Первый раз

   
Мне было 20 лет, я была безнадежно целомудренна. Не успев познать мужчину, поняла, что это не только больно, но ещё и чревато... в полном смысле. Мы с мужем после свадьбы поехали на месяц отдыхать в Одессу, где в радостном ожидании уже шумело и бурлило море настоящих одесских родственников.
      
      С первой секунды беременности меня непрерывно выворачивало наизнанку от запаха пищи и от одного вида моего мужа. Идочка - родная сестра Додика, свёкра, которого в случаях особого занудства обычно с ехидством называли Идочкой - заполучила себе в моём лице великолепный экземплярчик приложения гипертрофированной заботы. Ну, и взялась так крупно и непрерывно трястись над несчастным ребёнком, что меня тошнило уже и от моря, и от воздуха, и от самой непрестанно кудахчущей вездесущей Идочки.
      
      - Нет, вы посмотрите, она каждый день худеет, будто ей не дают ничего кушать... Что скажут соседи?! Беременная девочка ничего не кушает - наверное, в этом доме просто не умеют готовить.
      
      Идочка непрерывно толкала в меня мясо и рыбу, икру, овощи и рулеты с грецкими орехами и изюмом, фрукты и дорогой базарный творог с базарной же сметаной и сливками. Мне было так непереносимо её жалко и так мучительно совестно перед соседями, что иногда таки удавалось пережевать кусочек-другой, но всё тут же со слезами летело обратно Идочке.
      
      
      Наконец, Идочка решилась на крайние меры.
      
      - Всё, завтра я поведу её к врачу. Пусть что-нибудь сделает! Девочке надо кушать за себя и за ребенка.
      
      Идочка не просто повела меня в первый раз к гинекологу - она, как оказалось, за совершенно бешеные деньги и по совершенно непостижимому блату записала меня на частный прием к профессору Рембезу - автору учебников и монографий по женским патологиям, мировому светилу, который уже долгие годы участвовал в международных консилиумах, руководил одной из крупнейших в СССР гинекологических клиник.
      
      Профессор принимал мало и редко, в особняке дома, где жил. Мы с Идочкой припёрлись и сели в приемной. Мужа даже в приёмную не пустили - он остался метаться в парчке возле дома.
      
      От страха меня перестало тошнить - и я просто дрожала всем телом, несмотря на почти 40-градусную жару.
      
      Через какое-то время за мной пришла медсестра - Идочка рванула следом, но сотрудница профессора строго преградила ей дорогу.
      
      - Вы подождете здесь.
      
      У меня потемнело в глазах, но медсестра вела меня за руку. Мы вошли в большую комнату, в которой кроме обычных предметов мебели и кадки с большой пальмой стояло еще нечто, отдаленно напоминающее средневековые пыточные сооружения и колесо для четвертования.
      
      Профессор оказался бритоголовым крепким дядей боксерского типа.
      
      - Так. Что у вас?
      
      - И-и-идочка.
      
      - Первый раз? Ясно. На кресло!
      
      И отвернулся мыть руки.
      
      Я подошла поближе к креслу, запрыгнула, встала на четвереньки и попробовала грудью лечь на спинку, потом боком, потом... но тут я увидела глаза профессора.
      
      Не без труда Рембез оттащил меня вниз.
      
      - Раздевайтесь, быстро. Садитесь - только лицом и всем остальным в мою сторону!
      
      Я потопталась возле кресла, подумала-подумала - и краснея от стыда, медленно стянула через голову сарафан и лифчик, а после села на кресло в трусах, так и не решаясь раздвинуть ноги.
      
      Терпение Рембеза лопнуло, он содрал с меня трусики, кинул на голову сарафан и заорал:
      
      - Позовите же кто-нибудь Идочку!!!
      
      А Идочку и не надо было звать, она влетела пулей с первого же звука и уже несколько минут пряталась за спиной профессора.
      
      - Так... Держите свою беременную девочку за ноги, если хотите, чтобы я ее посмотрел.
      
      Они держали меня вдвоем - Идочка и медсестра. Профессор ловко засунул мне в самое неожиданное для меня место палец, но я-то никак не могла себе представить такого надругательства. Едва стала женщиной, но чтобы мне туда палец?! Да еще чужой!!!
      
      Я заорала так, что муж, полагая, очевидно, самое страшное, примчался на мои раздирающие вопли - и ворвался в кабинет.
      
      Профессор раздумчиво и со вкусом ковырял пальцем, я извивалась с сарафаном на голове, Идочка причитала по-древнееврейски и цепко держала меня за одну ногу, медсестра не менее цепко держала меня за другую, а муж тяжко дышал где-то неподалеку.
      
      Когда меня отпустили, я надела трусы и сарафан и пала в объятия Идочки, сдерживая рвотные спазмы на мужа и негодование на Рембеза.
      
      - Ну, что... здорова, беременна, избалованна. Будем рожать?