Повесть о встрече Саши и Оли

ПОВЕСТЬ О ВСТРЕЧЕ САШИ И ОЛИ, НАПИСАННАЯ СРАЗУ ПОСЛЕ СВАДЬБЫ.



  Впервые мы увидели друг друга на курсах немецкого языка. Я попала туда совершенно случайно. Сначала записалась Наталья Дмитриевна ( вдова трагически погибшего геолога Куваевского, долгое время жившая у нас, пока ей не дали квартиру), а затем уж и я. Знала, что экзамен сдавать не разрешат, т. к. нужно высшее образование, но решила просто подзаняться языком. А может судьба решила: «Хватит им обоим расти, пора идти на сближение» - и за ручку ( в лице Натальи Дмитриевны) повела меня в университет. Мы сидели в разных углах, между нами тесные ряды спин и затылков, приходили и уходили в разное время, редко даже здоровались и прощались, а говорили раза два, не больше. Все началось с ресторана, завершавшего курс обучения.

11 мая 1968 г., суббота.

   Нат. Дм. не хотела без меня идти в ресторан, говорила, что ничего особенного нет, если я пойду, что я тоже член группы, все будут рады, и что, в конце концов, тогда и она не пойдет. Мне идти страшно не хотелось, думала, что экзамен все равно не сдавала, но мама вытолкала. Прическу сделать не успела, намазала глаза, напялила первое попавшееся под руку – серую юбку и серую клетчатую капроновую кофточку – в общем, серость снизу доверху, и мы потопали. Приходим – все уже в сборе. Нат. Дм. отозвала Славу Козлова – старосту группы и спросила шепотом, удобно ли мне идти со всеми. Он бурно расшумелся, что вот фасони, об этом даже спрашивать нечего, как нам не стыдно, и мы успокоились.
 
  Вся компания во главе с немкой и деканом факультета пошли в «Башкирию». Нат. Дм. попискивала где-то сзади между Печоркиным и Славой К. Я шествовала между Сашей и Геной, который побывал в Германии и без конца говорил по-немецки ( для меня это было примерно тоже, что и по башкирски – сначала вроде что-то понимала, а вот в ресторане уже и не пыталась ). Говорили о «Войне и мире», ругали, хвалили, мягко спорили; об «Анне Карениной», сошлись, что фильм поставлен плохо, Саша шел задрав голову, уцепившись за лацканы пиджака, почти как Ленин, и утробным голосом рассказывал «Поручик Киже». Мы внимательно слушали, я делала глазки и смеялась ( чувствовала себя немного смущенно).

  Пришли, сели, заказали. Печоркин болтал по-немецки, смущал официантку, которая пугливо шарахалась от него, требовал свежих лангетов, т. к. все, что он съел, было жестким и старым, твердил: «Это что!? Вырезка!? Какая же это вырезка! Это сукозилие!» Ему молча подносили новые порции. Он встал, путая русский и немецкий, произнес тост, поставил рюмку на вытянутую руку и с шиком выпил. Саша тут же повторил, рюмка улетела под стол, разбилась, вино вылилось на костюм, но он не растерялся и стал рассказывать Ирине Ивановне про Карелию, Бодайбо, а она все повторяла: «Genosse Косарев, ну расскажите еще что-нибудь». Нат. Дм. хихикала по соседству, Страхов старательно и оглушительно шутил, подмигивал, Гена тихо шептал мне на ухо что-то по-немецки и все время требовал ответа, Саша рассказывал потрясающий французский мультфильм, Шура курила и слушала, Печоркин заливался соловьем. Ирина Ивановна хохотала и всплескивала руками, Козлов сидел паинькой и не пил. Танцевали. Страхов важно вышагивал с Нат. Дм., я с Геной – он просил разрешения проводить меня ( я говорила – не могу оставить Нат. Дм.), говорил, что с удовольствием покажет весь Черниковск, расскажет о Германии.

   Потом танцевали с Сашей, смеялись над саксофонисткой, которая от усердия все раздувалась и краснела. Потом Саша отчаянно полез на стол, хотел показать Ирине Ив., как танцуют цыганочку, его стянули, он успокоился и предложил выйти проветриться. Пошли. Ходили по скверику, он держал меня под руку ( и правильно делал – чуть отпустит, так заколышется, пойдет зигзагами, потом поймает и снова уцепится). Не помню, о чем говорили. Выскочил Слава, умилился, заслушался, залепетал: «Страхов вызвал машину… Мы все собрались… ехать…надо… вот…».  Саша сказал: «А нам в другую сторону, правильно?» Я усиленно закивала, и мы отправились путешествовать. Шли обнявшись ( по необходимости ), болтали, Саша то прыгал на деревья, то пускался в присядку, пел, курил, попросил какого-то парня сыграть нам на гитаре, но тот смутился и убежал, попытался сориентироваться, сказал, что хотел бы встретиться еще. Мне с ним было очень хорошо, но во встречу я не верила – оба подвыпили, вряд ли вспомним друг о друге назавтра ( правда, у меня голова была ясная, но не верила в Сашу, во встречу). Сказала ему. Он обиделся. Договорились на понедельник в 8. Дома Нат. Дм. ткнула пальцем в очки и сказала: «Чтоб я еще с Вами в ресторан пошла!!!» Мама удивлялась, как мы дорогу нашли, но была довольна – ведь Саша ее любимчик!

-13 мая, понедельник.

   Весь день думала – идти или не идти? Ведь не придет, забыл, проспался и забыл. Не пойду. А может пойти? Нет, не пойду, все равно не придет. 7. 50. Хватаю кошелек, говорю: «Мам, я к Нинке» - и бегу, думаю – нет, так поеду к Нине, собственно к ней и еду, только к ней. Подхожу к сельхозинституту. Кто-то серый стоит и ждет. Батюшки! Никогда в жизни так не терялась, как тогда, покраснела, мысли в рассыпную, а ноги почему-то спотыкаются. Саша курит, в руках книга и улыбается. Пошли, молчим, то вдруг заговорим, заговорим, то снова молчим. Саша смущенно сказал: «Я, кажется…лез…(сделал неопределенный жест) целоваться… так вот…ужасно». Я сказала, что нет, нет, ничего, я не в обиде. Шли, шли – парк Гагарина, повернули, зашли в лес, комары едят, соловьи поют. Лужа. Саша берет под руку, а я, задрав голову, шлепаю прямо по луже. Выбрались на асфальт. Темно. Он опять взял под руку. Так хорошо! Дошли до дома. Саша: «Я, конечно, не решаюсь настаивать, но хотел бы еще раз встретиться». Я тут же выпалила: «Да, да!» Дома гости. Шумно, весело (уже около часа ночи). Бегу на кухню. Нат. Дм. прижала в коридоре к стенке и прошипела: «Знаем мы Ваших Нинок!» Мама на кухне пьет компот и бесцветным, отсутствующим голосом: «Как Нина себя чувствует?» - «Хорошо». Конечно, всю ночь ворочалась и думала: «Ну надо же!.. Вот ведь!...»

-15 мая, среда (снова в 8. 00).

   Встретились там же. Снова пошли по проспекту. Саша подарил веточку черемухи, которую я со смущением и восторгом тут же сгрызла. Говорили, говорили… Саша уже уверенно держал под руку. Зашли в лес, потом снова проспект. Уже стемнело. Уселись в скверике, темном, душистом. Сломали веточку, она тут же умерла, поникла. Я ее глажу, Саша тоже. Сидим на скамейке, гладим несчастную веточку, глубоко взволнованно дышим, боимся прикоснуться друг к другу, даже кончиками пальцев. Меня к тому же трясет от холода. Потом…потом… веточку выкинули – не нужна уже!!!!! Домой пришла в 2 или в 3 часа. Андрей должен ехать в поле. Сажусь подшивать ему джинсы и засыпаю за столом.

-16 мая, четверг.

   Договорились, что Саша придет к нам в гости попробовать жареных грибов. Андрей уехал. Надел плохо подшитые джинсы, почти незаштопанные носки, но не ворчал, а махнул рукой: «Сачок ты, Доча!» Встретились с Сашей в 7 часов. Он волновался, курил, я плела какую-то ерунду, он еще больше волновался. Поднялись по лестнице, остановились на площадке. Он сделал последнюю затяжку, потушил папиросу, сказал: «Страшно!» Я обиделась: «Ну, ладно, как ты скажешь, так и сделаем. Зря что ли я бегала в магазин, покупала шоколад, старалась, старалась…» - «Ну, ладно, идем!» Пришли. Мама цветет. Накормила грибами, показала коллекцию камней. Завели разговор о геологии. Смущение прошло даже у меня. Пошла Сашу провожать. Дождик. Мы встали под крышу домика, обнялись. Машины фарами освещают, прохожие бегут и оглядываются, а мне трын – трава. Так хорошо! Договорились встретиться завтра.

-17 мая, пятница.

   Снова весь вечер бродим. Саша подарил несколько ромашек. Боже мой, как это хорошо! Ромашки, самые  любимые цветы, такие красивые, и не просто красивые – Саша ведь подарил! Их я грызть не стала, берегла, и дома они долго стояли. Пошли по проторенному маршруту – проспект, лес. Стояли на тропинке, а внизу, между деревьями, - Белая, дальше поле, лес, и – закат, такой красивый. Я даже о комарах забыла. Развели костер. Дым ест глаза. Плачем, смеемся, болтаем. Домой вернулась поздно, даже не знаю когда. Дома та же картина: полнейшая тишина…, мама и Нат. Дм. лежат прямо и неподвижно. Как только я появляюсь в дверях – молча захлопывают по глазу – спят. Я тоже ложусь и не сплю.

-18 мая, суббота.

   Саша подарил веточку сирени – опять с улыбкой и молча, и очень ласково. Снова любуемся  закатом, разжигаем костер, долго сидим, потому что так хорошо, что уходить не хочется. Снова прихожу очень поздно. Договорились в воскресенье идти на Уфимку купаться. Саша уже не под ручку берет, а обнимает за плечи. Я даже не вспоминаю, что когда-то говорила: «Никогда не позволю обнимать себя за плечи – хозяйские замашки!»

-19, воскресенье.

   Договорились встретиться в 11 утра. Нас с Нат. Дм. мама вытолкнула на толчок. Мама может и вернулась бы во-время, но не мы. Попали на толчок первый раз, уцепились друг за друга, чтобы не потеряться, плутали, плутали, ничего не купили и пришли домой в 12. Саша уже пришел, принес букет великолепной сирени. Его встретила Ира у аптеки (как договорились). Саша купил на базаре лук, редиску и несколько бутылок кваса. Мама дала картошки, яиц, в портфель все не поместилось. Решили одну бутылку оставить на рояле. Погода все эти дни была прекрасная. По-видимому судьба специально так устроила, чтобы такие красивые дни и встречи надолго запомнились. В лесу – благодать. Цветы, птицы, зелень, мы с Сашей и Зорька. Зорька от восторга визжит и лает на весь лес, катается в траве ( «колбасит, развесив уши» по выражению Саши ). Спустились к Уфимке по змейке – нашей излюбленной лыжне. Вода в Уфимке ледяная. Мы развели костер, Саша читал Аполлинера ( я восторгалась, но запомнила мало), кого-то из современных поэтов, играли в волейбол. Достали квас. Он у нас выбил пробку, вскипел как шампанское, пена била струей, а кваса осталось на донышке.

   Домой вернулись под вечер. Заходим.  Из кухни тихо выползает мама, за ней Нат. Дм., из комнаты едва ковыляет Ира. Мама стонет: «Живы!» Оказывается, когда мы ушли, все мирно улеглись в маминой комнате, взяли книги. И тут бутылка с квасом взорвалась. Мама слетела с кровати, все были потрясены. Бросились в мою комнату: рояль залит квасом, картины, книги, пластинки – все в квасе и осколках бутылки (хорошо, что окно было распахнуто, а то бы вылетело). Осколки улетели даже в соседнюю комнату. Мама, не теряя ни минуты, снарядила Нат. Дм. и Иру на поиски: представила картину – мы, в квасе и осколках, лежим где-нибудь под кустом при последнем издыхании. Поисковики вернулись через несколько часов, с мозолями, замученные, усталые, а вскоре появились мы.

   Саша уехал искать повариху в поле, и часа через два мы встретились снова. Пошли бродить по городу. Не помню, о чем болтали. Я что-то вспомнила о снах. Стали развивать мысль, что все с нами происходящее – это сон. Я дорисовала: встречаемся через несколько лет, мучительно думаем, где же видели друг друга – во сне! Саша прореагировал: «Давай никогда не расставаться!» Я тут же выпалила: «Давай!» Шли, смеялись, болтали. Я не поняла до конца серьезности сказанного. Вдруг Саша сказал: «А если я сватов зашлю – не выгонишь?» - «Нет». Он смеется громко и радостно. Я подозрительно спрашиваю: «Что смеешься?» - «Сейчас закричу!» - говорит. Пришла домой – и к маме. Мамин глаз молниеносно захлопнулся, но я не обратила внимания – «Мама, Саша хочет, чтобы мы поженились». – «А ты?» Я выразительно начала поводить плечами и глазами. «Ну что же, Саша очень хороший человек. Если вы любите друг друга, то вам мое благословление». Нат. Дм. утром сказала: «В этом доме можно с ума сойти!» А мама довольно улыбалась и вздыхала: «Папа за мной шесть лет ухаживал, а за тобой нескольких дней хватило».

-20, понедельник.

   Бродили по городу, по лесу, по скверу всю ночь. Домой вернулась в 5 утра. Боже! В 7 вставать, с 8.30 и до 7 вечера работа, а потом еще семинар по эстетике до 9, а мы с Сашей договорились встретиться в 8!! На уроках дремала, на индивидуальных зевала, голова падала, замечаний почти не делала. На семинаре сделала доклад и уснула. Меня растолкали, сказали: «Мы знаем, ты много занимаешься, устала. Не мучайся, иди!» Схватила папку и побежала к Саше. Это была последняя встреча. В среду он уехал в поле. И только в первом письме написал, что любит меня. После письма я семь дней не слезала с седьмого неба.
Летом он приезжал три раза на два-три дня. Хотели подать заявление, но я потеряла паспорт. С поля Саша вернулся в начале ноября, 9-го ноября сыграли свадьбу, 7-го марта 1969 г. пойдем расписываться.