Пропавшая. Грань безумия. Часть 3

   Распорядившись перед детьми присматривать за хозяйством, я пришёл в назначенное время к кофейне. Эмили и Вил уже ожидали меня там. Поприветствовав их, я вкратце рассказал о разговоре с Куртом. Ничего нового, как я понял, эти двое не услышали. Пока мы дошли до рынка, я успел им поведать и о своих опасениях насчёт изменения сферы влияния Лабиринта. Их тоже это не радовало, хотя парочка до сих пор не имела никаких магических навыков. К моему удивлению, интерес Эмили к Лабиринту возрос капитально. Не могу сказать, что она знала о нём столько же, сколько и я, зато обладала информацией, неизвестной мне. Курт постарался на славу, пытаясь втолковать ей теорию отношения этой штуковины к  сплетению двух миров как посредника. Этой теории придерживались многие в своё время. Сейчас же возникли ещё несколько версий относительно сущности Лабиринта, по одной из которых он являет собой механизм управления компонентами магии. Отнюдь не сила мысли регулирует силу магии, а биологические поля человека, потому-то посредством переживаний существ и существовал разум громадного и ужасного строения. Что собой представлял этот разум, выяснить мне так и не удалось. Но довелось узнать, что что-то, имеющее отношение к Лабиринту, повлияло на всё, соприкасающееся в данный момент с иными силами.
   Встретившись возле рынка с Куртом, мы направились в сторону его дома. Как он и говорил, игра поглотила меня полностью. Я стал ощущать, как невольно превращаюсь в соучастника. «Надеюсь, к плохому это не приведёт», – успокаивал я себя.
   – Курт, я не смогу остаться в стороне, – продолжил я недавний разговор.
   – Думаешь?
   – Я чувствую, как меня уже затягивает в эту игру.
   – Магия – такая вещь… А она ведь чужда тому миру, в котором нам посчастливилось родиться.
   – Что это означает?
   – Только то, что наш мир борется с этим инородным телом, и, соответственно, всё сущее вступает в ту самую игру, что так губительна для постороннего, не имеющего ничего общего с магией.
   – Тогда он должен меньше всего страдать.
   – Наоборот. В этом и состоит весь парадокс! Пытаешься казаться слепцом? Будь по-твоему, но учти, что не я твой пастырь.
   – Кто ж тогда? – спросил я, не понимая, к чему он ведёт разговор.
   – Мэрин.
   – Мэрин мёртв, Курт. Мэрин мёртв.
   – Ты пытаешься быть куда циничнее, чем есть.
   – Так ведь занятие медициной вообще располагает к известному цинизму.
   – При чём тут медицина? – удивился он.
   – Магия – та же медицина, но с той лишь разницей, что магия заражает тебя одним для излечения от другого. А насчёт этой игры скажу, что в медицине это носит название инволюции – атрофии органов при патологии; в магии же это называется бутафорией.
   – Что-то не вяжутся у тебя концы с концами.
   Мы подошли к его дому. Он отпер дверь.
   – Располагайтесь как дома.
   Домик был куда меньше моего, но весьма уютным. Три маленьких комнаты, хорошо освещённых и обставленных по старинке, чердак и винный погреб. Я всегда представлял себе Курта в подобном жилье. Интересно, как он устроился на Большом Перевале?
   Курт приготовил чай. Мы расселись за столиком в гостиной, весьма скромной для приёма гостей, но не обязывающей к формальностям, которые весьма кстати в кабинетах предпринимателей. В принципе, я не был искусным ценителем всяческих приёмов, что так любят устраивать должностные лица. Тем более, двоюродный брат моей жены (прости, Господи, ей грехи, если они были) никогда не выставлял себя могущественным дельцом – он был простым человеком с обычными потребностями и требованиями к людям. Я уважал это. Ему было известно моё отношение к подобного рода вещам, и потому легкомысленно относился к моим порою престранным суждениям: своего рода уважение ко мне. Как говорится, люби чужое, но и от своего не отказывайся.
   – Отыскал что нужно? – спросила у него Эмили.
   Курт кивнул.
   – Мы, возможно, проведём ещё сутки здесь. Товара пока нет, а производство стоит.
   – Такая же проблема. Вил, ты как-то говорил о здешних связях…
   – Всё тихо. Никто ничего ещё не выяснил.
   – Может, я чем помогу? – влез я.
   – Не стоит – дело нескольких дней, – ответил Вил.
   – Слушай, Дрейк, – обратился ко мне Курт. – Ты говорил о Мэрине…
   – Я лишь констатировал факт.
   – Да это понятно. Я о том, что у тебя есть кое-кто, кто всё-таки может открыть часть завесы над проблемой с Лабиринтом.
   – А ты? – нахмурился я.
   – Мне всего лишь известны некоторые эпизоды. О них я расскажу, но это тоже не даст полной картины.
   – Кто же тогда?
   Курт отхлебнул из чашки.
   – Хранительница.
   Я упорно посмотрел на него, словно не услышал ответ.
   – Ты знаешь её ещё по тогдашним проблемам с моей сестрой.
   Мне никак не удавалось вспомнить. Я сделал глоток. В памяти возникла встреча с какой-то женщиной в день свадьбы Мэрина и Эмили, затем проявились очертания мясорубки в шахтах, где погиб гном, всплыли радостные встречи со своими сослуживцами, медовый месяц с Кейт и некоторые сцены из жизни, про которые я никогда не вспоминал.
   – Арвен, – произнёс Курт. – Ты видел её в крепости, где обитал Омут.
   Действительно, кто-то был там ещё, когда я наведывался туда. Арвен… имя вроде бы знакомое. Кто она? Чем занимается? Какое отношение имеет или имела ко мне? Ничего не приходило в голову. Совсем я забыл о том, чем занимался когда-то, но подавать виду, что у меня отшибло память, не стоило, хотя Курт мог уже догадаться.
   – Каким же образом она может мне помочь?
   – Весьма известным тебе способом. По вполне понятным тебе причинам, которые должны быть тебе известны, Хранительница объяснит тебе, что и как связано и какое отношение это имеет к твоей личности.
   – Слушай, Курт, я никак не возьму в толк, если честно, – кем для меня является Арвен?
   – Ты удивляешь меня, Дрейк!
   – За ней одно время ухаживал Мэрин, – сказал Эмили. – Она, правда, увлеклась другим, но с трудом перенесла его гибель. Насколько могу судить, ей отведена роль контролёра над событиями вокруг феномена Лабиринта.
   «Эта история становится более интересной. То, что Эмили могла знать об отношениях моего погибшего друга с другой, не оставляет сомнений. Но откуда ей знать об Арвен?»
   Я стал припоминать некую особу, с которой мне действительно приходилось иметь дело.
   – Вижу, ты в курсе о её участии в таких делах.
   – Лишь поверхностно.
   – Примерно полгода назад, – продолжил Курт, – Арвен наткнулась на неких тварей, своего рода исчадий ада, с виду мирные, хотя выглядят отвратно. Эти безглазые с клыками больше волчьих, по три пальца на каждой конечности, поедали медведя. Троглодиты, мать их! А их вопль!.. как услышишь, от ужаса помрёшь.
   – Про что это ты? – не понял я и посмотрел на Вила.
   Тот пожал плечами.
   – Так вот, трещина в призме породила этих уродцев, которые чуть не сожрали Хранительницу. Если всё так оставить, людей не останется – они плодятся без перерыва.
   – Пророчишь конец света.
   – Это всего-то треть проблемы.
   – Так что же делать?
   – Дело в том, что искоренить этих уродцев возможно неизвестным нам способом: все наши попытки оказались неудачными. Кое-кто пытался заделать трещину в призме, но ничего не вышло. Бороться с ними вручную, скажу сразу, бессмысленно.
   – А остальная часть проблемы? – поинтересовался Вил.
   – Мне посчастливилось встретиться с Эхом.
   – Шутить изволите?!
   – Нет, Вил. Я тоже считал его сказкой. Но он рассказал мне об одной опасности. Существуют призраки во плоти, которые охотятся за живыми. Они – бывшие противники существования Лабиринта, при жизни пытавшиеся разрушить его.
   – А какое им дело до нас? – спросила Эмили.
   – Такое же, как и у нас к ним. Но вот в чём беда – рано или поздно, мы будем их добычей.
   – Бред! – не согласился я. – Ты сам веришь в это?
   – Вопрос не в том, верю ли я. Вопрос в том, что делать с нашей чертовщиной, – и тут Курт выругался.
   Наступило молчание. Слышал я, конечно, про Эхо. Но я, как и многие другие, считал его вымыслом. Всё-таки не сходятся концы с концами. Откуда взялась трещина? Каким образом она породила неких уродцев, что якобы видела Арвен? Какие ещё призраки во плоти? Голова кругом.
   – Слушай-ка, Курт, а где сейчас Арвен?
   – Всё там же – в крепости. По-крайней мере, неделю назад была. А что?
   – Хотелось бы переговорить с ней. Думаю, от неё можно узнать некоторые подробности.
   – Ты прав. Я даже не подумал расспросить её, пока была возможность.
   – Как она там поживает?
   – Ничего особенного нет. Но, между нами, её поведение не нравится мне: слишком изменчивое. Уж очень близко к сердцу всё воспринимает. А вообще всё тик-ток. Постоянно с кем-то встречается – большой шаг с её стороны! Единственный изъян, который остался, – это двусмысленная речь. Арвен меня всегда этим убивала. Но, в общем, прогресс на лице – колоссально изменилась. Я бы памятник ей при жизни… – и он рассмеялся.
   – Одно радует, – сказал я. – Надеюсь, это не связано с нашей проблемой. Кстати, можешь связаться с ней?
   – Увы, – вздохнул он. – К моему разочарованию, с ней тоже нарушена связь. В последнее время кажется, что при таком раскладе нам нечем будет дышать.
   – Может, ты не так пытаешься дозваться её?
   – Нет. Это связано с Лабиринтом. Не может же быть, что я забыл свои навыки. Понимаешь, сдвиг деятельности магии слишком очевиден, чтобы не замечать его. Последствия появления даже маленькой царапины на призме могут быть катастрофой для всего человечества.
   В моём понимании последствия должны являть собой некоторый нравственный кризис того общества, устои которого базировались именно на магии. В таком случае мог возникнуть экономический упадок в других слоях населения и, соответственно, некий бунт наподобие Кровавого воскресения.
   Возможен и другой исход: при смене сфер влияния магии меняются и понятия, связанные непосредственно с тем самым, что чаще всего отпугивает людей – мистикой. По сути мистика и есть магия, но с тем лишь учётом, что называется она чёрной. Так вот, со сменой понятий меняются мировоззрения, а это ведёт либо к деспотии, либо наоборот – к геноциду тех сдоёв общества, что связали жизнь с магией (словно уравнение с двумя неизвестными – изменив значение одного, меняется значение другого).
   При таких раскладах можно было ставить крест на своей жизни. Хотя, как правило, в подобного рода делах есть свои нюансы, которые позволяют достичь цели по кривой, а не привычным способом – напролом. Так-то оно так, но я не видел для себя ни единой зацепки. А что, собственно, я узнал? Ничего. Система дала сбой, последствия оказались не столько непредсказуемыми, сколько неконтролируемыми. Нет чего-нибудь особенного.
   – Так ли уж безысходно наше положение?
   – Не могу сказать – я сам знаю ненамного больше твоего. Но где-то что-то можно исправить.
   – Нужно отыскать Хранительницу, – предложила Эмили.
   – И чем она нам поможет? – спросил я.
   – Начну с того, что ей многое известно. Не думаю, что она будет наблюдать за происходящим, сидя за обедом.
   – Она права, – поддержал её Курт. – Я с ней согласен.
   – Что ж ты раньше с ней не обсудил дальнейшие действия?
   – Времени не было, Дрейк. И я хотел посоветоваться с тобой.
   – Почему именно со мной?
   – Больше не с кем – остальные, кого знаю, и не слышали о Лабиринте. Остался ты, но мне кажется, что ты совсем отстранился от привычных от тебя дел, или пытаешься казаться таким.
   – И то, и другое. Хотя мне интересны те новости, что я узнал за последние сутки. Готов поспорить, не вяжутся у меня концы с концами, и потому не отступлю от решения проблемы.
   – Я знал, что согласишься, – он улыбнулся. – Ты всегда интересовался Лабиринтом во всех его проявлениях, а главное событие уж точно не обойдёшь стороной.
   – Да куда там! – отозвался Вил. – В прошлый раз чуть не угробил нас, теперь уж точно что-нибудь приключится!
   Эмили и Курт рассмеялись. Я немного смутился и, допив чай, задумался: а так ли всё должно быть? Моя жизнь сложилась бы иначе, если бы я не полез в шахты. Мне припомнился эпизод встречи с Кейт среди той резни, в которой погиб Мэрин. Почему-то это помнилось лучше остального. «Нет же, всё не так, – думал я. – Словно всё в тумане, во сне. Как-то это натянуто и нудно – одни разговоры о бренности магии, хотя на самом деле куда всё проще…» И действительно, на самом деле было всё проще. Лабиринт, переплетение двух миров, судьбы людей, я и прочее, что имеет отношение к той реальности, где всё это существует, имеют одну общую черту – простоту. Связь между составляющими так проста, что невозможно оценивать происходящее с той же лёгкостью, с какой проглядывается эта связь. Целесообразно здесь упомянуть и о первоосновах логического построения. Если Холмс не ошибся, то, убрав из уравнения все логичные его решения, всегда будет верно нелогичное, как бы оно не казалось ошибочным. Нужно было опираться на это.
   – Хорошо, Курт. Начнём с начала: что мы имеем?
   – Лабиринт со всеми его подоплёками, постоянство его магических сил, множество двусмысленных загадок, трещина в призме, исчезновение Омута, монстры и какие-то проблемы со связью – перечень наших проблем.
   – А насчёт поединков с Арвен? Они не влияли на недавние события?
   – Думаю, нет. Во-первых, я не вижу связи с трещиной. Во-вторых, они внезапно прервались из-за исчезновения Омута – это не было чем-то личным, поэтому вряд ли Страж навредил самому себе. То ли дело спросить, каким образом трещина повлияла на Омута. Я ответить, конечно, не могу. И, в-третьих, Арвен достаточно знает, чтобы придумать историю и при этом выйти сухой из воды. Но в этом случае, надеюсь, Омут не позволил бы ей натворить проблем.
   – Здесь мы ничего не найдём, – согласился я. – Пусть не Арвен – наша зацепка. Тогда с чего начать?
   – Стоит задуматься о наших прошлых контактах со всем, что могло привести к нынешнему положению дел.
   – Не так-то просто. Это могло быть несколько десятилетий назад, и причина может заключаться в любой мелочи. Что до меня, тоя имел дело с Лабиринтом, по меньшей мере, десять лет назад. К тому же, моя память не способна воспроизвести все подробности моей жизни.
   – Понимаю, – улыбнулся он.
   – Курт, что с Линдой делать будем? – поинтересовался Вил.
   – Придётся повременить с поисками.
   – Что с ней опять? – спросил я.
   – Снова пропала.
   – Вил, можно узнать, что стало с ней после моего переезда?
   – Понимаешь ли, – ответила Эмили. – Спустя какое-то время она вернулась и рассказала о неких призраках, охотившихся за ней. Как Линда утверждала, она встретилась с Эхом, который ей сообщил, что эти призраки пытались разрушить Лабиринт. Затем она снова исчезла.
   Я посмотрел на Курта.
   – Интересно, не правда ли? – спросил он.
   – Что ещё вы скрыли от меня?
   – Только это. Я хотел проверить, хорошо ли ты орудуешь тем, что имеешь.
   – Сам бы знаешь, что я ни к чему бы не пришёл.
   – Зато целесообразно: припомнил некоторые эпизоды.
   – Если всё строиться на одной лишь целесообразности, мог бы вообще не искать меня – сам додумаешься.
   – Не надо, Дрейк. Эта игра затеяна наверняка на игроков в паре. Ты был единственным, на кого я полагался.
   – Да о какой игре идёт речь?!
   – О той самой. Она представляет собой сборную картинку – пазл, – где каждый фрагмент – определённый человек. Один знает одно, второй – что-то другое, а совмести их воедино – получится рисунок. Только совмещать нужно правильно, а в нашем случае это означает, что только вместе мы сможем понять, отчего появились проблемы и как с ними справиться.
   – Ну, ты загнул! – произнёс Вил.
   – Зато доступно. Так что попробуй вспомнить, Дрейк, какие твои действия могли привести к трещине на призме.
   – Думаешь, я за пять минут проанализирую все свои поступки?
   – Тоже верно.
   – А если мы не там ищем? – спросила Эмили.
   – То есть? – ответил вопросом Вил.
   – Возможно, трещина возникла сама по себе, и нужно искать не причину её появления, а выход из этой ситуации. Нам ничего не даст поиск виновника. Тем более. Механических повреждений не нашли!
   Наступило молчание. Она была права. Всё не так, как кажется. С другой стороны, если мы удалим трещину, и ничего не вернётся к прежнему, то уж простите. «Что делать?» – извечный вопрос.
   Курт налил нам ещё чаю и принёс сдобные булки. На удивление, чай был отменным. «Не я ли его заварил?» – усмехнулся про себя я.
   – А если нам плясать с другого конца? – предложил Вил. – Допустим, Омут решил сменить вектор влияния магии.
   – Зачем? – удивился Курт.
   – Предлагаю узнать у него.
   – И где его искать?
   – Так вопрос и заключается в том, где он, – ответил я. – Мог Омут изменить вектор магии? Мог. Зачем он сделал это? Скажем, что-то его не устраивало в своём положении. Право, столетиями видеть смены поколений не очень забавно. Почему не обнаруживает себя? Скорее всего, ответ в предыдущем вопросе, хотя это не факт – ему будет интересно, как мы отреагируем на это.
   – Логично, но много пробелов, – сказал Курт. – Во-первых, он тоже смертный, его срок уже на исходе. Во-вторых, пусть он сделал что-то с призмой, но не таким же образом. В-третьих, он знает, что если нам будет непонятно отношение двух миров, мы дадим об этом знать.
   – Ладно, каким же образом могла появиться трещина?
   – Выходит, без постороннего вмешательства.
   – В этом случае я склоняюсь к мысли о магнитном воздействии планеты.
   – А это тут причём? – спросила Эмили.
   – При всём притом, что Лабиринт не просто так стоит: он построен на геомагнитном полюсе, то есть на точке самого большого геомагнитного излучения. Полюс сменил координаты, частично разрушив структуру призмы, – вот и вся задача. Я, разумеется, не геолог (или каких там называют), но это вполне реальное обстоятельство.
   – Уже что-то… – выдохнул Курт.
   – Значит, природа избавляется от нежелательных для неё предметов? – неуверенно спросил Вил.
   – Вроде того. Курт, давай проверим эту гипотезу.
   – Я в этом ничего не смыслю.
   – Забежим завтра в библиотеку, пороемся там. Сколько у вас времени?
   – Пока товар не получим. А он прибудет в любой момент.