III Третий сын. Глава 5. Ладонь светлой Эи

    ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
    ЧАСТЬ III. ТРЕТИЙ СЫН.

    ГЛАВА 5. ЛАДОНЬ СВЕТЛОЙ ЭИ.
    
 Приходилось держать себя в руках при людях. Не показывать страх и тревогу. Говорить внятно и не допускать ноток паники в голосе. Особенно при наших девчатах. Они должны чувствовать, что находятся под защитой, что больше ничего плохого не случится ни с ними, ни с их мужчинами. Если бы играла музыка, мы, наверное, вернулись бы к танцам для успокоения женской части экспедиции. Но танцующие разошлись, танцы не возобновились. Полиция разбрелась по парку, приказав нам завтра явиться в участок для официальной дачи показаний. А на нас налетели наши приятели – музыканты. И, поскольку, сразу было ясно, что мы к ним не пойдём, они составили нам компанию на «Комарике». Я, Петрик, Кохи, Рики и Мадинка переоделись и выглядели прилично, хоть местами и забинтованно. Девчата тоже взяли себя в руки и решили отложить до завтра переживания о нелёгкой Чудилкиной судьбе. Мы вынесли на палубу стол, разобрали его и устроили себе пир. Обсуждали сегодняшний случай, вспоминали о недавнем студенческом прошлом, пели, в общем, всё было здорово.
    Ната была очень весёлой, ласкалась ко мне, обнимала и шутила. Я был рад, что она перестала ревновать к Олюшке. Понятно же, что та неплохая девчонка, и с ней приятно поболтать – ну и всё. А то, что ей нравятся все мужчины без разбору – ну так это Олюшкино личное дело и всем известное её качество.
     Моё сердце пело, я тоже всё норовил обнять Нату, и заглянуть в её глаза, чтобы увидеть в них такую удивительную любовь ко мне. Но потом в поле моего зрения вклинилась Олюшка. Я завертелся во все стороны, разыскивая взглядом Нату. Она стояла с девчатами и была занята обсуждением чего-то смешного. Я встал и пошёл к ней. Олюшка тоже встала и сказала, что нельзя бросать собеседницу, и надо быть вежливым. Я подумал, что речь идёт о Нате и ужаснулся своей невежливости: сколько она уже там беседует без меня? Прибавил шагу, но оказалось, что Олюшке скучно одной пить вино. Я сказал ей:
    - Да, мне тоже скучно. Бери бокал и пойдём к Нате.
    А она сказала, что я как был валенком, так и остался. И даже больше того – лопухом.
    - Удели мне внимание! – вспылила она.
    Я спохватился:
    - А! У тебя проблемы? Конечно, я погадаю! Могу даже сейчас.
    Олюшка обрадовалась, что я ей помогу в решении проблем, и предложила пройти туда, где у меня карты. Ну, мы и прошли в пустую каюту. Правда, сразу приступить к гаданию не получилось. Олюшку, как человека воспитанного, интересовало, серьёзно ли у нас с Натой, правда ли, что мы уже сосватаны, не обижает ли она меня. Ну, понятно, знакомые всегда волнуются друг о друге. Я тоже человек воспитанный, и предложил Олюшке быстрей приступить к её проблемам с целью их решения.
    - А то, - сказал я, - меня ждёт Ната. 
    Олюшка постучала себя кулачком по симпатичной причёске и сказала, что у неё одна проблема – это я.
    - Как это? – изумился я. А потом сообразил: - Если ты о том, что лучше погадать с утра на свежую голову, то давай сейчас посмотрим, что делает Ната.
    - Давай, - согласилась певица. – Давай погадаем с утра и посмотрим с утра.
    Она поставила бокал с красным вином, который захватила с собой, обхватила меня за плечи, поднялась на цыпочки и прижалась своими губами к моим губам.
    Ужас какой! От неё пахло вином и незнакомыми духами, а губы были какими-то, то ли чересчур гладкими, то ли чересчур влажными. Олюшка стиснула меня ладошками, и эти ладошки, казалось, были везде. И она была оскорбительно горячей и чересчур близко прижималась ко мне. Совсем чужая женщина, которую я не люблю.
    - Уйди, - задыхаясь попросил я, отлепляя её от себя и удерживая на расстоянии.
    - Боишься, что Ната твоя войдёт? – блеснула она зовущими глазами. – Или боишься, что с собой не справишься?
    Меня подташнивало от отвращения, но ей было невдомёк.
    - Миче, я уже не та наивная девочка, какой была. Я понимаю мужчин, я знаю, чего они хотят. Разве твоя Ната может в этом со мной сравниться? И посмотри, разве я не прекрасна?
    Я посмотрел. Ещё сегодня она казалась мне красивой. Пока стояла далеко от меня на сцене. Красотки на рекламных плакатах тоже хороши.
     Олюшка нырнула под мои руки и опять приникла к моей груди:
     - Пусть у тебя будет Ната. Но разве ты не хочешь сравнить…
     Я приподнял её над полом, выставил её из каюты, захлопнул дверь и вытер руки о штаны, а губы – о рукав.
    - Дура! – крикнул я через створку. – Ты что себе позволяешь? Я тебя не люблю, я Нату люблю.
     Олюшка рассмеялась мелодично, словно колокольчик прозвенел:
     - Миче, пусти. Там осталось моё вино. Не дрожи. Я заберу бокал и уйду.
     Ладно, я впустил. Олюшка вошла с пылающими щеками, покачивая бёдрами и поводя плечами. Потянулась за бокалом.
     - Миче, но я красива?
     - Очень.
     - Но ты не хочешь меня даже поцеловать. Почему? Ах да, любовь. То есть, внешность – не главное.
     - Нет. Главное – Ната.
     - А как же мои чувства? Разве ты не знаешь, что всегда очень нравился мне? Что такого есть в этой Нате, что ты к ней как клеем приклеенный? Что ты таскаешься за ней хвостиком? Ты не то, что на меня, вообще ни на кого никогда не смотрел. Только на рыбную королеву свою.
    Мне стало смешно. Помните? Мне всё казалось, что я не проявлял к Нате тех чувств, которых она достойна, пока действительно не понял, что люблю её. Слова Олюшки меня немного утешили.
    - Если бы ты не был таким прилипчивым, эта кикимора не полюбила бы тебя. За что тебя любить, Миче? Ты анчу.
    Я бы засмеялся, но надо с уважением относиться к чувствам женщин.
     - Что ты молчишь? – гневно спросила Олюшка.
     - Есть два варианта, - сказал я, пытаясь придать своему голосу участия. – Первый. Я погадаю, чтобы ты знала, что скоро встретишь настоящую любовь – и ты уходишь. Второй. Ты просто уходишь. Сейчас. Понимаешь, мою любовь тоже надо уважать. У тебя ещё всё впереди.
     Олюшка несколько секунд молча смотрела на меня, но по-настоящему влюблённые женщины так не смотрят, даже если они в гневе. Просто уязвлённое самолюбие. Тем лучше.
     - Я пойду, - с некоторой угрозой сказала она. – Только что подумают о тебе? Что твоя Ната подумает? Как она вела себя нынче! Будто ты её собственность! А теперь она видела, что мы вместе ушли туда, где никого нет. И времени прошло много. А я хорошая актриса, Миче! Не хуже Наты твоей! Вот такой вариант.
    Ох уж мне эти женские игры! Всё какие-то интриги и подковырки! Я здорово влип.
     - Зачем тебе нужно ссорить нас с Натой? – малодушно спросил я.
     - Могу не ссорить. Тоже вариант, - кокетливо произнесла Олюшка и снова потянула ко мне чуть приоткрытые губы и руку, в которой не было бокала. 
     - Первый вариант мне нравится больше, - пробормотал я, отводя её руку и отступая к стене.
     Певица, взмахнув широким подолом, повернулась к двери:
     - Ладно. Пусть будет первый. Ната плюнет тебе в лицо и видеть тебя не захочет. Тогда ты сам приползёшь ко мне. Только мне ты и нужен, кроме этой твоей… акулы.
     - Олюшка, - позвал я ласково, пряча улыбку. Я ведь её со студенческих лет знаю.
     Она быстро обернулась, надеясь на примирение. Я шагнул к ней, стараясь не расхохотаться. Она снова протянула руку, а я вынул из другой её лапки бокал с красным вином.
    - За тебя, - сказал я, уже не заботясь о выражении моей физиономии.
     И опрокинул этот бокал на себя. Так, как могла бы плеснуть вином разгневанная женщина.
     - Непредусмотренный вариант, - хихикнул я и выскочил за дверь.
     Я мигом оказался на палубе, а Олюшка неслась по пятам. Все, кто был на ярко освещённой палубе, обернулись к нам. Раздались смешки.
     - Что, Миче, еле отбился? – рявкнул откуда-то Хрот.
     - Что, Миче, с трудом удрал? – пробасил Малёк, многозначительно на меня уставившись. Уж он-то знает, каков характер у певицы.
     - У Олюшки хватка железная, - шепнул мне в ухо один из членов её ансамбля, а другой заржал:
     - Миче первый, кто вырвался живьём! Миче в рубашке родился!
     Девчата хихикали и подвывали от счастья наблюдать за интересным событием. Рики таращился, разинув рот. Чикикука прыгала и пищала.
     - Он!.. Он!.. Меня!.. Целовать!.. И… - Олюшка, как буря, вырвалась на палубу. Хотела изобразить, будто я к ней лез с поцелуями, а она отбивалась. – А ты, Натка, любишь такого! Ты замуж за него собралась! А он – за каждой юбкой! Он… Он… Бабник! Ты соображай, кому он гадает!
    - Ну да, тебе, - Ната смеялась так, словно смотрела пьесу Кохи Корка. - Можно подумать, я своего Миче не знаю. – Она подошла ко мне, взяла под руку: - Идём, переоденешься.
    - Знай наших! – прокричала над головами вдруг осмелевшая Аня. Словно юнга увидевший землю.
    - А я не понял. Это что, мне устроили испытание какое-то?
    - Тс-с, - шепнула Ната. - Надо было козу несчастную проучить.
    Она прижалась родными губами к моим губам - и что, я разве возражать буду?
    Ох уж мне эти женские штучки!
   
    *   *   *
    Мы не двигались по реке ночами и караульных не выставляли. Зачем караульные? Я окружал судно замечательной защитой, о которой прочитал в книге, хранящейся у дедушки на голубятне. Защита была хитрой и сложной, и очень надёжной, и я учил ей Рики.
     В то утро я проснулся первым, мне захотелось поглядеть на рассвет, на пробуждающуюся Някку. Я вышел на палубу…
     Мама моя!
     «Комарик» каким-то образом оторвался или отвязался, и теперь нёсся по самой быстрине вниз по течению абсолютно не управляемый. То есть совсем. Я метнулся к рулю, но судно и не думало слушаться. Беда с рулевым канатом или с чем-то подобным, понял я. Но почему? Вечером ещё «Комарик» был судном исправным, всё в нём было налажено, проверено и работало так, что лучше и не надо. Руль слушался малейшего движения Лалиных детских ручек.
    Впереди был поворот, который мы миновали позавчера. Вот так штука! Вот так скорость! Наверное, даже абсолютно точно, что в верховьях прошёл сильный дождь. Внезапные разливы Някки опасны, она бесится, став чуть более полноводной. "Комарик" всю ночь счастливо миновал опасности бурной реки и даже развернулся носом по течению. Но сейчас его несло к этому повороту. Надо было вывести его туда, где течение спокойней, иначе мы налетим прямо на выступ высокого берега, который река подмывает год от года, и уже прорыла в твёрдой породе что-то вроде тоннеля, открытого с одной стороны. Над водой нависает каменный козырёк, который снесёт нам всё, что находится выше палубы, погубит судёнышко и команду. Говорили, лучше взорвать нависающий выступ, сделав борьбу с течением менее опасной. Но прямо на козырьке росло дерево, которому так много лет, что семеро человек обхватывали его с трудом. Такой шедевр природы невозможно уничтожить. Приходилось ждать, пока он сам рухнет в Някку. Такие деревья священны, причинить им вред нельзя. А здесь красавица Някка впервые встретилась в юным Влотом как раз в праздник, который мы нынче отмечаем, как  День влюблённых. И потом у них были свидания в тени ветвей пращура этого дерева, а кое-кто считает, что даже и не пращура, а его самого – настолько оно было внушительно. К дереву приходили загадывать желания, нижние ветки, уже сухие, все были увешаны пёстрыми ленточками. Предвидя, что утёс рано или поздно всё равно рухнет в воду, подальше от берега насадили его деток – целую рощу, среди которой особенно выделяется один: прекрасный, высокий, посаженный тоже очень давно, тот, что ближе всех к Някке. Не спрашивайте, как называется дерево. Похоже оно на дуб, но никому в голову не придёт назвать его так. Растёт этот вид только здесь и только на берегу. Зовут его «деревом Някки», но, наверное, это не научное название. Ещё менее научное – «рука Эи». Хроту нравилось рассказывать, будто мать Някки простёрла над юной парой свою ладонь, благословляя встречи. Рассказывал с грустью: его мать не настолько добра. Молодые Корки вообще не помнили ни её ласки, ни её участия.
    За подмытым утёсом река снова делает резкий поворот. Если ваше судно неуправляемо, вы налетите на мель. Или не на мель. На остров, который торчит там почём зря. Эффект приблизительно тот же, хотя я бы предпочёл мель. А вы? Река вырывается из объятий гор и, беспорядочно завивая струйки в кудряшки водоворотов, разливается по небольшой долине.
    Я закричал, я хотел, чтобы меня услышали в каютах, но не было даже надежды, что мы сумеем отвести судно от утёса. Только прыгать за борт и спасаться вплавь.
    Ах да! Вы опять скажете, я же волшебник. Но дело в том, что я не умею управлять пресной водой. То есть, не могу изменить направление течения. Не могу изменить его скорость. Единственное, что я мог – это попробовать управлять «Комариком». Чуть повернул его нос от утёса… И судно резко развернуло кормой вперёд. Вот ведь! Сзади завизжал кто-то из девчат.
    Больше ничего предпринять было нельзя. Да, была магическая защита, но вы представляете себе силу удара?
    - Прыгайте! Прыгайте! – крикнул я, всё ещё пытаясь что-то сделать. Добился лишь того, что Комарик крутанулся – и уже готов был боком врезаться в утёс. Куда уж тут прыгать! Наверное, никто ещё и кают покинуть не успел.
    Я не сразу даже понял, что случилось на моих глазах.
    Утёс осел и сполз в воду. Большая волна, ринувшаяся против безумного течения, была им погашена прямо у нашего борта. Дерево, пережившее века, завалилось на нашу сторону, упёрлось корнями в твердыню, на которой ещё недавно росло, а верхушкой задержало невероятный бег «Комарика». Словно птенец на ладони, наше судно несколько секунд оставалось среди мощных, большей частью, засохших ветвей. Перед моим лицом трепыхалась выцветшая ленточка. Я затаил дыхание, не зная, чем нам грозит такой кошмар. И вдруг оказалось, что ничем. Дерево, словно стрелка часов, развернулось кроной по изменившемуся течению, по-прежнему, упираясь корнями в скалу. Ветви отпустили судёнышко, как вы отпустили бы маленькую синичку. Поднятыми разрушением, помутневшими волнами нас аккуратно толкнуло к мели – и мы, пролетев по инерции вперёд, прочно застряли на ней. С правого берега нам навстречу уже неслись спасательные катера.
    Я сел прямо там, где стоял.
    Из команды «Комарика» лишь Мадинка и Аня успели выбраться на палубу. Они были в таком состоянии, что просто ужас. Остальные ребята даже не слышали моих воплей. Только Лала, протирая глазки, высунула нос и спросила:
    - А что гремело? А что кричали? А что криво стоим? А что вы такие? А мы где? А сколько времени? Я что, проспала?
    В общем, как я понял, никто не смог бы спастись, никто бы не прыгнул за борт, хоть ори я, хоть не ори. Все просто спали.
    Хвала светлой Эе, заботящейся о нас, неразумных. Спасибо ей, подставившей нам свою ладонь.
    Я говорил моей покровительнице всё, что приходило мне на ум. Я не молитвы произносил, а нёс какую-то горячечную отсебятину, но никак не мог выразить даже миллионной доли своей радости,  невероятной, непередаваемой благодарности за спасение дорогих мне людей. Где они, те слова, которыми выражают такие чувства? Мне не хватало их. Я лёг на доски и всё твердил и твердил своё, о своих, о дорогих, потерять которых невозможно. Я плакал, и не мог остановиться. И так меня нашли спасатели, но ничего не могли добиться. Я всё пытался рассказать им, что для меня сделала Эя, и как я люблю тех, кто здесь, со мной, на спасённом «Комарике».
    - Да-да, конечно, - сказали мне, и, кажется, занялись Аней и Мадинкой, которые тоже были в шоке. Лала ничего не понимала, но была сильно напугана. Спасатели прошлись по каютам, и кто-то громко сказал:
    - Тут все дрыхнут! Такое творится, а у них спячка!
    Ребят еле добудились. Почему вдруг они так тяжело просыпались нынче? Обычно рано поутру у нас уже кипит работа, мало у кого возникает желание просто так поваляться подольше. Мы шутим, смеёмся, наводим порядок, обливаемся водой и уже до завтрака осматриваем то, что приготовили на продажу – это очень интересно. Сегодня мои товарищи, и даже Ната, еле-еле выбирались на воздух, постанывали, и никак не могли разлепить глаза. И даже стояли с трудом. Я решил, что это из-за вчерашних переживаний и усталости.
    - Ну что? Что случилось? – тоскливо спрашивали они у спасателей, и вдруг замирали, оглядывая разруху на повороте реки, пройденном позавчера.
    - Ой, мне жалко дерево! – пискнул Рики и заплакал. Но, кажется, ему больше было жалко меня.
    Прошло довольно много времени, пока все пришли в себя, проахались и умылись, прогоняя прилипчивый сон. И тут – нате вам! – ещё сюрприз!
    По течению примчался такой же спасательный катер, а на нём – Кохи, Малёк, Воки и Чикикука, верещавшая на всю реку. Мы даже не заметили, что их с нами нет. Хрот так смешно оглядывался, моргал глазами и недоумевал по поводу того, что Кохи вдруг обнаружился на чужом судне, с чужими людьми и даже просто, отдельно от него, от младшего брата, что я уже хохотал немного истеричным смехом.
    - Ни у кого не было такого сумасшедшего путешествия, как у нас, - сонно сказала Ната, оглядывая и ощупывая «Комарик», но на нём даже царапинки от корявых веток не нашлось. Всё-таки, в этом смысле, я сумел его защитить.
    Да уж, такого путешествия ни у кого не было, и то ли ещё будет! Ната просто не знала, что ждёт её впереди, как капитана.
    Так что же произошло?
    Всё просто. Сердитая, осмеянная Олюшка, после нашего с Натой ухода, вознамерилась идти домой, несмотря на поздний час. Воки взялся её проводить, потому что ребята из Олюшкиного ансамбля кочевряжились и не хотели покидать «Комарик». Правда, потом у них взыграло всё то же чувство солидарности. Они простились и отправились вслед за беглянкой с целью помириться и подбодрить. Лёка и Кохи пошли с ними просто потому, что Кохи всё равно было нечего делать, а Мальку приспичило понаблюдать за Воки. Чикикука увязалась с компанией. Парочку не догнали даже у самого Олюшкиного дома, поговорили и посмеялись на тему, что похоже, у тех двоих, вроде как, свидание, и разошлись. Лёка решил было, что Ловкач встал на путь исправления и станет теперь жить, не мешая семейству младшего Корка. Он и Кохи, весело болтая, заглянули в открытый ночью по поводу праздника магазин сувениров, известный повсюду. Потом просто прогулялись по берегу, серьёзно рассуждая о смысле жизни, потом встретили очень довольного Воки на том же берегу, и повернули к пристани. И тут увидели, что «Комарик», по непонятной причине, уходит от них вниз по течению, причём, задом наперёд, и уже очень далеко. Ви и Навина показали им просто пятнышко на ленте реки. Воки, будто бы поплохело, и он попытался лишиться чувств. Но бессердечные Кохи с Мальком бросились к спасателям.
    А никого не было. Здесь не принято было дежурить ночью. Все мило праздновали.
     Помчались в полицию, да пока разобрались, пока прибежали спасатели… Не очень быстроходные эти катера. К тому же, ни с того ни с сего, в одном месте катерок закружило на рассвирепевшей Някке, бросило туда и сюда, мотор заглох – и что делать? Лёка случайно уронил за борт Ловкача. Правда, случайно. Споткнулся, не удержал равновесия. Вскоре после того, как Воки вытащили, мотор заработал нормально. Из оставленного ребятами города Неа были даны телеграммы во все населённые пункты ниже по течению, потому нас уже поджидали у опасного места.
    Что касается тех, кто оставался на «Комарике», они просто отправились спать сразу после ухода музыкантов. Аня и Мадинка – действительно сразу, остальные – попив чай. Лале чай показался противным, потому что кто-то положил в её чашку сахару, а она с сахаром не пьёт. Отхлебнув один глоток, девочка сморщилась, запила сладкую гадость водой, и тоже отправилась на боковую. Устала. Ната, выйдя на палубу, никого там не обнаружила, выпила чай из оставленной Лалой полной чашки и, вернувшись в каюту, очень быстро заснула. Я чай не пил.
    - Как же это «Комарик» так отвязался? – желали знать все, потому что этого просто быть не могло.
    Но «Комарик» не отвязался, нет. Обрывки канатов были обгоревшими на конце. Из чего полиция сделала вывод о хулиганстве, а мы – о преступлении. Оберегая само судно, мы с Рики напрочь забыли о канате, что удерживает его за пределами волшебного круга.
   Вся команда была взбудоражена. Все только и говорили о мести Петрику и о том, как же изловить пиратского колдуна. Все боялись. Но повернуть в столицу считали ниже своего достоинства. А мы с Лёкой наивно радовались тому, что такое преследование действительно снимает с Воки, не волшебника, подозрения. Ну, или почти снимает. Где-то поблизости от нас навязчивой угрозой без конца маячит мстительный пиратский маг. Пытается ссорить, пытается даже убить. Надо с этим кончать, а то нервы уже не выдерживали. Мы с Рики, как  волшебники, теперь постоянно были начеку и оберегали не только Петрика с Терезкой, но и просто всех, всю команду.
    Все два дня, что мы отдыхали и чинили своё судно в городке в долине. Весь обратный путь до города Неа, где мы праздновали и где должны были официально дать показания о происшествии на танцплощадке. Всё время, пока давали показания. Весь путь до последнего из четырёх крупнейших городов на Някке – Идены. Днём и ночью. Я замучился основательно, Рики засыпал на ходу.
    Команда пребывала в раздумьях: как же выманить проклятого волшебника для честного боя со мной. Первые две попытки в самом начале пути не увенчались успехом, поэтому я даже рассказывать о них не буду. Теперь нам хотелось всё продумать как можно лучше и действовать наверняка. Почему-то у всех была непонятная уверенность, что я сумею победить соперника в два счёта, разделаюсь с ним, как уже было – помните? - с «Чёрным Мстителем». Только так.
    Я и сам был так зол, что порой заражался этой уверенностью. Даже почему-то не думал о том, что моя шкурка может серьёзно пострадать в этой схватке. Наверное, от страха, что весь этот ужас может продолжаться и дальше, если я не одержу победу.

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/03/30/1231

Иллюстрация Саши Фургал. Фотошоп.