Бутенко, брунклинер, медведь и смерш

Знал я одного человека. Был он во всех отношениях человеком замечательным и удивительным. По крайней мере, хотя бы потому, что было у него в жизни много всего такого, чего хватило бы, пожалуй, на 1000 других жизней. Значит, этот человек и прожил, наверное, эти самые 1000 жизней и каждая из них была, по своему, интересна и насыщена самыми невероятными историями. Вот, например, одна из них.

Тихая безлунная ночь. Яркие звезды таинственно мерцают в бездонной глубине ночного неба. Божественно величава и прекрасна красота земной Природы. Загадочный шум ветра, бегущая по черной ряби моря звездная россыпь далеких миров, ночные неведомые звуки, темень колыхающегося под ветром кустарника - все усиливает колдовское очарование летней ночи. Геннадий Александрович Бутенко наедине с этим завораживающим звездным миром. Такие минуты слияния с природой дарят ему ни с чем не сравнимое богатство чувств, возвращают молодость и воскрешают в памяти могучие видения ушедших в вечность событий. Он как бы заново ощущает себя в их водовороте, в борьбе, в поисках, в приобретениях, утратах, взлетах и падениях.

Но кто такой он сам этот Бутенко Геннадий Александрович. Как мне описать его, если учесть, что был он во многом и самому себе непонятен, и вопреки здравому смыслу делал иногда такие поступки, которых и не желал вовсе. Он знал, что ему, возможно, будет после этого плохо, может быть даже очень плохо, что он будет страдать, если поступит так, но какой то голос ему нашептывал: «да ты просто боишься, я всегда знал, что ты прикидываешься бесстрашным и решительным, а на проверку выходит трус, если не можешь сделать этого».  И он тогда разбивал вдребезги любимую игрушку, рвал в клочья памятную фотографию, разгуливал по кладбищу в ночной тишине, возвращался из гостей только по имеющим лихую славу ночным улицам. Он удивлял учителей своей феноменальной памятью и познаниями во многих науках, хотя иногда затруднялся ответить на самые простые вопросы. Казалось он был соткан из сплошных противоречий, но именно благодаря им сильно выделялся среди своих товарищей.

Жестокие слова иногда срывались против желания с его языка. Но после того, как они были сказаны, он был не в силах попросить за них извинения и восстановить тепло прежних взаимоотношений. Любящие его женщины, пораженные внезапной переменой, страдая и ненавидя, покидали его. Любил ли он сам?  Наверно нет. Обделенный в детстве человеческой лаской он почти никогда не говорил женщинам желанное для них «люблю». Он просто стеснялся говорить им это слово. На это он имел свои основания.  Во-первых, он не хотел получить их любовь фальшивым признанием несуществующих чувств, и во-вторых это облегчило бы ему последующий разрыв с ними. Он предпочитал говорить женщинам, которыми увлекался другие слова, вроде таких, как «Вы мне нравитесь; Вы до безумия красивы; Вы очаровательны, Вы мне напоминаете греческую богиню и т. п.». Иные из проницательных женщин в минуту близости спрашивали его, почему он избегает поцелуев и не говорит магического слова «люблю». Во первых отвечал он, - я придерживаюсь японских обычаев, а у них не приняты поцелуи,  а во-вторых слово «люблю» мне запретил говорить генеральный штаб национально-освободительной армии Китая. Не раз  влюбленные женщины предлагали ему связать жизнь семейными узами. «Не пришло время» - отвечал им Бутенко-  «я пока еще тот цыган, который боится потерять единственное, что у него есть - свою свободу». Если же предложения становились назойливыми, Бутенко молол любую чепуху, лишь бы отделаться. Чаще же всего он говорил, что сообщит об этом предложении в Генеральный штаб национально-освободительной армии Китая. «Там это предложение обсудят, взвесят и если согласятся, я всецело Ваш». Он говорил тысячи других различных вещей, и всегда, хотя иногда и со скандалами, но вырывался из женского плена. Женщины знали это, и тем не менее постоянно окружали его. Да и он сам в силу своей мужской природы любил частенько отдыхать в их обществе.

Я бы погрешил против истины, если бы не сказал, что чувство любви ему вовсе было неведомо. Он любил до самозабвения изобретать что-либо необычное, придумывать странные ситуации, читать, заниматься гимнастикой, сочинять  стихи. Он мог часами наблюдать за жизнью муравейника, поведением домашних птиц и животных, движением облаков, грозовой погодой. Наверно это тоже можно назвать любовью, любовью к окружающей природе. В молодые годы его особенно манило к себе ночное небо. Оно настолько манило, что он готов был  отправиться в космическое путешествие, хотя бы на несколько дней, или даже часов без всяких гарантий возвращения назад в живых. Что это была у него за неведомая и непонятная тяга в космическую пустоту, понять нормальному уму было трудно. Впрочем, эту тягу лично я объяснял довольно просто. Бутенко заброшен к нам на землю из неведомых миров, именно поэтому он так инстинктивно -бессознательно стремится вернуться туда, откуда пришел. С возрастом привязанность к родному очагу притупляется, и тяга в звездный мир, из которого он пришел на эту планету Земля ослабевает. При всей фантастичности моего объяснения оно наиболее логичное, а потому, не исключено, верное.         

Неумолимая рука судьбы толкала Бутенко на крайне рискованные и авантюрные поступки. Холодный разум подсказывал,  что чья-то воля ведет его по запутанному лабиринту жизни. И та же самая воля помогает выйти живым и невредимым из самых опасных ситуаций и тяжелых жизненных коллизий. Впрочем, я несколько увлекся описанием характера и привычек этого человека. Поэтому возвращаю читателя в молодые годы своего героя, а именно в грозный 1941 год.

Повинуясь, патриотическому долгу Бутенко одним из первых ушел добровольцем на фронт, Было ему тогда около 18 лет. По стечению обстоятельств его зачислили во фронтовую разведку, наверно потому, что имел склонность к языкам и хорошо говорил на немецком, но главное обладал недюжинной силой, кулаком мог запросто убить медведя, ни одной драки между сверстниками не пропускал. Бывало, все разбегались, а он один продолжал держать оборону. Но при всем том человеком он был добрым. Мне приходилось видеть, как он плакал над зарезанным для бульона петухом, а когда резали барана, он убегал куда подальше и навзрыд  рыдал целый день. Я уже не говорю о том, в какое состояние он впадал, когда резали корову или быка. Неделя траура с душераздирающими воплями и кошмарными сновидениями были обычным для него явлением.   

Но вот, что удивительно. Такая сострадательность к нашим меньшим братьям не мешала проявлять ему в драках удивительную жестокость. Он бил в кровь, мастерски выбивал зубы своим сверстникам и не морщился. В драках, особенно когда противников было много, и обстоятельства требовали иного поведения проявлял хитрость и коварство, и, переломав ближайшим врагам носы и зубы благополучно уносил ноги. 

И вот теперь фронтовая разведка. Получено задание, пробраться в тыл врага и захватить языка, по возможности немецкого офицера. Зимняя студеная ночь, сугробы снега, с трудом пробивается через облачные завесы слабый свет луны. Бутенко в маскировочном халате медленно ползет через линию фронта. Сигнальные осветительные ракеты иногда прижимают его на время к земле превращая в обычный сугроб снега, затем темнота и он снова ползет дальше. Наконец, линия фронта позади, теперь можно двигаться быстрее. Вот и по всем приметам, немецкий полевой штаб. Приметы - это более менее добротный деревенский дом, флаг со свастикой, часовые и другие тонкости, которым его наспех обучили на курсах фронтовой разведки.

Бутенко довольно близко подобрался к немецкому штабу и уже наметил для себя жертву – одного рослого фашистского майора. Этот майор то и дело выбегал из штаба, и, посидев некоторое время в кустах, снова забегал в штаб. Часовые всякий раз при очередном выбегании - вбегании майора вскидывали руки и приветствовали возгласом «Хайль Гитлер». Майор быстро отвечал «Хайль» и торопливо исчезал то в кустах, то в штабе. Каждый раз он менял в зарослях свое местонахождение, сдвигаясь по часовой стрелке на несколько метров от первоначального. Бутенко также каждый раз безошибочно совсем близко подползал к тому месту, куда в очередной раз плюхался в кусты майор, но брать его не спешил. В других обстоятельствах он конечно давно бы приголубил этого страдальца. Особенно если учесть, что в воздухе витал легкий аромат  вражеского запаха, но с этим в этой обстановке приходилось мириться.

Бутенко понимал, что так просто взять этого майора он не сможет, часовые сразу заподозрят неладное, если майор уж слишком засидится в кустах. Значит надо подождать смены караула. Ждать к счастью пришлось недолго. Минут через тридцать – сорок  к избе чеканя шаг подошли двое часовых с разводящим. И как раз тогда, когда майор опять оказался  в кустах в двух метрах от разведчика Бутенко. Момент был удобным и Бутенко заранее подготовленной дубинкой свалил майора набок. Тот тихо ойкнул  и через мгновение оказался в руках разведчика.

Добыча оказалась тяжелой. Тащить такую ношу, к тому же с неприятным ароматом, было не в характере Бутенко. Поэтому он тюкнул его в лоб еще раз дубинкой и решил рискнуть, подождать очередной жертвы. Минут через двадцать из избы вышли два немецких подполковника, что-то сказали часовым и начали звать пропавшего майора: «Otto, Otto, wo du». Бутенко притаился.

Скоро подполковники подошли к нему совсем близко. Опять наступил волнующий момент. Резким и неожиданным движением разведчик, изловчившись схватил за шиворот подполковников и соединил их лбами. Эти уже не испускали омерзительного аромата и Бутенко, взвалив их на плечи, быстро двинулся назад к линии фронта. Один из подполковников, однако оказался достаточно тяжелым. Была опасность, что он окажется серьезной обузой в случае погони, поэтому разведчик повторил свой испытанный прием – успокоил его дубинкой по голове и потащил на себе другого худощавого подполковника.

Минут через двадцать послышались крики, собачий лай, беспорядочные выстрелы. Было ясно, что немцы обнаружили исчезновение офицеров и пустились в погоню. Бутенко прибавил шаг, но скоро понял, что со своей ношей от погони ему далеко не уйти. И действительно, примерно минут через 10, погоня оказалась совсем близко, и Бутенко вынужден был искать место, где бы он мог избежать столкновения с немцами. Таким местом оказалась медвежья берлога.

Потревоженный медведь, громко рыча, бросился на Бутенко, но тот привычным движением вышвырнул его из своего логова. Медведь, ошалев от случившегося, и не зная, что делать, впал на несколько секунд в ступор. Затем издав оглушительный рев, остервенело набросился на ни в чем неповинную березу и стал яростно сдирать с нее кору. Увидев зверя за этим занятием, гнавшиеся за Бутенко немцы вначале опешили. Медведь воспользовался этим и задрал  набросившихся на него собак, а затем находившихся вблизи нескольких немцев. Остальная немчура, придя в себя вскинула свои автоматы и убила бедного Мишку. Погоня покатилась дальше и вскоре стихла. Бутенко выполз из берлоги с подполковником и без дальнейших особых приключений добрался до расположения своей части.

Подполковник оказался важной птицей. Он сообщил командованию столько важных секретных сведений, что за этот подвиг Бутенко наградили сразу двумя орденами. Фронтовые корреспонденты писали о нем в газетах, а радио по нескольку раз в день сообщало подробности этой вылазки. Незнакомые девушки посылали ему письма, в которых признавались в любви и просили прислать свою фотографию. Одна девушка даже угрожала ему самоубийством, если он оставит без внимания ее письма. Но была  и такая, которая написала в СМЕРШ и НКВД, что вообще не верит в эту брехню, что еще неизвестно, кто конкретно плюхался в кусты у немецкого штаба, да и вообще, не немецкий ли шпион этот самый Бутенко. Слишком все складно да ладно у него получилось с ароматным майором, подполковниками и особенно с бедолагой медведем.

Девушка советовала проявить большевистскую бдительность, как следует потрясти и проверить биографию Бутенко, а заодно и подполковника - диверсанта, чтобы не попасть в ловушку врага. «Фашисты - писала она - способны разыграть перед нами любой спектакль, но мы настоящие коммунисты не должны поддаваться их провокациям. Если внимательно приглядеться к этим актерам, очень даже может оказаться, что немецкий подполковник – есть самый обыкновенный рязанский мужик, который еще до войны был завербован разведкой врага, а разведчик Бутенко – на самом деле офицер Абвера, иначе как объяснить хорошее знание им немецкого языка».   

После этого особисты долго и нудно выпытывали у Бутенко все мельчайшие подробности его жизни, а взятого в плен немецкого подполковника уговаривали чистосердечно признаться, что  никакой он не немецкий подполковник, а обычный рязанский мужик - диверсант, и, что все сведения, которые он сообщил – вранье, кричали на него по-русски - «продал свою Родину, гад, признавайся, а то в распыл пустим». Не понимающий русского языка подполковник пучил глаза и отвечал на все вопросы одинаково – «Гитлер есть капут».

Как бы там ни было, но письмо той девушки сыграло печальную роль в судьбе добытых у подполковника важных сведений. Из осторожности их решили не использовать в военных действиях.

После долгой и бесплодной возни с Бутенко, у которого все до мелочей сходилось с запрошенными на него документами, недоумевающие особисты решили отправить его для дальнейшей проверки в штрафной батальон. А подполковника  продолжали днем и ночью изнурять допросами. В конце концов, доведенный до полной невменяемости, но постепенно научившийся относительно сносно говорить на русском языке подполковник понял, что ему нужно подписать какие-то бумаги и тогда вся эта, до смерти надоевшая ему канитель, закончится.

Бумаги были подписаны, и рязанский диверсант предстал перед судом военного трибунала. В бумагах же говорилось, что он, Никодим Запахайло, 1904 г. рождения, уроженец города Рязани, был завербован германской разведкой еще в 1936г., прошел специальную диверсионную подготовку, и по заданию Абвера, с таким же, как и сам, продавшим Родину немецким диверсантом Бутенко, проник под видом пленного немецкого подполковника Вальтера Брунклинера в расположение советских войск. Все сообщенные им сведения лживы и преследуют лишь одну цель -  ввести в заблуждение Ставку Верховного Главнокомандования об истинных намерениях Вермахта. В конце своего признательного объяснения Никодим Запахайло обещал искупить кровью свою вину перед Родиной и просил отправить его в штрафной батальон на самый опасный участок фронта.

Неизвестно, что ожидало бы нашего Бутенко после такого признания, если бы немцы неожиданно не прорвали фронт, и не окружили 80-тысячную группировку советских войск именно в том самом месте, на которое указывал рязанский диверсант Никодим Запахайло, он же немецкий подполковник Вальтер Брунклинер.

Теперь колесо закрутилось в обратном направлении. Написавшую злополучное письмо девушку и занимавшихся этим делом особистов арестовали, заставили признаться в шпионаже в пользу врага и расстреляли. Бутенко отозвали из штрафного батальона, дали третий орден за совершенный подвиг, недельный отпуск и в  звании капитана отправили для прохождения дальнейшей службы в СМЕРШ. С этого времени ему поручали только самые важные, опасные  и ответственные задания.

Наш рассказ был бы неполным, если бы мы не посвятили несколько строк судьбе немецкого подполковника Вальтера Брунклинера. Как уже упоминалось, военный трибунал учел чистосердечное признание и раскаяние «рязанского мужика» и приговорил его кровью смыть вину перед Родиной в штрафном батальоне. Однако, в первом же бою Никодим Запахайло, воспользовавшись неизвестно из-за чего возникшей бестолковой суматохой, сумел, перестреляв нескольких штрафников, благополучно перебежать к своим. Командование же сочло его погибшим смертью храбрых и ходатайствовало о посмертном награждении медалью «За отвагу».

Вскоре, однако, произошло то самое спасительное для Бутенко окружение советских войск, после чего командованию штрафного батальона пришлось долго объяснять особистам при каких обстоятельствах погиб Никодим Запахайло, и почему, за какой подвиг его представили к награде. Особисты требовали, не отводя в сторону глаз и не моргая, смотреть, им только в глаза, и правдиво отвечать на все вопросы. Только в этом случае они обещали возможное снисхождение. Но тут, к несчастью допрашиваемых, в руки особистов попала немецкая газета «Фелькишен Беобахтер». В ней, бывший рязанский диверсант Никодим Запахайло, а ныне  уже полковник германской армии Вальтер Брунклинер в подробностях описывал, как ему удалось ввести следователей «СМЕРШ» в заблуждение о намерениях немецкого командования, как его принудили стать Никодимом Запахайло, и как он, перестреляв в первом же бою часть русских штрафников, благополучно оказался у своих. В заключение Вальтер выражал благодарность работникам Смерша за исключительно полезную для Вермахта деятельность и выражал надежду на ее дальнейшее плодотворное продолжение. После этого судьба командования штрафного батальона была решена, скоротечным судом военного трибунала оно было немедленно расстреляно.

Ну а Бутенко, молодой капитан Бутенко, опять купался в лучах признания и славы и с оптимизмом смотрел в будущее. Его военная биография еще только начиналась. Первые передряги и боевые успехи он воспринимал как удивительные подарки судьбы. Впереди на дорогах войны, а потом и мира у него было еще много самых неожиданных и авантюрных приключений, но о них я поведаю тогда, когда выберу для этого время, если вообще его выберу. Ну а пока, мой благодарный читатель, я опускаю перед тобой занавес.