На струе 2 глава 17. Цветок зла Олег

Думая о том, с кем бы напиться, первым Олегу, почему-то, вспомнился Фака.
   Не Алекс.
   Не главный и единственный друг.
   Ну, если у него вообще были друзья.
   А именно Фака.
   Совершенно ему чужой, да и сам Олег был явно ему чужд. Во всяком случае, он постоянно держался так, словно считал всех окружающих дерьмом.
   Всех, кроме себя, разумеется.
   И главным дерьмом, по мнению Факи, был именно Олег.
   Ну, или, это уже были личные проблемы и комплексы его самого – Олега в смысле, которому постоянно казалось, что все вокруг знают о нем кое-что из того, чем он не желал афишировать.
   Например, о его прошлом – тогда еще обычного провинциального пацанчика, а совсем не холеного столичного парня с лэвэ на кармане.
   Они знали, что он делал в прошлой жизни.
   Откуда?
   Возможно, просто догадывались – по острым отнюдь не городским чертам лица, по едва различимому акценту, по привычке выпячивать напоказ свои мещанские победы – новая тачка, сиськи Алены – ей очень шло глубокое декольте.
   Они использовали его, терпели его, только ради собственной выгоды. Все же, Олег был небесталанным парнем, поэтому и зарабатывал достаточно и для себя, и для других.
   Он обладал одним очень важным для рыночной экономики качеством: Олег всегда умел оставаться в выгоде, продавая, и покупая, беря в долг, и одалживая.
   Поэтому он был обречен всегда быть востребованным и не одиноким. Только вот, во всем этом постоянном движении – телефонных звонках, факсах и электронных письмах, встречах, пьянках – не было ни толики искренности.
   Ни капли любви.
   Это его и напрягало.
   Возможно, это была просто паранойя. Олег совсем зашился в мутной череде будней, заработался.
   Ему нужно было отдохнуть.
   И наладить отношения с Аленой.
   Если она вообще вернется.
   Шлюха…
   Он догадывался, что никто – даже она, не желают ему зла, потому что обижать его, было сродни истязаниям курицы, несущей золотые яйца, которая с таким отношением может уйти в себя, и перестать плодоносить.
   Его поддерживали, как могли, и старались не обижать.
   Но, не более того.
   Но Олегу было удобнее врать.
   Он просто очень боялся признаться самому себе, что сходит с ума – выдумал все это говно, реально поверив, что кому-то есть дело до того, что было когда-то давно.
   Будто бы кому-то вообще было до него дело.
   Чертов шизофреник.
   Наверное, причиной внутреннего напряжения, главным цветком зла, было его маниакальное желание быть своим.
   При встрече он всегда говорил: "я – киевлянин".
   Не вдаваясь в подробности.
   Да никто и не стремился лезть в такие дела.
   Главный прикол заключался в том, что киевлян в их компании было совсем не много, если вообще были.
   Ну, разве что, Фака.
   Все всё знали.
   Всем было посрать.
   На всё и всех.
   А вот Олег все напрягался, нервничал, пытался что-то доказать самому себе и, что не могло нравиться окружающим, - другим, продолжая этот бег на месте он страхов своего прошлого, пытаясь поменять себя – покупая дорогие вещи, хорошо одеваясь, посещая тренинги, питаясь в ресторанах – но его внутренняя сущность оставалась прежней, не изменившись за все эти годы даже чуть-чуть.
   Наверное, большинство из тех умников, с которыми он общался по жизни – партнеры по бизнесу, случайные знакомые – пили пару раз в общей компании, тянущие на роль товарищей, и висящие грузом сотен телефонных номеров в записной книжке мобильного телефона – и не хотели утруждать себя чем-то таким, что могло бы пошатнуть их отношение к Олегу, как к некоему уже сформировавшемуся образу.
   Зачем вообще загружать себе мозги ненужной и даже вредоносной информацией?
   Не думай, не бойся, не люби…
   Олег был словно воздвигнутый самому себе памятник – целостный, монолитный, не меняющий свой облик уже долгие годы: успешный молодой бизнесмен, семьянин и отличный собеседник.
   Абсолютно все имели свои скелеты в шкафу.
   У всех было прошлое, в котором было все, в том числе – и засранные подгузники, и подростковая мастурбация, и море рвоты после первых неудачных алкогольных опытов.
   И это только цветочки, так сказать – обязательная программа.
   Поэтому, давайте будет толерантными. Давайте не будет огорчать друг друга по таким пустякам.
   Об этом было просто не принято говорить.
   И всем было плевать, что бизнес Олега с каждым месяцем шел все хуже, семьянином он никогда не был и прежде, а его девушка, которой многие восторгались, дескать – прелесть, как хороша, теперь гуляла сама по себе непонятно с кем.
   Да и его ораторское искусство четко ограничивалось рамками нескольких ключевых тем – машины, мобильные телефоны, не очень высокие технологии (никакого нано – в жопу его). Все то, о чем принято разговаривать в их кругу общения. Когда же разговор, случайно, выходил за пределы привычных сфер, Олег предпочитал просто молчать, улыбаясь, чтобы ненароком не показать свою достаточно ограниченную, если капнуть чуть глубже, сущность, являющуюся прямым и объективным следствием провинциальной и бездуховной прошлой жизни.
   Поэтому так уж получалось, что Фака его частенько напрягал.
   Он постоянно начинал заводить какую-то бодягу, которая, не то, чтобы, была никому не интересной – почему же, очень даже, только вот – неуместна.
   Она была совершенно не в тему.
   Как камень, брошенный в болото.
   Скажите, ну кому будет приятно, если вот такой умник начнет в присутствии ваших девушек – а у вас все кошерно, и вы даже не изменяете друг другу, рассказывать, как вчера его подружка – старше его лет на пять, привела свою подружку – тоже старушку, но тоже – очень даже ничего, и они по очереди отсосали у него под кислотой?
   При этом он – совершенно не к месту, прямо за столом, вдавался в подробности своих опытов с химией, рассказывая что-то типа того, что Е – это самое большое дерьмо, которое он только пробовал в этой жизни. Дескать, в первые полчаса у него активно начинает работать пищеварительная система, и ему начинает страстно хотеться срать, независимо от того, ел он что-то, или нет накануне. Да и вообще, за короткой волной расслабляющего тепла приходит совершенно равнодушное и апатичное состояние, когда ты просто сидишь, и прогоняешь через решето мозга всю ту муть, которая случилась с тобой за несколько последних часов.
   "Поэтому, лучше нюхать белый. Никаких неприятных ощущений, да и отпускает очень нежно. Главное, не перебарщивать с дозой – полграмма на два рыла – в самую тему, и делать перерыва, не нюхая два дня кряду, даже если очень хочется. Всегда важно вовремя поспать, и не забывайте обильно пить водичку", - с видом знатока говорил он.
   Конечно, девушки смущались и кротко улыбались, а парни пытались как-то показать, что они тоже в теме, и делали какие-то свои, зачастую недалекие, оценочные суждения по поводу употребления тех, или иных наркотиков.
   Как правило, никто из них не мог похвастаться ничем, круче курения дички в общаге.
   Но поддержать разговор пытались все без исключения, даже те, кто ни разу не курил ничего крепче сигарет.
   Наверное, чтобы не прослыть лохами у своих же девушек.
   Правда, как правило, по финалу это имело обратный эффект: по возвращении домой Алена начинала обижаться, и выговаривать Олегу, дескать он ей изменяет, и вообще, похоже тоже балуется разной гадостью, на которой плотно сидит Фака.
   Дальше все происходило по привычному сценарию: Олег пускался в длительные объяснения и убеждения, упражняясь перед Аленой в красноречии, с театральной напыщенностью и жестами рассказывая ей, что все это - чепуха на постном масле.
   В конце концов, он соглашался купить ей новую кофточку, они трахались, и засыпали абсолютно счастливыми.
   Каждый по-своему.
   Ну, а Фака, казалось, постоянно норовил сконфузить их благородное общество.
   Базара нет – без девушек, да еще и под синьку, все эти байки шли на ура. Только вот парадокс Факи заключался в том, что в чисто мужской компании, он предпочитал со скучающим видом тупо бухать, иногда вставляя в их монотонную беседу свои колкие замечания, нервируя всех, и всем своим видом демонстрируя, что ему глубоко безразличны все эти мещанские темы, которые они тут обсуждают.
   Чаще всего он вставал, бросал на стол деньги, сухо прощался, и сваливал раньше всех.
   После чего все вздыхали с облегчением.
   А вот когда в компании присутствовали бабы, он начинал выебываться.
   Чертов позер…
   Казалось, он издевался над ними.
   За такое дело раньше били лицо.
   Раньше…
   Да мало ли что было раньше?
   Сейчас насилие было не в моде. Так что они просто позволяли Факе издеваться над ними.
   Тот же, прекрасно осознавая собственную безнаказанность, ведь максимум, на что мог решиться один этих задротов – так что-то вякнуть ему трусливо, иногда расходился не на шутку, и начинал бесить всех без исключения присутствующих. Да так, что пространство над ними, казалось, наэлектризовывалось, и грозило взорваться в любой момент, стоило ему снова открыть рот.
   Нет, Фака был совсем не боец. В морду он давненько никому не давал, впрочем, и сам по роже не получал уже достаточно давно. Однако, будучи тяжелее каждого из их компании, и имея за спиной несколько лет активных занятий со штангой, он чувствовал в себе силу сломать, в случае крайней необходимости, уроду, замышляющего какое-то дерьмо против него, челюсть или, в крайнем случае – нос.
   При этом он руководствовался правилом: бей первым!
   Чувствуя, что ситуация выходит за границы обычной перепалки, Фака сам начинал провоцировать оппонента, проверяя, не поведется ли тот на драку. И, если что, не дожидаясь, пока тот прыгнет на него, бил с правой, потом с левой, а потом еще разок с правой. Целясь в подбородок, а потом в нос, и снова по ****у, пока мразь не окажется у его ног хрустя выбитыми зубами и захлебываясь липкой теплой кровью, которая начинала литься даже из ушей.
   Фака всегда носил с собой перо и смотанные в груз скотчем три пальчиковые батарейки, отчего его и без того мощный удар становился просто таки сокрушительным.
   Холодное оружие, конечно же, было последним вариантом…
   "Чертов Фака", - подумал Олег, и принялся искать мобильный телефон.
   Когда тот зазвонил сам…