальтишко же, надетое на нем,  оскверненное кое-где ворсинками с тоненькими белесыми волосками, очевидно, некогда принадлежавшими домашнему питомцу или же случайно подцепленными в гостях, а, может, еще где-нибудь, как нельзя лучше подходило старичку, вливаясь в общее восприятие при взгляде на того и дополняя сомнительного вкуса коктейль своими терпкими нотками: волнообразные грубоватые матерчатые складки на сгибах локтей и одном из рукавов, что немного задрался, оголяя исхудалое бледное запястье, придающие некоторый вид затхлости и безысходности облику этого человека, лишь подтверждая его причастность к фальшивому окружающему миру, столь скудному, сколь и несовершенному; странного, далекого от идеала покроя воротник с треугольными отгибами, впрочем, поднятый вверх стойкой, то ли для надежности, то ли в тщетной попытке скрыть убожество перевязанный клетчатым черно-белым шарфом; неровной струйкой «стекающий» вдоль больших черных пуговиц шов, некоторые нитки которого выбились из общего потока  и теперь обрывками свисали, прильнув к серому материалу; ну и, конечно, никак не могут быть лишены внимания карманы: в небрежности или по забывчивости из правого выглядывала поблескивающая черная ткань «внутренностей» кармана, что попросту не могло остаться незамеченным при хоть сколько-нибудь внимательном взгляде. Но не только пальто было способно заинтересовать: так, например, старомодные ботинки с округлым носом, выглядывающие из-под черных брюк, не хуже подчеркивали невозвратимость ушедших для этого человека лет. Ему не поспеть уже за бурным потоком времени – остается лишь неистово барахтаться, пытаясь не уйти под воду и вовсе, что, в прочем, сравнительно скоро и так должно произойти.
   Но оставим этого незнакомца, ибо старость – не порок, а досадная неизбежность, судить же – непременно удел слабых. Пожалуй, даже непростительно с моей стороны начинать подобное описание с угасающей жизни, перешагнув, словно пренебрегая, цветником юности и прекрасными видами уже распустившихся роз прожитых годов: молодые кокетливые девушки, неугомонные, куда-то спешащие или задумчиво прогуливающиеся одинокие юноши, шумные компании, деловито цокающие по тротуару дамочки, что так же непринужденно поправляют прическу, как и поддерживают сумочку на плече, постоянно сползающую по скользкому материалу верхней одежды. Пожалуй, этот ряд можно продолжать чуть ли не бесконечно. И едва ли  кто-нибудь из них, разве что в порядке исключения, с ходу назовет свой собственный смысл жизни, сможет описать обличие своего индивидуального счастья и, тем паче, неистового горя и, безусловно, каждый найдет тысячу и одну причину, чтоб отгородиться от подобных вопросов, не желая задумываться о таких вещах, бессознательно ставя их чуть ли не в самый конец ряда бесполезных рассуждений, ни к чему не приводящих, слишком абстрактных и «пустых»,  утопичных. А то и вовсе сочтут вас за сумасшедшего или подозрительного человека. Да и стоит ли такое хоть каких-нибудь жертв? А может и  люди не в праве рассуждать о подобном.
Любите ли вы людей? Нет, не стоит бросаться общепринятыми клише, неосознанно повторяя ставшее национальным мнение, настолько въевшиеся в сознания людей, что иной ответ представить сложно – задумайтесь, ответьте себе правду. Ведь, по большому счету, мало кому находится любопытство или даже дело до совершенно незнакомого человека, случайно прошедшего мимо, а для кого-то и вы такой же проходимец, незначительная персона, никак не влияющая на ход жизни. В этом все люди – в показном героизме, лжи, безразличии, скрытом под этими пестрыми масками. Поэтому, пожалуй, я и отвечу на подобный вопрос усмешкой, доведется ежели кому-то поинтересоваться подобным. Картонный мир, постепенно изживающий чувства из своих жителей – вот людской удел, вот будущее каждого из вас…

   Но оставим этого незнакомца, ибо старость – не порок, а досадная неизбежность, судить же – непременно удел слабых. Пожалуй, даже непростительно с моей стороны начинать подобное описание с угасающей жизни, перешагнув, словно пренебрегая, цветником юности и прекрасными видами уже распустившихся роз прожитых годов: молодые кокетливые девушки, неугомонные, куда-то спешащие или задумчиво прогуливающиеся одинокие юноши, шумные компании, деловито цокающие по тротуару дамочки, что так же непринужденно поправляют прическу, как и поддерживают сумочку на плече, постоянно сползающую по скользкому материалу верхней одежды. Пожалуй, этот ряд можно продолжать чуть ли не бесконечно. И едва ли  кто-нибудь из них, разве что в порядке исключение, с ходу назовет свой собственный смысл жизни, сможет назвать обличие своего индивидуального счастья и, тем паче, неистового горя и, безусловно, каждый найдет тысячу и одну причину, чтоб отгородиться от подобных вопросов, не желая задумываться о подобных вещах, бессознательно ставя их чуть ли не в самый конец ряда бесполезных рассуждений, ни к чему не приводящих, слишком абстрактных и «пустых»,  утопичных. А то и вовсе сочтут вас за сумасшедшего или подозрительного человека. Да и стоит ли такое хоть каких-нибудь жертв? А может и  люди не в праве рассуждать о подобном.
Любите ли вы людей? Нет, не стоит бросаться общепринятыми клише, неосознанно повторяя ставшее национальным мнение, настолько въевшиеся в сознания людей, что иной ответ представить сложно – задумайтесь, ответьте себе правду. Ведь, по большому счету, мало кому находится любопытство или даже дело до совершенно незнакомого человека, случайно прошедшего мимо, а для кого-то и вы такой же проходимец, незначительная персона, никак не влияющая на ход жизни. В этом все люди – в показном героизме, лжи, безразличии, скрытом под этими пестрыми масками. Поэтому, пожалуй, я и отвечу на подобный вопрос усмешкой, доведется ежели кому-то поинтересоваться подобным. Картонный мир, постепенно изживающий чувства из своих жителей – вот людской удел, вот будущее каждого из вас…