Долг

                ДОЛГ

1

Ежедневные две тысячи метров адвокат Гулагин пробежал утречком. Во дворе коттеджа подтягивался на турнике. Дополняя бег трусцой,  гимнастикой. А тут незваный гость…
  - Владимирович, горе у меня. – Получил третьего дня весточку из Кировограда. Мать–старуха помирает. Съездить нужно, прощаться. По христианскому обычаю. Деньги на паровоз – отсутствуют. Вся надежда - ты.
  - А почему  у знакомых не берёшь?
  - Всех друзей обежал по кругу. - И не раз. Только обещают: завтра. Вернусь, рассчитаюсь с пенсиона. Ты ведь меня чуть-чуть знаешь? Не забыл ещё «хохла»?
  Именно так ошарашил  подполковник врачебного дела героя рассказа. Голос у мужика – хоть к ране прикладывай. Народец в городе звал без затей: Петрович. Мужчина  видный, ещё в «том» соку. До шестидесяти, далече. Как пешком шкандыбать до Лондона. В толпе заметен жар-птицей в голубятне. Женщины на украинца определённо заглядывались. Однако имелась золотозубая жена-красавица с горных хребтов Тянь-Шаня. Она родила двух великолепных пацанов. Родное министерство обороны отметилось солидной пенсией. Друзей – море разливанное. Ассигнации, квартира, телефон, гараж с машиной. Что надо человеку для счастья?
   Однако у Петровича скрытая червоточинка. Мягко говоря, отставник пил водочку. Конкретнее так: закладывать начал в армии. Когда поставили заведовать открывшейся аптекой больнице гарнизона. А в ней имелся чистый спирт. Медицинский, 96 градусов, всегда! Безотчетный резерв прямого начальства. Лечебное вещество имело  странную привычку - испаряться. И Петрович, конечно, стал зашибать рюмашку. Жизнь доказала: спирт перелопачивает громаду особей любого пола. И крепче современных  офицеров…
  Аптека благополучно сгорела тёмной ночью. При запутанных до сего времени обстоятельствах. На пожар списали множество бинтов, йода, зелёнки, наркотических веществ. Ими можно запросто вылечить армию. Виновных, как исстари повелось, не обнаружили. Следователь недоумённо жонглировал руками, округлял глаза.  На чёткие вопросы журналистов, отмалчивался. Шума и бестолковых разговоров - множество. Аптекаря, чтоб замолчал, с почётом (вручили грамоту) отправили служить в гарнизон. На самую  южную точку моря Лаптевых. Поближе к белым медведям с тюленями заодно…
А после выхода в отставку двести грамм ежедневная норма. Лечебной потребностью для ветерана Севера. После скандального развода жена уехала к родителям. Взрослые дети – с нею. Костёр сгорел и отсырел…
Ежедневных алкашей в холостяцкой квартире заметно прибавилось. Донкихотская спесь – наоборот. Замельтешила резко под гору. Пенсиона стало, естественно, не хватать. Две комнаты оперативно сдал внаём. Китайским торговцам шмотками сомнительного происхождения. Расчёт – спиртом, но уже более дешёвым. Из-за кордона.  О качестве необходимо говорить в другом месте…
И начал Петрович опускаться в колодец местной жизни. Районный городок – небольшой, интимный. Ежедневная сутолока, почитай, как на ладони. По старой дружбе с ним здоровались. Однако все реже, реже, реже…
Таким Гулагин и увидел его: дрожащие руки, седая щетина на опухшем лице. Крупные бисеринки пота на  лбу. А внешний вид! Смотреть внимательно  – беглец с Акатуевской каторги…
  - Ну что ж, дело богоугодное, - ответил. – С матерью проститься надо. Деньги вернёшь без напоминаний. Привет Украине! Скажи, чтоб газ не воровали! 
С таким напутственным словом проводил обрадованного «хохла». И забыл на время.
  А оно меж тем шло. Точнее: летело скорым  поездом. Длительный вояж отставника на родину закончился. Бывший аптекарь глаз не казал. Прятался, словно лягушка в болотной тине. Однако случайные встречи не редкость. Скорее – проявление философской закономерности.
На рынке, утром воскресного дня, столкнулись, чуть-ли не лбами. У Петровича – «в зобу дыханье спёрло». Хотел с толпою зевак шустренько мимо проскочить. Фортель военному не удался. Крепко-спортивная рука жестко взяла за локоть. Выдернула из журчащего ручья базарных шляющихся покупателей. И отшвырнула к забору  десятилетие  не крашенным.
  - Удачно съездил, Петрович?
  - Можно и ещё разочек смотаться.
  - Как живёт наша бывшая Украина?
  - Не хило.
  - Похоронил мать-старушку?
  - Жива, ещё меня переживёт.
  - Чего ж тогда огород без леса городил?
  - Моё дело.
  - Должок нужно вернуть. Оговоренный срок истёк.
  - Не буду отдавать гроши.
  - Почему? Объясни, не дай умереть дуриком.
  - Денег нема.
  Окружающая шваль, под хмельком загоготала гусями на проталине. Отставник гордо прошествовал в сторону винных бочек и жарящихся шашлыков.
  - Петрович? – окликнул кредитор. Тот пугливо оглянулся, струхнув.
  - Ще молода дытына!

  - О, как мельчает народишко, - с грустью думал юрист. – Офицер, долг, честь, слово… Да раньше застрелился бы, чтоб род не позорить. А почему такое? Во-первых, жуткий кризис морали. Болезнь сразила гены общества. Свобода явилась  избыточной порцией озона. И едва не порвала лёгкие. Свободу россияне поняли как волю. Ограничения мешают развиваться. Мешают? Уменьшаем барьеры дозволенного, стыда. А снижение отворило ворота перед наркоманией, криминалом. Сюда добавляем уголовников, порнографию на телевидении, ложь власти. Интеллект начал драпать из страны. Насилие и обман: философия жизни. Общество деградирует буквально всеми слоями. Чему удивляешься? А ведь год назад аптекарю решил юридическую коллизию. Даже гонорар  за работу не взял. И вот благодарность. Змея жалит первого, кто согрел её. Да-а…
 
           2

  На дороге, загораживая разъезд авто, одиноко возвышался жеванный годами мужичок. Достопримечательность и местечковая экзотика. В грязной майке, тренировочных брюках с Китая. В сандалетах на босую ногу, давно не стриженный -  это Мазай (кличка), Бобров (фамилия).Сутолока, гомон, крики грузчиков и плач ребятишек ему не мешали. Мнение общества - не интересно. Трёх классов  на жизнь вполне хватало. Капитал на «чёрный день» сделан давно. Как и российский паспорт на чужую фамилию. Стал широко известен фразой: «Преступно быть в СИЗО в такое время»…
- Что  дружбан-то вытворяет? – вместо приветствия, адвокат. – Слышал, небось? Придержал бы ухаря за штаны!
- Петрович, хамило, скурвился. – Знаю. Жалуются многие. Ты на машине?
Владимирович кивнул. На удивление колкий Бобров выдал здравую идею. Утречком ранним составить разговор. Отставник ещё не сбежит с любителями пьяной воды по утрам. Он любит тягу к всякому застолью. Где затем искать?
Утром с опохмелившимся, тотчас воспрянувшим духом Бобровым – поехали. Мир инороден, свет в окне раскос. Хорошо!
Он вывел полуодетого супостата из изобки. У подъезда зачуханного дома, радуя глаз, стояла «Тойота». Возле автомобильного чуда и шёл нелицеприятный разговор. Любопытные пенсионерки интересовались  беседой трёх мужчин. Затем начали бесконечные женские лясы. Любопытство их ушло.
  Владимирович как бы лениво завёл беседу:
- Брал взаймы на поездку к матушке?
- Да, триста  зелени ровно.
- Почему ж не отдаёшь, сроки канули?
- Грошей нема.
- А пенсия? – Твое слово, наконец! Извини за чудачество – имя!
Пулемётный диалог – как и моделировал – закончился ничем. Абсолютная калька предыдущего разговора. Довольный эскулап откровенно придуривался. Чой-то жевал, сплёвывая под матерок.
        Слушая приятеля, Мазай качал седою головой. И предлагал какие-то наивные расчеты. Вспоминая случаи из жизни шестилетней давности.
У Гулагина, как в знаменитой  драме «Варяга», отсутствовали силы прослушивать белиберду. И, сдерживать в котлах накопившийся пар. Стоял злой теряя время, утраченное доверие. Он вспомнил хулиганскую молодость. Тренера по юношескому боксу Саранкина. Его установки перед выходом на освещённый ринг. Многократно поднятую вверх  руку. Заступник  принял решение. Ра-з-з, хрясть!
Донельзя ожиревший боров, после хука рухнул, как громом битый. Ещё левой, в челюсть, блямс! Как «выпад на рапире», удар свалил омерзительную тушу бесповоротно. Помнящие ещё Лазо старухи истошно загомонили: «Убивают! Где ж милиция! Развели демократию и вот!»
Аптекарь лёжа скулил голодным щенком.
Адвокат не унизился даже до реакции. Он не спеша, закурил. Хладнокровно  посадил блатного деда в машину и, уезжая, - дал сигнал. Подвез домой, инструктируя. Как вести себя, ибо так просто история  не закончится.
        Бобров, хоть и был общепризнанно  скуповат, в уме не откажешь. Заигрывание с уголовным кодексом пошло в минус. Уркаганские годы в молодости научили понятливости. А со временем – коммуникабельности.
Расставаясь, Владимирович невесело  молвил:
- Правда,  на моей стороне. А финансы –  у его. И усмехнулся:
- Чего не бреешься?
- Седина бобра не портит! –  выдал  каламбур. - За чо врезал?
        – Блеянье ягнёнка возбуждает тигра!
- Непонятки, абсурд…
- Если аптекарь, значит – дурак. Если не дурак, значит не аптекарь…  Судачим об игрушечном…

         Расстались необычно – молча, пожав крепко руки.

         Где-то в четыре ночи тревожно залаяла овчарка. От шума проснулся маленький Стёпка. Затем, по нарастающей  – людный дом. Хозяин, исподтишка, выглянул:  подъехал японский микроавтобус. Кто же пожаловал без звонка? Кое–что, захватив для уверенности, вышел к «татарам». В салоне – невнятный говор. Музыка популярного барда Александра Новикова. Облако низкопробно-табачного дыма. Владимирович оперативно залез в салон.
- У меня дело, -  Мазай рукавом армейской куртки вытер нос. Текущие, как у яловой коровы, слюни: платком. – Хамило Петрович накатал в контору заяву. Приложив документ из больницы. О нанесённых повреждениях. Вник?
- А чего не понять? Ясно, как три рубля.
- И что ж теперь делать? Ноги?
- Это моё. - Расставаясь, выложил подоплёку, как  сахар на блюдечко. В том числе, озвученный сейчас вариант. Чего кашу по тарелке размазывать?
Старик обиделся, замолк. Начал тщательно протирать дымчатые очки. Думал, благодарность выскажут. А может, переваривал сказанное? 
Откашлявшись, глухо, по - боцмански:
- Может, врежем по двести? С устатку и от нервов? А то непонятки, абсурд…
- Можно. Такого добра, навалом – пей,  не хочу. Организую.
- И занюхать, - крикнули вдогонку.

        Отъехали метров на триста, дабы успокоить псину. Опрокинув рюмку, Гулагин ушёл от веселящейся компании. Успокоив родных: мать, всхлипывающую жену. Однако заветного сна, не было. Зато дурацких мыслей – хоть отбавляй! Владимирович мысленно прогнозировал ситуацию. Вспоминая: реплики, анекдоты в «тему», оговорочки по «Фрейду». Предложения деда и хохочущей братвы. Прогноз оказался точным. И не удивился супруге, передавшей в кабинет весть о «Делике». Закон жанра-с!
        Блуждающие в поисках приключений ночные гости доставили   лекаря.

3

Вид у амбалоподобного Петровича явно жалок. Как у вышедшего из окружения с боем солдата. Коротко стриженую голову обтягивала повязка из марли. На заросшей щетиной челюсти – кровавые ссадины. Что-то с жалкой самоуверенностью стал разъяснять. Адвокат  смотрел на хохла – без жалости, –  размышляя.
«Что всё-таки его «сломало»? Алкоголь? Женщины? Вряд ли. Это явилось бы упрощением. А если шире взглянуть? Надо ли списывать на «кырло-мырло» бороду? Скорее, «единственно верное учение» немца  медик не читал в институте. Разговорный лексикон, окружение, запросы, кругозор – подтверждение. Твёрдого стержня школа, институт, армейский политрук – не заложили. Мироощущение - на пещерном уровне. Вкус сформировался на духовном «ломе»: Кобзоне с Пугачёвой. Слух не ловит шума времени, запросов окружения. Нет скреп. Вот откуда «совковая» подлость, хамство и дикость. Рушит человеческие отношения, дружбу. И чаще «херит» сочувствующих помощников делом. И словом, немаловажным в реформаторские времена. Как метафора пути: спившийся кому нужен? А сколько таких   охламонов в городе, регионе?  Да и в России-матушке…"
- Рви бумаги, или  приморю! – яростным шёпотом вызвездил Мазай. – Здесь и сейчас! Конкретно ручался! Быстро забыл, кто тебе в суде помог! А ты, крысятничаешь, подводишь. Таких бушлатом я гонял по зоне!
Документы с нечетким числом, входящим штампом, он разорвал. Извинился: с  хорошего бодуна. Кореша – приятели, мол, глупо настроили. И что-то ещё лепечущее в этом  роде.
Мазай  бесцеремонно прервал диалог с аптекарем:
- Я забрал цветной телевизор. – Пока не рассчитается, залог. Поступок – извинение за прохиндея, одно слово! И по случаю, а, Владимирович? Что дельце-то удачно разрешилось? Мы за тебя глотку любому, знаешь!
- Не собес я. – Только красное солнышко всех обогревает.
- А мы захватили. –  Любимый тобою «Парламент» и болгарские сигареты, - враз заулыбался дед. Полусонная бригада дружно загомонила.
Пришлось с утра чуток выпить, так, за компанию. Люмпенам по душе юрист – не горд. Заговорили:  удачное разрешение ещё истории.
        Петровичу тоже дали слово. Щупая затылок, без энтузиазма, молвил:
- Эта…  Ну-у, в общем… Правильно  засандалил  адвокат. За дело. Извиняюсь.
- Хорошие желания часто заканчиваются лечением, - среагировал Владимирович.
Присутствующие по-доброму, засмеялись. Смех, будто хлопки ангельских крыльев,  множился в  автомобиле.
День обещал быть удачным.