Сказка о волшебной флейте и городе добрых правител

Дни на Востоке текут медленно, словно мёд из перевернутой чаши. Шайтан торопливости давно уехал отсюда на своей наспех сколоченной арбе – в полусказочный Рим, да так и остался там – разбирать осколки Великой империи. Лениво несёт свои волны Согд Самаркандский по древней земле Согдианы, бывшей девятнадцатой провинции персидского царя Дария, сатрапии Искандера греческого, Греко-бактрийского царства Диодота, земле, по которой скакали кони скифов и победоносно шествовали войска императоров из династии Сасанидов. В этой долине и лежал большой город, сказочно богатый город, удивительный город, где южное солнце осыпало свои лучи на купола мечетей и муэдзины призывали верующих к молитве не с высоты минаретов, а ходя, подобно первому из них – Биляль ибн Рибаху, босиком по улицам. В те давние времена были у этого города добрые правители, а всё потому, что спрятана была от них волшебная флейта.

История её ещё древнее, чем город и сама Согдиана. В землях, называемых некогда Элладой, жили в далекой древности прекрасные девы, что никакого отношения к человеческому роду не имели. Были они дальними родственниками ийе, духами холодных прозрачных ручьев и вечнозелёных деревьев, и просторных солнечных лугов, и каменистых гротов в горных ущельях. Днём они пряли себе одежды, а вечером танцевали или пели песни, а то и отправлялись на шумные праздники, что устраивали волшебники Олимпа, ошибочно принятые людьми за богов. Милы были волшебники весёлым девичьим сердцам, за исключением сатиров – козлоногих спутников Диониса, распутных и вечно пьяных. Среди сатиров особенно выделялся Пан, которого собственная мать испугалась и бросила, едва он родился. Однажды Пан гулял по густому лесу, когда заметил одну из дев по имени Сиринкс. Долго преследовал её козлоногий человечек с длиной бородой и рогами, и когда почти настиг – дева обернулась тростником. Думала уберечься от Пана, но он оказался хитрее: срезал тростник и сделал из него флейту. Недаром его отцом был сам великий мастер Гермес. Так появилась эта флейта – волшебный инструмент из пустотелых тростниковых трубок, связанных между собой и ступенчато уменьшающихся от самой длинной к самой короткой. Навечно теперь Сиринкс была заключена внутрь неё.
Прошло много веков, волшебники Эллады были изгнаны с Олимпа, и, сменив имена, бродили по мощёным дорогам Римской империи, пока, наконец, не исчезли вовсе. Флейта Пана попала сначала к воинственным персам, что ходили походами в Грецию, а от них ещё дальше на Восток – в Согдиану, где жил некогда поэт-отшельник, имени которого теперь никто не знает. Однажды вечером, когда отшельник сидел под старой сливой, голые и почти безжизненные ветви которой были усыпаны цветами (так бывает у совсем старых сливовых деревьев), по пыльной иссушенной дневным зноем дороге проходил путник. Увидев отшельника, он подошел, и, молча, остановился рядом. Посмотрел, как поэт записывает острым прутом на земле своё новое стихотворение, а затем, восхищённый, достал из заплечного мешка флейту и положил рядом с бороздками строчек.
– Я украл её, – неожиданно признался он. – Но зачем мне флейта? Когда я начинаю играть, мне чудится, что со мной разговаривает тоскующая дева. Ты знаешь, поэт, что великий мудрец Лао Цзы родился под сливовым деревом? Говорят, мать его носила сына во чреве несколько десятков лет и родила глубоким стариком. Оставь эту флейту себе. Если правильно подобрать звук, ты сможешь превращать своих врагов в деревья.
И, оборвав бессвязную речь, путник неожиданно развернулся и направился обратно – в ту сторону, из которой пришел. Отшельник проводил его удивленным взглядом – он не знал, что довелось ему встретить одного из самых необычных людей, которые жили на этой Земле. Вечного Вора. Но через несколько мгновений поэт уже забыл о странном путнике, к нему вернулась Муза. А волшебный инструмент и вовсе вскоре отдал беднякам ближайшего городка, страдавшим от жадности и притеснений своего правителя. С тех пор город стал быстро богатеть и расти. В центре его появился огромный сад, и каждого нового правителя приводили сюда показать, что стало с теми, кто притеснял простой народ. Десятки, если не сотни деревьев впечатляли. Особенно, когда начинала звучать флейта, и сквозь их морщинистую древесину проступали алчные и злобные лица. Эти встречи правителя и горожан устраивались ежегодно. На всякий случай. Ибо власть по сути своей куда более жадна, чем самая алчная торговка на восточном базаре. И город жил: счастливо, мирно и богато. Поэт-отшельник давно умер, оставив после себя прекрасные стихи, а волшебную флейту Пана все передавали из рук в руки, пряча и сохраняя в надежных тайниках. Пока однажды человек, что оставил её поэту, не вернулся в эти места. Вечный Вор он первым, кто позарился на чужое добро в самые древние времена, и за то оказался наказан Всевышним на вечные скитания и бесцельное воровство. Он крал чужую пищу, и была она ему горька и противна. Крал чужое вино, но едва прикасался к нему губами, как оно становилось уксусом. Одежда не согревала его тело, а обувь не хранила подошвы ног от острых камней. Он дал потомство многим женщинам, и в роду их до сих пор время от времени рождаются люди, что больны воровством: они крадут не из алчности, а просто потому, что не могут, и добытое нечестным путем не ласкает рук их. Вечный Вор заночевал в городе, а утром ушёл и унёс волшебную флейту.

И жизнь большого города, словно похудевшие осенние воды Согда Самаркандского, снова вернулась в прежнее русло. Правители стали злыми и жестокими, большой сад был вырублен, а жители обеднели, как в старые недобрые времена. Южное солнце всё также осыпает свои лучи на купола мечетей, но муэдзины теперь не ходят по пыльным и узким улочкам и не стучатся во дворцы правителей. Они призывают к молитве с высоких минаретов, и во дворцах за закрытыми окнами их не слышно.