Айсберг. По мотивам сериала Бедная Настя. Ч. 71

Глава 71

Коридор реанимационного отделения казался бесконечным. Анна почти бежала по скользкому серому линолеуму, отыскивая глазами номера на грязно-белых дверях, сливавшихся с такими же грязно-белыми стенами. Вот, двадцать восьмая. Она остановилась, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и решительно открыла дверь палаты.
Сидевшая у кровати миловидная женщина неторопливо убрала тонометр в футляр и также неторопливо оглянулась на вошедшую без стука Анну.
- Простите, - смутилась Анна. Она совсем потеряла голову и забыла о приличиях, так стремилась увидеть пришедшего в сознание Никиту.
- Ничего, мы уже закончили, - понимающе улыбнулась Веревкина, лечащий врач, именно ее звонок заставил Анну бросить все дела и примчаться сюда, в Склиф. – Вы можете поговорить с ним, но недолго, нашему герою уже пришлось побеседовать со следователем, он устал.
- Как он?
- Очень хорошо, богатырь! Что ему сделается, - весело сказала Татьяна Ивановна, словно не было мучительных для него операций по пересадке кожи и тяжких бессонных ночей, что она провела у его постели. Никита Лунин стал родным, как становится родным человек, которому отдана частичка души. Сильный и терпеливый, и в то же самое время беспомощный и беззащитный, брошенный в трудный час своей женой, не поверившей в его выздоровление и не пожелавшей ухаживать за инвалидом, он стал ее безмолвным собеседником, все свободное время она проводила с ним. И она победила!
- Спасибо вам, - проговорила Анна и присела на стул, с которого встала Веревкина, осторожно дотронулась до забинтованной руки. – Никита…
Серые глаза мужчины, забинтованного с головы до ног, смотрели на нее с детским удивлением.
- Анна …Григорьевна, - прошептал Никита, его глаза наполнились благодарными слезами, - спасибо…
- Не надо, Никитушка, - меньше всего хотела Анна слышать сейчас слова благодарности за оплаченное лечение, - простите, что заставляю вспоминать еще раз, но, пожалуйста, расскажите мне все-все про тот полет, про Владимира...
- Да рассказывать нечего. Вертолет был в порядке, готов к взлету. Я ждал Владимира Ивановича в кабине, его провожала толпа людей, он помахал им рукой и подошел к вертолету. Тут его остановил какой-то мужик, они разговорились, потом… мне дали погоду, а когда я закончил прием, Владимир Иванович уже был в салоне и крикнул мне «поехали». Мы взлетели…
- Он был с вами?
- Нет, он в салоне сидел, снимал на камеру трубопровод. Мы летели низко, трасса как раз по нему проходила.
- А потом, что случилось потом? – заторопилась Анна.
- Потом что-то громко щелкнуло и сразу полыхнуло. Больше ничего не помню, - тихо сказал Никита, и еще тише добавил, - полыхнуло в салоне…
- А в вертолете точно был Владимир? – умоляюще спросила Анна. - Вы же не видели его?
- Он заходил в кабину за камерой. Мы были вдвоем, - Никита зажмурился, удерживая слезы. Не хотелось причинять боль милой женщине, но что еще он мог ей сказать? Ее муж погиб, а он выжил, непонятно как, и вот теперь радость, что он остался жив, смешивалась с горечью от нелепой потери хорошего человека, которого она так любила и любит до сих пор…
Анна шла, не разбирая дороги, глаза невидяще смотрели сквозь встречных. Репнин, куривший на крыльце, поспешил к ней, молча взял под руку, усадил в машину, довез до офиса, но Анна не спешила войти в здание.
Она стояла возле самой дороги, закрыв глаза. Год назад на этом самом месте Владимир посадил ее на мотоцикл, они мчались по московским улицам, потом всю ночь провели на катере… Неужели все это было? Неужели никогда больше любимые руки не закроют ей глаза, не обнимут ее? Неужели она все придумала, а на самом деле Владимир мертв, мертв давно, и только она не хотела этого признавать? Ласковый ветерок шаловливо приподнял пшеничные пряди и бросил их ей в лицо, ранний июньский вечер укутал ее голые плечи теплыми сумерками. Анна вскинула голову и нашла на темнеющем небе свою подругу, сиреневую звезду, которая мерцала очень ярко, словно хотела утешить ее, а в душе вдруг зазвучало – люблю, люблю, люблю…
Она наверно сходила с ума, но это был ЕГО голос, сердце забилось в сумасшедшем ритме мерцания сиреневой звезды, губы раскрылись в счастливой улыбке. Нет! Он жив! Он любит!
Обеспокоенный Репнин подошел к Анне, несмело взяв за плечи, повернул ее к себе и обомлел: столько бездонной нежности в волшебной синеве глаз! Неужели, неужели она наконец-то…
Не помня себя от счастья, он потянулся к ее губам, но Анна отпрянула, взгляд стал настороженным. Михаил разжал руки. На что надеялся? В ее душе только Корф, даже мертвый он владел ею.
- Миша, - Анна с сожалением смотрела на него, - пойми, я люблю его.
- Знаю, но попробовать-то можно было, - попытался сострить Репнин, хотя на душе скребли кошки, - прости.
Ладно, все равно ему никуда от Анны не деться. Дружба – вот все, что она могла ему дать. Пусть будет так.
- Я отвезу тебя домой, а реестр закончу сам, не возражаешь?
- Спасибо, я, и правда, устала, - Анна направилась к машине, - ты очень хороший друг, Миша.
- Еще бы! – проворчал Репнин, усаживаясь за руль.