Миссионер. Черная душа. 1

Миссионер.

“ El sue;o de la razon produce  monstruos”

1

Васька Удальцов проснулся поздно вечером. Он резко открыл глаза, чувствуя как липкие щупальца сна неохотно стягиваются к затылку и погружаются  куда-то в черную глубину мозга, оставляя ему лишь тупую боль и гул из обрывков недосказанных слов и калейдоскопа стремительно меняющихся, ничего не значащих картинок. Он попытался вспомнить и уловить нечто важное, ещё секунды назад являвшееся ему среди всей этой мешанины, но оно стремительно ускользало, юрко прячась в сумерках наступающего пробуждения. Эхо неведомого голоса колоколом звенело в голове, однако ни слов, ни смысла который они несли, он не мог ухватить. Тело надсадно ныло, будто и не было отдыха. Вокруг стояла непроглядная тьма. Васька закрыл глаза, намереваясь вновь уснуть.
 - Кто я? - столь неожиданный вопрос заставил сердце на мгновение замереть, а потом забиться в бешеном ритме. Вызванная им нервная энергия встревожила мысли, которые лихорадочно заметались, ощупывая ледяную поверхность возникшего в сознании вакуума в поисках ответа. Налитые свинцом веки, дернулись в тяжелой полудреме, но не открылись. - Кто я? Кто я? - шелест вопрошаемых слов растревоженным роем продолжал нестись во все стороны внутренней темноты, вынуждая застывший в дрёме ум яростно скрестись о стены безответности. Вскоре звуки замерли. Васька прислушался. Странно. Снаружи тоже была противоестественность, которую он не сразу заметил. Там стояла необычайная тишина.  Отсутствие привычного уличного шума окончательно его и добило.
- Который час?- подумал он, но так и не разомкнул свинцовые  веки, а лишь только приоткрыл рот в попытке обострить слух.
- Так уже было. Когда я  почти умер,  - Васька слегка приподнял голову и повернул её в сторону. Однако всё было напрасно. Потратив на никчемное занятие остатки сил, он откинулся назад и тут же ощутил, как вслед за пиком отчаяния  в утомленное тело начала вползать отупляющая апатия.
- Может это смерть? - что-то зашевелилось в  его онемевших воспоминаниях.
- Нет. Но почему я не понимаю: кто я, и где я, - он почувствовал, что напряжение мышц угасло, а опустевшую душу окончательно заполнило безрадостное успокоение. 
      Несколько долгих минут Васька лежал, упрямо не открывая слипшихся глаз. Так же внезапно, как и началось, ужасное испытание вдруг резко окончилось. После чего, помедлив, под тусклые лучи восприятия начали стыдливо выбираться притаившиеся в подвалах памяти события прошедшего дня, и Васька, незлобно буркнув на столь запоздалое  их появление, поддался несомому ими ласкающему влиянию.

Удальцов вспомнил, что он как всегда встал в четыре утра, отжался сотню раз от пола, побоксовал маленькую, упругую грушу. Потом в зеркальном отражении дверного зеркала разглядел и оценил свою высокую обнаженную фигуру. Поиграл бицепсами, втянул и напряг рельефный живот, остался удовлетворен увиденным и побрел в ванную, где как обычно тщательно выбрил массивный, почти квадратный подбородок и скуластые щеки, густо покрытые черными точками проклюнувшейся за ночь щетины. Умылся прохладной водой, привычным движением растопыренных пальцев поправил прическу, поставив торчком бобрик коротких волос, брызнулся ароматным одеколоном и побрел на работу. А работал он с десятком товарищей в трамвайном депо.
 Гремящие вагоны обычно идут на линии к шести часам, но выпускать их надо начинать с пяти. Предварительно они проходят тщательный осмотр, чем и занимается с раннего утра и до поздней ночи Васька со своей бригадой. Не дай бог, остановится хоть одна махина на путях, другим ее не объехать. Скопится железная пробка, а это колоссальные потери для предприятия. Самое меньшее, что за такое происшествие может быть, это его, бригадира осмотрщиков, премии лишат. В худшем же случае могут и убытки списать, несколько десятков тысяч рублей. В зависимости от того, какие трамвайные маршруты и на сколько времени «зависнут». А вообще-то, если происходят неприятные  инциденты, то желательно их предварительно согласовать с настроением генерального директора, иначе не поздоровится, и можно вылететь с работы. Как любит повторять суровый шеф: «Под забором еще десять человек стоит на одно занятое тобой место, а зарплату я плачу не за то, чтобы ты мне убытки приносил». По этой же причине босс никогда не церемонится, жёстко рубит, штрафует за мельчайший промах, мизерную получку урезает до нищенских пределов. С несогласными к такому отношению разбирается самостоятельно: наорет, наматерит, аж у самого рожа красней помидора делается, при случае  и кулак применит, за ним не заржавеет. Издерганные его постоянным  ревом рабочие и подручные из часто меняющихся механиков, инженеров и замов передвигаются по территории предприятия бегом, косясь испуганными глазами в сторону зловещего, верхнего окна двухэтажного здания. Откуда этот, стальной закваски, подозрительно прищуривающийся тип наблюдательно озирает свое детище: огромный, отточенный механизм зарабатывания денег.
Если же генеральный прогуливается по давно ставшей личной, опутанной бетонными заборами зоне, тогда вообще жди беды. Данный факт хорошо всем известен, поэтому работяги средь бела дня стараются не выглядывать из ремонтных боксов, опасаясь, что любая неожиданная встреча с директором  может оказаться последней. Будучи не в настроении, он всякий раз находит к чему придраться. И становится ясным, что его бдения, лишь очередной поиск жертвы, на которую он может выплеснуть накопившуюся спесь. Поводом яростных эмоций может явиться что угодно: и трехдневная щетина, и довольная улыбка, и даже новенькая гайка в руках. Ведь за каждую полученную детальку смертному должно было сходить к заведующему депо, расписаться в расходном ордере, а после этого  завскладом еще следовало подумать, выдавать ли её ему на руки.
Работы в городе нет, поэтому люди страдают, но терпят столь беспредельный деспотизм, несмотря на унизительное положение. Изо дня в день изматывают здоровье, вкалывая по шестнадцать-восемнадцать часов, но пожаловаться им некуда, и защитить от обидчиков некому. В ответ на слезы бессилия, когда в бланке на получение зарплаты половина начисленных денег растворяется за разные погрешности в уменьшающихся цифрах, кассирша только и успевает оправдательно твердить, что они видят лишь свою сторону выгоды, не умеют дуализма мнений воспринимать. Ведь теперь есть и нищие, и богатые, такова реальность. И следует понимать, что у генерального для сохранения бизнеса другие заботы и затраты, которые им, простым смертным, совсем не уразуметь. Поэтому если шеф начал праздновать Новый год за две недели до календарной даты, и продолжает беспечно гулять по ресторанам вплоть до 8 Марта, это его сторона жизни, и нечего на неё завидуще заглядывать.
Васька и не заглядывал. Вчера он как обычно отпахал до десяти, домой попал к одиннадцати. В два часа ночи резкий звук чистящего пути трамвая разбудил его, после чего он долго лежал в тяжелой полудреме, и смог заснуть лишь перед самым подъемом. Наверное поэтому, несмотря на то, что утром Васька по привычке легко встал, на работе в голове зашумело, отдаваясь монотонной болью в затылке, стало тянуть, к чему бы прислониться, чтобы на мгновенье прикрыть глаза и кимарнуть. Васька и прикоснулся, лбом к трансформатору, в который полез подключать провода.
Запах жареного мяса быстро привел полуголодных товарищей к месту происшествия. Ток отключили, Ваську унесли на кушетку к медичке, которая по счастливой случайности задержалась, занимаясь проверкой выходящих на линию водителей и кондукторов. Она прощупала его слабый пульс и поставила сердечный укол, от которого Васька задышал ровней, но упорно не желал открывать глаза. Ему поднесли нашатырь, он завертел головой, отворачиваясь от будоражащего запаха, еле разлепил щелочки век и попросил, чтобы дали поспать.
- Замаялся бедолага, пусть спит на моей кушетке, - разрешила медсестра, укрывая его простыней. Все молча ушли, закрыв на ключ двери и оставив Ваську одного.

Вот так случилось то, что он проснулся вечером, и долго соображал, где находится.  Только теперь ему наконец-то стало понятно, почему за окном такая темень. А ещё, он неожиданно стал припоминать сон, в котором на него была наложена особая миссия.