Мы никогда не плачем

1.

 
Александра курит, сидя на корточках на пахнущем хлоркой кафельном полу, Лина  стоит на стреме. В здании школы курить нельзя, но большинству на это, мягко говоря, наплевать.
 
На стенах ни одной новой надписи – еще только сентябрь. С прошлого года остались чья-то стандартная сортирная похабщина и гигантский ангел с мечом и в блистательных доспехах. Саша с Линой рисовали его черными фломастерами весь год, каждый день добавляя новые детали: сандалии, браслеты, деревья и скалы на заднем плане. Над его головой они хотели написать какую-нибудь цитату из Библии, но Лина не знала ни слова из священного писания, а Сашу от них настолько воротило, что она соврала, будто тоже не знает. В самом начале   девушки никак не могли решить, тогу ему нарисовать или гениталии. Долго спорили и нарисовали что-то вроде юбки.
 
Саша бросает окурок в унитаз, встает и выглядывает в окно. Кто делает в кабинках туалета окна полноценного размера? По тропинке неторопливо бредет местный школьный кошмар.
 
- А Илюшка-то загорел, - говорит Саша.
 
Лина закатывает глаза.
 
- Прекрати.
 
- Сама посмотри.
 
Лина неохотно шагает к окну.
 
- Ну да, пожалуй, - говорит она.
 
Илья невысокого роста, хрупкий, изящный, красивый, как девчонка. Светло-каштановые коротко стриженые волосы отливают золотом на сентябрьском солнце,  Черты его лица настолько идеальны, что глазам не веришь, но вся эта внешняя красота дивным образом не вяжется с чудовищным внутренним содержанием. Илью боится вся школа, включая учителей, потому что он – самый настоящий маньяк и психопат, помешанный на жестокости и насилии. Это не просто местный драчун и хулиган, это агрессивный и неуправляемый ублюдок, который никого не уважает и не жалеет, который не боится ни крови, ни боли, ни закона. Поговаривают, что дома он изготавливает ножи с огромными лезвиями и дает им имена, но Саша никогда не была у него дома, поэтому легенда о ножах так и остается для нее легендой.
 
- В этом году он точно кого-нибудь пришьет, - бурчит Лина, поворачиваясь спиной к окну и запрыгивая на подоконник. – Напоследок.
  
- Все может быть, - задумчиво отвечает Саша и снова выглядывает в окно, но Ильи там уже нет. – Все может быть.
 
Саша прислоняется спиной к стене, на которой красуется  ангел, и опускает голову.
 
- Дерьмовое лето, - говорит Саша. – Мы в Греции были. Жара, тоска и родители.
 
- А мы в Турцию летали, - отвечает Лина, будто немного смущаясь.
 
- Я знаю.
 
Вдруг обе девушки вздрагивают, и Лина соскакивает с подоконника – дверь туалета распахивается с таким грохотом, будто ее открыли пинком. Так и есть: в дверном проеме стоит Илья, но внутрь не входит – не нарушает запретного пространства.
 
- Здорово, сучки! Я вас видел в окне.  
 
Он действительно загорел, и волосы тоже выгорели на солнце, но не так, как у Лины. У нее они цвета льна, а у него – подтаявшего молочного шоколада. А глаза у него серые, как дождевые тучи, без всяких зеленых или голубых оттенков – чистая сталь. Саша думает, в который уже раз: откуда в нем столько силы и ярости? Ростом он с Лину, потертые джинсы болтаются на узких бедрах, из воротничка мешковатой клетчатой рубашки торчит тонкая шея. Однако руки у него довольно крепкие, а на костяшках пальцев, как всегда, затягиваются неприятные ссадины.

- Скольких бабушек ты убил за лето, козел? - говорит Лина, подходя к нему вплотную и намекая на то, чтобы он освободил проход. - Или ты только по младенцам?

Лина за свое здоровье не опасается: девчонок Илья не бьет. По-крайней мере, без веских причин.

- А скольким мужикам ты дала за лето, шлюпка? - скалится он в ответ. - Или ты уже на телок перешла?

- Мудак.

- Че?!
 
Лина толкает его в грудь и выходит из сортира, Саша выходит следом за ней. Девушки идут по коридору, а Илья втискивается между ними и обнимает их обеих за талии. Лина сбрасывает его руку. Саша тоже.

- Дайте сигаретку, - бормочет Илья. - Ну, дайте, дайте.

- Курить вредно, не вырастешь, - отвечает Саша, не глядя на него.

- Не может быть! - восклицает Илья.

- Прикинь, - говорит Саша. - О твоем здоровье забочусь.

Он останавливается и несколько секунд смотрит на нее в упор. Саша избегает его взгляда. Лина дает Илье сигарету, чтобы он отвалил, он выдавливает улыбку и уходит. Девушки идут дальше по коридору.



2.

Илья заходит в сортир точно в тот момент, когда хрипло дребезжит звонок. Над унитазом стоит какой-то задрот, которого Илья, как ему кажется, впервые видит. А может, и нет. Он оборачивается через плечо и смотрит на Илью с ужасом и паникой. Наверное, все же они когда-то пересекались.

- Какого хрена пялишься? - говорит Илья, усаживается на подоконник и сует в рот сигарету.

Задрот трясет головой, застегивает штаны и пулей выбегает из сортира. Ну и кретин.
 
Илья спокойно курит и ни о чем не думает. Просто смотрит в окно на оранжевые листья, как облака отбрасывают на них рваные тени, как ветер подгоняет их вдоль тропинки.

Потом Илья идет вниз к расписанию, узнать, в каком кабинете урок. Возвращается на второй этаж, открывает дверь и входит в класс. Постучаться не утруждается, извиниться тоже — народ не поймет. Он крайне зависим от общественного мнения, и он этого не отрицает.

У доски стоит мужик лет тридцати пяти, и его-то Илья уж точно никогда не видел. В прошлом году литературу вела жена директора, но она ушла в декретный отпуск и говорили даже, что одиннадцатые классы рискуют остаться без учителя. Это единственное, что Илью тогда вообще волновало.

- Здрасьте, - говорит Илья и направляется к своему месту. Мишка Пахомов уже скалится: наверное, собирается весь урок врать, как пьяно и развратно он провел каникулы.

Девочки пялятся, подлизы с первых парт тоже таращатся, только немного по-другому. Учебный год еще не начался, а Илью уже тошнит от всех и вся.

- Не вы ли у нас, случайно, господин Соколов? - говорит учитель.

- Случайно я, - отвечает Илья и продолжает идти к своему месту. - Но можно без почестей. Я переживу.

- А я думаю, почести в ваш адрес как раз кстати, - произносит учитель. - Я слышал, вы пишете сочинения исключительно в стихотворной форме.

- Это провокация, - говорит Илья и плюхается на стул рядом с Пахомовым. На него смотрит весь класс.

- На что же я вас провоцирую? - спрашивает учитель.

- На неуместную эмоциональную реакцию, - отвечает Илья с улыбкой. - Мне надо извиниться за опоздание, да?

- Было бы неплохо.

- А черта с два.

Илья все еще улыбается, и учитель тоже. Длится это противостояние секунд десять, но, должно быть, обоим кажется, что проходят часы. Ни один не хочет отводить взгляд первым. Оба не хотят рисковать своим авторитетом в классе: Илья — устоявшимся, учитель — вновь приобретенным. 

- Ладно, - наконец произносит учитель, но все еще сверлит Илью глазами. Крепкий мужик. Наверное, его не предупреждали, что дети могут быть непредсказуемыми.

- Ладно, - повторяет учитель. - Пора, пожалуй, и познакомиться. Меня зовут Ковров Дмитрий Павлович. Можете записать.

При этом он все смотрит Илье прямо в глаза.

- Даже ты, - обращается он к Илье и, наконец, отводит взгляд. - Расслабься, здесь никто не воюет. Мы тут литературой занимаемся, если ты не против.

Илья очень напряжен: Ковров бубнит у доски, Мишка бубнит Илье на ухо. Парень не слушает ни того, ни другого. Он думает,куда бы отправиться после школы, чтобы попозже придти домой. Пока  ничего другое его не заботит. Когда заканчивается урок, Илья плетется к выходу вслед за всем классом, что-то невпопад говорит Мишке, а возле учительского стола  его тормозит Ковров.

- Послушай, эээ... - он сверяется по журналу. - Илья. Я читал твои прошлогодние сочинения.

- И че? - Илья делает Мишке знак, чтобы тот подождал в коридоре.

- Это блестяще, Илья, - говорит Ковров,. - Сама идея, понимаешь? То, что ты проводишь анализ произведений, используя стихотворную форму. Да еще и зрелый анализ!

- Чего вы от меня хотите? - спрашивает Илья, и он снова очень напряжен, но сам не знает почему.

- Я хочу, чтобы ты развивал талант, - отвечает Ковров. - Такие, как ты — это редкость. У тебя есть стиль, свое виденье, прекрасная рифма! Может, тебе стоит походить на специальные занятия? Поэтический курс или...

- Что?! - Илья смеется, опять же, не зная, почему. Возможно, в этот момент он представляет лицо отца. - На какой курс?! Поэтический?

- Ну да... - Ковров, похоже, немного растерялся.

Илья прекращает смеяться, взъерошивает волосы, закидывает рюкзак на плечо и смотрит на учителя настолько добродушно, насколько способен.

- Увольте. Я не буду заниматься этим пидорством.

- Какое слово ты сейчас сказал? - Ковров хмурится.

- Вы слышали. Никаких курсов и никаких больше рифм. Всего хорошего.

Он все еще на взводе, когда выходит из кабинета. Они с Мишкой идут по коридору, и Илья думает о том, что назовет следующий нож Димой.



3.

Илья объявляет бойкот литературе и Коврову. Он не думал, что так получится, но другого выхода у него не осталось. К тому же, он не хочет, чтобы это переросло в настоящую проблему. Отцу он не сказал ни слова — пожалел свои нервы. Но, конечно, с этим нужно что-то делать: не отсиживаться же целый год в столовой, в спортзале или еще где.

Однако пока Илья отсиживается. В посадке за школой на поваленных деревьях с парнями из техникума, который находится напротив школы. Ребята говорят о том, как бы присмирить местных оборзевших армян. У Ильи в зубах сигарета, в кармане джинсовой куртки - новый ножик, «Димка», тезка учителя по литературе. Все спокойно, но расслабляться не стоит. Парни эти вроде миролюбивые, и типа друзья Ильи, но могут и взорваться.

Илья предлагает спалить армянам одну из их машин, а если не поймут намека и продолжат нарываться, придумать что-нибудь еще. Парни вроде бы согласны, но видно, что побаиваются. А Илье вообще наплевать на армян, так что в одиночку он этим заниматься не собирается. В конце концов, его лично они не трогают.

Помнится, один армяшка в прошлом году попытался пристать к девушке, с которой Илья когда-то ходил в детский сад. Илья посчитал месть делом чести, отловил армянского ублюдка в темной арке за гаражами, сломал ему левое запястье и немножко потыкал в бедро заточкой. Напоследок Илья предупредил, что если армяшка приведет свою вонючую родню, в следующий раз ему вырежут глаза. Тогда Илья не шутил, хотя позже подумал, что вряд ли бы на такое отважился. Конечно, если бы армянин притащил-таки свой табор, Илье был бы конец. Они дерутся, как крысы: нападают целой кучей на одного, убивать боятся, но калечат серьезно. Когда-то отец сказал Илье: «Любой человек, в котором есть хоть капля кавказской крови непредсказуем и жесток. Даже если это ребенок». В общем, тогда все сложилось удачно, родню парень не привел, все остались живы и здоровы. Но надолго ли?

Через посадку шагает какой-то тип, и, когда он подходит ближе, Илья узнает того придурка, с которым столкнулся в школьном сортире в первый день учебного года. Вид у него, мягко говоря, напуганный, а когда парни из техникума начинают отпускать в его адрес всякую похабщину, он и вовсе теряет присутствие духа и ускоряет шаг. Илье становится весело. Он нагоняет мальчишку возле самой школы, хватает за плечо. Мальчик смотрит на Илью - глаза круглые, как  блюдца — открывает рот, но ничего не говорит.

- Ты что, обосрался? - Илья улыбается, но, видимо, не слишком добродушно. - Чего так боишься-то?

И тут Илья вспоминает. В прошлом учебном году он здорово ввалил мальчишке ни за что. Вообще ни за что, за какое-то грубое, неосторожно брошенное слово. Этот парень на два класса моложе Ильи. У него сальные русые волосы и огромные глаза цвета ила.

- Да расслабься ты, - говорит Илья. - Что было, то было. Никто тебя трогать не будет.

Мальчик, кажется, расслабляется, но все равно, пока шагает к школе, держится сковано.

Илье вдруг хочется, чтобы хоть кто-то сказал о нем что-то хорошее. Он прекрасно знает, что о нем думает вся школа. А если он завтра умрет? К примеру, прирежут его те же армяшки, или еще кто. Что о нем вспомнят? Бил всех подряд и писал позорные стишки. Так и в аду сгореть недолго, но не на костре, а со стыда. Вот бля.

Илья спрашивает:

- Тебя как зовут?

Парень мямлит:

- Арсений.

А сам все косится на Илью как-то странно.

- А пошли, Арсений, пиво пить?

- У меня сейчас алгебра...

- А в жопу алгебру.

Пиво Илье не продают, потому что выглядит он, откровенно говоря, как  ребенок. Арсению, разумеется, тоже. Но если ты гроза района, всегда найдутся желающие тебе помочь. Илья кривится: он это серьезно сейчас подумал, про «грозу района»?

Парни пьют пиво в беседке перед домом, и вдруг Илья начинает рассказывать про армяшек, и про то, что он задумал спалить к чертям одну из их машин. Арсений постоянно кивает,  будто боится, что если перестанет кивать, Илья его ударит.

А потом начинает рассказывать об армянской культуре. У одного из его знакомых бабушка была армянкой, и этот знакомый неплохо разбирается в национальных традициях. Арсений рассказывает о праздниках Трндез и Цахказард, и это чёрта с два выговоришь, но сами обычаи ничуть не хуже привычной русской Масленицы. А еще чуть позже он окончательно перестает бояться и начинает травить анекдоты, и Илья подхватывает, и парни вспоминают бородатые тупые шутки из детского сада и разбавляют это новеньким сортирным юмором.  Обоим весело, и Илья дает Арсению сигарету, а оказывается, что она его первая в жизни. И он кашляет, как идиот, а Илья ржет и учит его правильно затягиваться.

Илья идет домой, когда уже совсем темно. В прихожей свет не горит, а с кухни веет  чем-то невкусным и пережаренным. Илья совсем забыл, что сегодня была его очередь покупать продукты.

Остатки позитива, принесенного с улицы, выветриваются слишком быстро, и Илья снова ощущает неконтролируемый страх, который постоянно норовит перерасти в панику.

- Ты в курсе, что ты сегодня без ужина? Эй!

Илья думает: «Ты в курсе, что я мечтаю задушить тебя подушкой? Эй!»

Он игнорирует отца и прямо из прихожей направляется в комнату сестры. Катя сидит за письменным столом и красит ногти.

- Привет, - говорит Илья и бросает рюкзак на диван. Катя молчит, даже не поворачивается в сторону брата. Как обычно, ничего нового.

- Может, свалишь куда-нибудь со своим лаком, и дашь мне уроки сделать?

Теперь она поворачивается, вытягивает вперед руку и показывает Илье средний палец с накрашенным ноготком.

- Понятно, - Илья забирает рюкзак и идет на кухню, которая одновременно является  его комнатой. Отец спит в зале, Катя в спальне, а Илья там, где не занято. Это нормально, он не переживает.

- Ты не помнишь, кто сегодня должен был сходить в магазин? - спрашивает отец. Он сидит за столом, курит, за его спиной на плите жарится нечто такое же мерзкое, как сама жизнь, и Илья почти уже счастлив, что остается без ужина.

Илья молчит, копается в рюкзаке, достает тетрадки, думает о своем новом ноже, и о том, чем украсить его рукоятку. Потом он вздрагивает от громкого хлопка рукой по столу. Он просто испугался резкого звука — само действие ему давно привычно.

- Ты что, сука, оглох?! Это вопрос! Ты не помнишь, кто сегодня должен был сходить в магазин?

Илья делает глубокий вдох, чтобы паника не накрыла его с головой, медленно поднимает глаза, еле слышно выдавливает:

- Помню...

Какая пошлость.

- Кто?! - орет отец Илье в лицо. Илью тошнит, физически, по-настоящему. - Случайно, не та позорная смазливая баба, которая весь вечер терлась с кем-то в беседке? Нет?

Илья думает: «Нет. В магазин должен был идти тот, кто больше всего на свете жаждет приложить к твоей морде сковороду с шипящим маслом, посмотреть, как твоя красная кожа покроется волдырями, потом вытащить из ящика один из коллекционных ножей, воткнуть его в твое правое подреберье и провернуть там лезвие со смачным чавкающим звуком. Сходни, мразь. Сдохни, наконец. Сделай милость».

- Пап, перестань...

Отец закуривает новую сигарету, Илья тоже тянется за пачкой, но отец убирает ее со стола в карман своих спортивных штанов.

- Твои — в магазине, - говорит он. - Так какого хрена ты пренебрегаешь своими обязанностями? У тебя нет матери, чтобы вытирать тебе жопу и кормить из ложечки. Надеюсь, это ты помнишь?

Это Илья прекрасно помнит. Как и то, что в день маминой смерти он сказал отцу: «Если уж так случилось, что один из родителей должен был умереть, лучше бы это был ты». Отец расстроился.

- Пап, хватит...

- Что «хватит»?! - отец вскакивает из-за стола и отвешивает Илье пощечину. Он никогда не бьет по-настоящему. Он говорит, что настоящих ударов заслуживает только достойный противник. Он знает, что у Ильи никогда не хватит духу свернуть ему шею.

- Хватит готовить тебя к настоящей жизни? Хватит заставлять тебя взрослеть? Хватит?!

Он вцепляется пальцами в воротник  рубашки сына, тащит парня в ванную, как котенка за шкирку, и ставит перед зеркалом. В который уже раз.

- Я хочу, чтобы мой сын был мужиком, понимаешь? - орет он Илье на ухо. Парень вжимает голову в плечи. Слишком громко, в голове начинает гудеть. - Мужиком, а не вот этим!

Отец толкает Илью в спину, и парень ударяется лбом о зеркало. Стакан с зубными щетками соскакивает с полки и со звоном падает на пол.

Илья никогда не говорил ему о том, как сломал армяшке руку, как дрался на пустыре с парнями из соседнего района, как чуть не убил одного придурка, который пытался угнать мопед Мишки Пахомова. Отец не знает, что уже давно сделал из сына то, что хотел.

- На тебе лежит ответственность за семью, - говорит отец и снова пихает Илью в зеркало лбом. - За сестру, за твоих будущих детей! Тебе некогда размазывать сопли и играть в игрушки! Если ты будешь таким слюнтяем, в армии тебя в первый же год прикончат.

У Ильи на лбу красное пятно, и ему кажется, что если отец толкнет его еще раз, зеркало треснет.

- Я не пойду в армию, - говорит Илья и заранее сжимается. Если бы только он мог переступить какую-то внутреннюю черту, отец давно бы уже лежал на полу, захлебываясь кровью. Но в присутствии отца Илью постоянно охватывает паника. Он чувствует себя деморализованным, ощущает вину за все, за каждый шаг, за каждое слово, даже за сам факт своего рождения. Страх только здесь, в доме. За его стенами Илье на все плевать. Вообще на все.

Отец поворачивает Илью к себе лицом и смотрит на него с недоумением и ужасом.

- Что ты сейчас сказал?

Илья не знает, зачем ему все это нужно. Зачем он намеренно выводит отца из себя? Зачем он вообще делает все то, что делает? Это невыносимо.

- Я сказал, что не пойду в армию.

Из-за отцовского плеча Илья видит Катю. Девочка стоит в темном коридоре, скрестив руки на груди, и улыбается.



4.

Арсений сидит на подоконнике с книжкой в руках, играет в тоску и одиночество, смотрит, как горят кленовые листья и думает о том, что все могло быть иначе, будь он хоть немного похож на Илью. Арсений знает, что идеализировать людей нельзя и неправильно, и он не идеализирует, он просто знает, что жизнь становится проще, если ты умеешь противостоять. Точнее, он пока этого не знает, а только чувствует.

Он винит мать за то, что она развелась с отцом, и тот не успел научить мальчика бороться. Будь отец рядом, он наверняка вселил бы в Арсения уверенность в том, что людей не нужно бояться, а нужно нападать. Илья часто нападает первым, поэтому боится не он, а его. И он всегда получает то, чего хочет. Получает лучшее, потому что люди слишком напуганы, чтобы ему отказывать. И Арсений тоже блуждает в этом запуганном стаде, поэтому выбегает из школьного туалета сразу же, как сталкивается с Ильей один на один. Потому что Илья опасен и непредсказуем, и твое лицо, которое минуту назад выражало задумчивость по поводу начавшегося учебного года, в следующий момент может быть припечатано к стене, покрытой голубым кафелем. Все точно, как в жизни: никогда не знаешь, когда омрачится твое счастье, но оно обязательно омрачится.

Арсений думает, что впервые он получил шанс что-то изменить. Пара часов с Ильей и невкусным пивом определенным образом должны повлиять на дальнейший ход событий. Может быть, ему повезет, и следующие два года не придется шарахаться по углам и ползать вдоль стен. Никто не научил его драться, никто не сказал ему, что в жизни полно препятствий, подножек и кулаков. Восемь классов прошли в постоянном страхе и унижении. Мама успокаивает и говорит, что когда-нибудь его оценят. Например, в институте.  Арсений изредка думает о том, чтобы себя убить, потому что такие, как он всегда будут на обочине. Школьный психолог говорит, что ощущение собственной никчемности - это обычная проблема подростков.

Арсений переодевается к уроку физкультуры и старается не поддаваться насмешкам одноклассников по поводу его потертых штанов, которые он носит с позапрошлого года. Мама говорит, что люди не должны оценивать друг друга по одежде, особенно мальчики. Она говорит, что в ее времена все ходили в школьной форме, и никто не хвастался новыми нарядами. Теперь другие времена, но она не хочет, чтобы ее сын был жертвой модных течений. Хочет ли она, чтобы вместо этого ее сын был жертвой насмешек?

В раздевалку входят мальчишки-одиннадцатиклассники, распихивают младших по сторонам и с развязным гоготом и понятными только им разговорами начинают переодеваться из спортивной формы в повседневную одежду. Илья проходит мимо Арсения и задевает его плечом. Арсению хочется поздороваться, ведь вчера они пили пиво, как настоящие друзья, но он боится, потому что вокруг полно глаз, и если Илья проигнорирует или ответит на приветствие грубостью, ситуация станет безнадежно позорной.

Илья болтает с Мишкой Пахомовым, который хоть и не агрессивный, но все равно Арсению не нравится. Он таскается за Ильей, как собака на привязи, либо ради собственной безопасности, либо ради имиджа. В любом случае, никому не захочется трогать ближайшего кореша Ильи Соколова. У Мишки богатые родители, красивый спортивный костюм, новые кроссовки и дорогой свитер. Илья выглядит рядом с ним оборванным и потрепанным в своих затертых джинсах и потасканных кедах. Но очевидно, что Илье наплевать на деньги и красивую упаковку. Хорошо одетый слабак сдохнет первым, а  тот, кто может за себя постоять, будет жить.

Илья роется в своем огромном рюкзаке, что-то ищет, достает тетрадку, раскрывает ее, чтобы показать Мишке какие-то записи, и вдруг из тетради выскальзывает листок и падает на пол. Все смотрят вниз и видят несколько четверостиший, написанных убористым почерком. Они тянутся, будто провода между фонарными столбами на фоне клетчатого неба. Коля Зайцев из девятого «В» быстро нагибается, поднимает листок и бросает на него беглый взгляд. Но дочитать до конца он не успевает, потому что Илья подскакивает, как пружина, прыгает на него и отшвыривает к стене. Коля все еще сжимает листок в руке, когда Илья бьет его кулаком в челюсть и коленом живот. Листок падает на пол, Илья отбирает у Коли рюкзак, переворачивает вверх дном и высыпает на пол все его содержимое - тетрадки, ручки, плеер и пачку сигарет. Все делают вид, что не замечают происходящего. Илья убирает свой листок в тетрадь, тетрадь в рюкзак, рюкзак вешает на плечо и выходит из раздевалки. За ним идет Мишка Пахомов.

Арсений помогает Коле Зайцеву собрать с пола вещи и ненавидит себя за это. Коля говорит:

- Он психопат. Я просто хотел вернуть ему листок.

Арсений отдает Коле рюкзак и отвечает:

- Ты даже не пытался защищаться.

Коля недоуменно смотрит на него и говорит, что если бы он попытался, Илья бы его убил, потому что у него в кармане стопроцентно есть нож, а может и не один.

Арсений выходит из раздевалки и думает о том, что ему тоже нужен нож.

   


5.


После уроков Александра бродит по району в надежде случайно встретить того, кого она и так встречает каждый день. Видеть человека в школе — это одно, столкнуться с ним вне ее стен — совсем иное. Некоторое время она сидит на скамейке в  аллее, слушает шепот листьев, смотрит на проходящие мимо парочки и думает о Лине, которой все по плечу, для которой нет преград, которая способна на многое. Потом покупает в палатке плитку шоколада и идет домой.

Там, как обычно, тошнотворная идиллия. Родители смотрят бесконечную муть по телевизору, и обсуждают, какие цветы поставить на балкон. У мамы в руках книга «Комнатные растения», а папа все время кивает, хотя ни черта не понимает в комнатных растениях.

- А вдруг оно там замерзнет? - говорит мама, тыча пальцем в какую-то картинку. - Скоро зима, а оно не приспособлено к холодам.

- Мы тоже не приспособлены к холодам, - отвечает папа. Саша готова поспорить, что он даже не взглянул на картинку.

- Можем вообще поставить на балкон какие-нибудь искусственные цветы, - продолжает он, глядя в экран телевизора и вдруг оживляется. - О! Гонки «Формула-1» в Монако! А что, Олечка? Поехали бы мы с тобой жить в Монако?

У Саши очень привлекательный отец. И довольно состоятельный, что делает его еще более привлекательным в глазах ее знакомых. И маминых знакомых, пожалуй, тоже. Хотя Саша не уверена, что у нее вообще есть знакомые. Весь прошлый год папа прожил в Брюсселе, а позапрошлый — в Цинциннати, штат Огайо. Саша не сомневается, что он там с кем-нибудь спал, а еще ей кажется, что он мечтает переспать с Ангелиной. Но это не имеет значения, потому что папа ни разу не повысил на маму голос. Ни разу за всю Сашину сознательную жизнь. И из всех командировок он постоянно привозит маме подарки, так что теперь в ее шкафу целая коллекция платьев Escada и туфель Gucci, которые ей совершенно некуда надеть. Последний раз она работала еще до рождения дочери. Саша даже не помнит, кто ее мать по профессии.

Саша идет в свою комнату, прихватив из холодильника баночку йогурта. Когда по пути она загораживает экран телевизора, папа спрашивает:

- Санек, поедешь с нами в Монако?

- Всенепременно, - отвечает девушка. - Вещи собирать?

Папа улыбается.

- Собирай. Как школа?

- Sucks, - говорит Саша. Отец и дочь часто перебрасываются английскими словами. Папа знает английский, наверное, лучше родного языка. Когда он вернулся из Цинциннати, у него еще долго сохранялся акцент.

- Как обычно, - усмехается папа. - Мальчики симпатичные есть?

Он задает дурацкие вопросы из американских фильмов. Когда, например, девочка переезжает в какой-нибудь захолустный городишко и приходит в новую школу. «Ну как? Мальчики симпатичные есть?» Саше кажется, что он мыслит голливудскими штампами. Ради бога,  его дочь учится в этой школе с первого класса, а он все продолжает делать вид, что ему не наплевать!

Саша знает, что если ты не можешь заслужить чего-то своим трудом или обаянием, ты всегда можешь это купить. Мама не заслужила туфель Gucci, но они, тем не менее, у нее есть. Саша знает, что Ангелина будет оставаться с ней до тех пор, пока она будет оплачивать походы в кино и счета в кафе. Они идеально подходят друг другу, потому что у одной есть то, что нужно другой. Папа часто говорит о равновесной цене, о балансе спроса и предложения, и Саша уверена, что они с Линой достигли этого баланса в полной мере. Огорчает лишь то, что есть люди, не заинтересованные в твоем предложении, а значит купить их гораздо сложнее. Однако купить можно все, и в это Саша верит свято. Пусть даже на это уйдут годы, слезы и миллионы. Миллионов у Саши пока нет, но у нее есть годы на то, чтобы их заработать. И у нее накопилось много слез, потому что она никогда не плачет.

Вечером Саша с родителями едет по магазинам. Ее радует мысль, что вся красота за стеклами витрин, становится доступной ей, стоит лишь папе открыть кошелек. Мама хочет новое пальто, и папа везет ее в самый дорогой магазин, в который мамы Сашиных одноклассниц даже не заходят. Потом семейство едет в супермаркет за продуктами, и там Саша начинает верить в силу случая. Мама под руку с папой вышагивает вдоль рядов с дорогой рыбой  и покупает кусок отменной лососины  для кошки, потому что от минтая у персидской красотки понос. Саша крутится возле касс, потому что видит, как тот, кого она хотела увидеть, роется в карманах джинсов, достает помятые купюры и расправляет их в ладони. Саша хочет подойти и спросить, не добавить ли ему денег, так как ей кажется, что ему не хватает. Потом она думает, что это унизительно, причем более унизительно для нее самой, нежели для него, и продолжает смотреть на него так, как смотрела с первого класса — со стороны и с обожанием.

У него очень красивые губы, и порой Саша отказывается верить своим ушам, когда из этих губ извергается пошлая брань в школьных коридорах. И у него красивые руки, и Саше скорее всего приснилось то, как они, эти руки, причиняют боль другим людям.

Саша думает, что случай, должно быть, не просто так столкнул их возле кассы супермаркета, и у нее есть считанные минуты, прежде, чем подойдут родители. Саша делает глубокий вдох и направляется туда, куда уже давно стремится ее душа. Он поднимает на нее глаза, но не улыбается, как она ожидала, а смотрит слегка озабочено.

- О, Сашка, - говорит он.- Дай десятку, в школе верну. Не хочу сотню разменивать.

Саша радуется возможности быть чем-то полезной, достает кошелек и протягивает купюру в пятьдесят рублей.

- Не возвращай, - говорит она и думает, что, наверное, нужно сказать что-то еще.

- Ты задание по химии сделал?

- Неа. Я на нее не пойду. Я вообще завтра в школу не пойду. Если что, скажи, что я заболел.

Саша кивает и видит, как он покупает пачку тонких женских сигарет, которых он никогда в жизни не курил. А мамы у Ильи нет.




6.

Вика ждет в машине, и как только дверца открывается, убавляет громкость музыки. Вике двадцать два, в этом году она заканчивает университет, ее мама работник какой-то социальной службы, папа военнослужащий, и она говорит, что все люди хотят одного и того же, хотя и добиваются этого разными способами.

Илья приносит ей сигареты и она треплет его по макушке, взъерошивая короткие волосы цвета подтаявшего шоколада. Она считает, что этот мальчик очень забавный, но слишком противоречивый, и поэтому далеко не пойдет. У Вики своя машина, недорогая и подержанная, но все же своя, и иногда девушка разрешает Илье порулить где-нибудь на пустыре. У Вики своя квартира, однокомнатная, доставшаяся ей от покойного деда, и иногда она позволяет Илье остаться на ночь. Он нравится ей, несмотря на то, что совсем неопытный, не такой, как ее прежние парни, но он быстро учится и посвящает ей красивые стихи. Вика часто говорит, что не хочет, чтобы кто-то из ее друзей знал, что она встречается со школьником, даже с таким красивым, и говорит она это только для того, чтобы посмотреть, как прелестно Илья обижается и хмурит брови. Еще она говорит, что хочет видеть рядом с собой мужчину, поэтому Илья должен поскорее вырасти из мальчика, повзрослеть и научиться совершать поступки. Он никогда не рассказывает ей о своих поступках, потому что уверен: школьные драки ее не заинтересуют, а узнав о делах на районе, она обвинит его в разжигании межнациональной вражды. Ему плевать на межнациональную вражду, он просто хочет твердо стоять на ногах.

У Вики в квартире красивый ремонт, обои нежно-лимонного цвета, светлая мебель и теплые полы, и после всего этого Илье особенно тяжело возвращаться в свою вечно неубранную дыру. У Вики есть игровая приставка и большой телевизор, и вечерами можно играть в стрелялки или гонки. Вика никогда не готовит и заставляет Илью жарить картошку или варить пельмени. Она говорит, что вид мужчины, занимающегося домашними делами, ее вдохновляет и возбуждает. Вика любит целоваться, но не всегда позволяет большее, только по настроению. Илья любит курить на ее балконе, когда небо будто пропитывается чернилами и воздух становится совсем холодным. Он любит, свернувшись калачиком на диване, смотреть, как она готовится к занятиям. Он любит Викину кошку, но ненавидит, когда она забирается на его подушку и оставляет там свою серую шерсть. Он любит Вику и ненавидит, когда она его унижает, но ему никогда не хватает духу сказать ей об этом.

В Викиной ванной вкусно пахнет стиральным порошком, кондиционером для белья, разными гелями для душа и шампунями. Илье нравится стоять под струями воды и представлять, что это его дом, самый настоящий, где не надо искать место для еды, уроков и сна. У Вики пушистые ароматные полотенца, такие же мягкие, как ее руки, только вот руки эти не так часто его касаются. Не так часто, как ему бы хотелось.

Вика взбалмошна и непредсказуема. Она такая же, как он, только девочка. По крайней мере, Илье так кажется. Она сидит на диване, обложившись книжками, а он - рядом на ковре, смотрит скучное кино. Он гладит ее по острой коленке, которая торчит из-под розового махрового халата, Вика отодвигается и говорит, что ей некогда, и она не хочет, чтобы он ей надоедал. Илья спрашивает, не надоел ли он ей вообще, а она отвечает, что нет, но возможно скоро надоест. И ему хочется встать и уйти, но здесь слишком красиво и уютно, чтобы уходить по собственному желанию.

Вика говорит, что когда она выйдет замуж, то скорее всего будет сдавать эту квартиру, и если Илье она будет нужна, он всегда может воспользоваться. Илья спрашивает, как скоро она собирается замуж, и Вика отвечает, что пока не знает, но когда-нибудь этот день наступит, правда? Илья молча кивает и продолжает смотреть кино.

Вика заканчивает с уроками, откладывает книжки и тянет Илью за воротник рубашки. Он забирается к ней на диван, и они целуются, долго и вкусно, но когда он пытается развязать пояс ее халата, Вика отталкивает его и говорит, что вот теперь он ей надоел, и зря она вообще его сегодня притащила к себе домой. Она хочет спать одна, и ее бесит, когда он ворочается во сне, поэтому ему лучше поехать домой. Увидимся завтра. Или когда-нибудь еще. Никогда-нибудь.

Илья сидит на автобусной остановке и думает, что, наверное, было бы лучше пойти пешком, потому что денег на проезд все равно нет — на последние он купил Вике сигарет. Но уже перевалило за полночь, и если в своем районе он хозяин, то в чужих могут и пристать, и даже нож не поможет. Потом он вспоминает, что одноклассница дала ему полтинник, и кое-что должно было остаться, и он находит сорок рублей, и пусть на такси этого не хватит, но  запоздавшую маршрутку он вполне может себе позволить. Маршруток нет, и Илья просто сидит в темноте, смотрит на проезжающие машины и ковыряет острием ножа деревянную скамейку. Он ничего не пишет и не рисует, просто расковыривает глубокую дыру — мини-модель воронки, оставшейся после взрыва. Он не может понять, почему оказался за бортом, почему ему не место среди лимонных стен, но он знает, что все равно туда вернется, как только его позовут. Ему обидно и больно, но плакать он и не думает. Такие как он никогда не плачут. Что бы ни случилось.

Провонявшие бензином и табаком водители маршруток уже давно пьют водку или занимаются со своими женами грубым водительским сексом. Илья поднимается со скамейки, сует нож в карман и со всей силы бьет ногой в стеклянную стенку автобусной остановки. Стекло охает, трещит и несколько острых неровных треугольников с дребезгом падают на ночной асфальт.




7.

Тучи плывут, будто над самой головой и, кажется, вот-вот обрушатся невиданным прежде ливнем. Сентябрьский золотистый свет меркнет под тяжестью надвигающейся настоящей осени, а листья срываются с черных ветвей и кружат над холодной землей, будто боясь упасть. Арсений сидит на школьной спортивной площадке и наблюдает, как аккуратно и бережно Илья протирает лезвие своего ножа. Он просит разрешения подержать нож в руках, и Илья поднимает голову и смотрит удивленно, будто и не замечал раньше присутствия другого мальчика.

- Только не поранься, - Илья протягивает нож, Арсений осторожно берет его и наклоняет так, чтобы в лезвии бликами отражалось небо.

- Ты когда-нибудь пользовался им?- спрашивает Арсений. - Ну... по прямому назначению.

- Было пару раз, - говорит Илья. - Только тогда был другой нож. Этот совсем новенький.

Арсений хочет заниматься химией и биологией и, может быть, в будущем стать врачом. Но по химии у него тройка, а мама считает, что нужно обходиться без репетиторов, потому что корень всех неудач кроется в лени. Арсений думает, что корень неудач лежит в самом неудачнике, потому что если ты неудачник по жизни, тебе никогда и ни в чем не повезет, и ты никогда не получишь желаемого. Арсений смотрит на нож Ильи и говорит, что в детстве они с друзьями прирезали кошку на терриконе. Арсений никогда не был на терриконах, потому что это слишком далеко от дома, автобусы из города туда не ходят, а велосипеда у Арсения нет. Илья говорит, что убивать домашних животных глупо и жестоко, потому что, несмотря на природные инстинкты, у них не хватает физической силы для сопротивления. Арсений опускает глаза и отдает Илье нож.

- Ты иди, наверное, - говорит Илья. - У тебя уроки. Это я литературу прогуливаю.

- Зачем прогуливаешь? - спрашивает Арсений.

- Мне там вроде как на мозги капают. Новый учитель.

- Понятно. Слушай. А можешь научить меня драться? Ну, просто... Вдруг придется дать сдачи?

- Отвали ты, - отмахивается Илья. - И без тебя проблем полно.

- Ну, пожалуйста, - просит Арсений. - Я сильно доставать не буду. Мне так... для себя.

Вечером на той же площадке собираются парни из техникума, Мишка Пахомов, Илья и сам Арсений. Ребята смеются, когда Арсений неловко машет руками и ногами, пытаясь хоть как-то дотянуться до Ильи, а тот уворачивается, отпрыгивает, как кошка, и нападает быстро и внезапно. Илья серьезен и собран, не дает волю эмоциям, хотя ему, очевидно, тоже смешны нелепые движения младшего товарища. Потом Илья говорит, что уже хватит, усаживается на скамейку, откупоривает две банки пива и одну из них протягивает Арсению.

Арсений возвращается домой позже, чем обычно, и под носом у него запекшаяся кровь. Он говорит маме, что подрался с парнями старше себя, но все закончилось хорошо. А еще он говорит, что больше никогда не будет размазней, смывает кровь и ложится спать. Завтра для него начнется совсем другая жизнь.




8.

Отец приходит с работы и, как обычно, становится свидетелем семейной драмы, кои в этом доме не редкость, а привычная повседневность. Брат с сестрой орут друг на друга, причем она визжит, как ошпаренная, а он надрывается не так давно огрубевшим голосом, извергает отборный мат и двигает мебель. Все стихает, как только в прихожей включается свет.  Маленькая девочка с трясущимися губами и повзрослевший мальчик с бешеным взглядом застывают в коридоре и делают вид, что ничего не произошло.

- На повестке дня два вопроса, - говорит отец, вешая куртку на вбитый в стену гвоздь. - Во-первых, какого черта вы опять скандалите? А во-вторых, что это такое?

В руке отца вздрагивает, будто пытаясь вырваться, зеленая тетрадь, от одного вида которой Илью начитает колотить.

- Первый вопрос мы отложим на потом, - продолжает отец. - И сразу перейдем ко второму.

Илья говорит, что лучше бы Катя ушла в свою комнату, но девочка никогда не упустит возможность посмотреть на очередное унижение старшего брата. Отец проходит в кухню и кладет тетрадь на стол.

- Говорят, ты прогуливаешь уроки литературы, - говорит он, открывает дверцу холодильника и достает сковородку со вчерашними макаронами. - И все бы ничего... Вот только почему-то мне на работу звонит лично твой учитель литературы и сообщает об этом.

Илья молчит и рассматривает узоры на старом линолеуме.

- Но и это ничего, - отец ставит сковороду на плиту и поджигает конфорку. - Только учитель просит обсудить с тобой эту проблему, потому что ты — как он говорит — редкостный талант, каких сейчас и днем с огнем не сыщешь. А потом он говорит, что я просто обязан увидеть твои стихи! И, знаешь, я не поленился и сходил в твою школу в обеденный перерыв.

Катя тянется за тетрадкой, но Илья тут же легонько ударяет ее по руке, все так же не отрывая взгляда от линолеума.

- Пошла вон, - говорит Илья.

- Не бей сестру, - говорит отец.

Макароны шипят на плите, отец выключает конфорку, ставит сковороду на стол и тяжело опускается на табурет.

- Хорошие стишки, - он открывает тетрадь, листает ее и снова закрывает. - Но понимаешь, в чем дело? Время пушкиных и лермонтовых прошло. И я не такого сына себе хотел...

- А какого? - Илья поднимает, наконец, глаза.

Отец говорит, что ничего не имеет против поэзии как таковой, но только не сейчас, не в это жестокое время перемен, когда каждый сам за себя, когда нет времени сидеть под кронами вековых дубов и вздыхать о несовершенстве мира. Он говорит, что о поэзии можно будет думать потом, когда  крепко и уверенно встанешь на ноги, когда твоя семья не будет нуждаться, когда твоя Родина, в конце концов, не будет в тебе нуждаться так остро, как сейчас.

- Ты так рассуждаешь, будто идет война, - произносит Илья, не глядя отцу в глаза.

- А сейчас и идет война! - кричит отец ему в лицо. - Ты что, не видишь? На нас давят со всех сторон! Нас задушили безработицей, налогами, чертовой инфляцией, враньем из телевизора! Не это ли война, мелкий ты идиот! А ты к ней не готов! Смазливый и щуплый, как девка, льешь свои стихотворные сопли, орешь на сестру, потому что она слабее, и плевать тебе на все! Потому что ты не мужик! Не мужик потому что!

Илья чувствует, как кровь приливает к щекам. Он хватает тетрадь со стола, достает из кармана зажигалку, поджигает свою ни в чем не повинную поэзию, бросает пылающие  листки в открытую форточку и несколько секунд смотрит, как пламя его труда и таланта летит вниз, подобно умирающей огненной птице.

- Так лучше?! - кричит он, что есть сил. - Теперь тебе легче?! Война, говоришь? Не мужик, говоришь?!

Илья выбегает в прихожую, срывает с гвоздя свою куртку так резко, что отрывается петелька, сует ноги в кеды, выходит из квартиры и хлопает дверью. Он не заплачет. Он все равно не заплачет.

Он бежит сквозь дворы, будто тень от черной кошки, легко и стремительно, рассекая дождь, который не закончится уже, наверное, до самой зимы. Он ныряет в темные арки, вырывается на свет фонарей и тут же снова скрывается в густом мраке, сливается со стенами старых домов, которые десятилетиями живут своей невозмутимой каменной жизнью. А через полчаса он стоит один под проливным дождем, среди черных коробок-гаражей, слушает лай собак и не отворачивает лицо от невыносимого жара. В его глазах отражается пламя горящего автомобиля, будто это и не автомобиль вовсе, а миллион его тетрадей по литературе, вспыхнувших одновременно. Он знает, что взрыва не будет. Он выбил стекла, открыл двери, забрался внутрь и долго с остервенением резал велюровые кресла ножом, жестоко и сосредоточенно, будто потертые сидения заслужили его возмездия. Потом он воткнул нож в спинку кресла, как в грудь поверженного врага, и поджег салон. Влажные кресла горят вяло, но эффектно, а косые струи дождя скоро ослабят пламя. А если нет, если вдруг армянская тачка рванет, то и черт с ней. Илья уже будет далеко.




9.

Сашина мама смотрит американский фильм про подростков с искалеченными судьбами и говорит, что зло порождает зло, насилие порождает насилие, и только любовь порождает непредсказуемые вещи. Саша листает модный журнал и искоса поглядывает на мать. Папа снова в Брюсселе, и через пару недель они с мамой  получат дорогие и ненужные подарки.

Мама убавляет звук, потому что фильм прервали на рекламу, и говорит, что дети, которым дано все, кроме любви, не менее опасны, чем те, которые лишены абсолютно всего. Нелюбимому и необеспеченному ребенку приходится прилагать усилия, чтобы найти пистолет, в то время как у обеспеченного ребенка он уже есть. Саша думает, что у нее никогда не хватило бы сил взять в руки пистолет, но дело здесь отнюдь не в деньгах, а в страхе перед неизбежной расплатой.

Илья вернул ей пятьдесят рублей, которые она одолжила ему в супермаркете, но когда он вышел из класса на перемене, Саша сунула в карман его рюкзака сотню. Тогда это показалось ей жестом доброй воли и еще одним шагом навстречу своей мечте. Любовь — это когда делаешь человека счастливым. Любовь — это когда человеку хорошо, вне зависимости от того, знает ли он, что причина его счастья — ты.

Саша вспоминает все свои школьные годы и понимает, что они с Ильей ни разу не говорили, как друзья, по душам. Его сердцем управляет что-то другое или кто-то другой, и если первый вариант еще не кажется слишком болезненным, то от второго у Саши холодеет внутри. Все чаще и чаще на последних листах своих тетрадей Саша пишет одну и ту же фразу:

«Когда я вырасту, я куплю себе тебя».

И она не знает, что будет с ним делать, но от одной лишь мысли, что когда-нибудь он будет принадлежать ей, холодеющая душа слегка отогревается.

Ни у кого из нас ничего не получается, думает Саша. Взять ту же Лину, которая меняет парней чаще, чем свои трусики-стринги. Она озлоблена на жизнь за то, что ни один из этих парней ее никогда не любил. Хотя что она может знать о любви, если в детстве ее изнасиловал отчим? Да и это, скорее всего, неправда, и она просто придумала легенду, чтобы оправдать свое поведение. Мол, мне уже нечего терять, я и так на самом дне, я могу позволить себе все, только бы унять несуществующую боль. Или, к примеру, Илья, который хочет писать стихи - Саша украдкой читала его сочинения в прошлом году, взяв его тетрадь из стопки, когда поливала цветы в учительской. Однако Илью что-то будто постоянно раздирает изнутри, и он не может определиться, к чему примкнуть: к тонкому миру искусства или к жестокой кровавой своей реальности. Или подумать хотя бы о самой себе. Саша знает, что у нее больше всех шансов добиться в жизни чего-то стоящего. Но она умеет трезво смотреть на вещи, и отдает себе отчет в том, что ее пропуск во взрослый мир лежит в папином толстом бумажнике, и даже если она захочет независимости, даже если будет чувствовать себя полным ничтожеством, все равно не сможет отказаться от родительской помощи. Точно так же, как никогда не сможет взять в руки пистолет.

Мама снова делает телевизор тише, потому что опять начинается рекламный блок, и говорит:

- Наши дети – это то, что мы делаем из них. Их задатки будут произрастать в той почве, которую мы для них готовим, питаясь теми удобрениями, которые мы им даем. Нет ничего опаснее одаренного ребенка в резко негативной среде.

Саша думает, что ее мать рассуждает слишком нетипично для женщины, которая коллекционирует туфли Gucci.



10.

В рюкзак Арсения кто-то подбросил найденный на улице использованный презерватив, и зловонная мерзкая резинка прилипла к учебнику по химии. Идиотское совпадение, сарказм судьбы и удел неудачника. Арсений не знает, кто именно это сделал, но подозревает всех и каждого, потому что на гадкий поступок по отношению к нему не способен разве что ленивый. Так он думает и аккуратно двумя пальцами отклеивает резинку от обложки учебника, бросает ее на пол под батарею, чтобы никто не заметил, и идет в туалет мыть руки. Там он встречает Илью и Мишку Пахомова и зачем-то рассказывает им про презерватив. Мишка ржет, а вот Илье почему-то невесело. Он не злится и не обещает набить обидчикам морды, а просто попыхивает сигареткой в приоткрытое окно и о чем-то думает. Арсений спрашивает, могут ли они сегодня еще потренироваться, как в прошлый раз, и Илья рассеяно кивает и говорит, чтобы Арсений нашел его после уроков, а там они решат, что делать. Когда Арсений возвращается в класс, на доске красуется надпись «Гондон», и все смотрят на нее и смеются. Даже девочки. Хотя ничего смешного в этой надписи нет.

Арсений хочет заниматься химией и в будущем стать врачом, но лабораторную работу он заваливает, и кто-то с задней парты говорит, что всему виной безопасный секс. Учительница не понимает смысла шутки, а Арсений косится на сморщенный презерватив под батареей.

После шестого урока он находит Илью в холле на первом этаже, и они вместе выходят из школы. Арсений думает, что Илье, наверное, стыдно показываться на людях с таким неудачником, и он высказывает это вслух, а Илья говорит, что ему наплевать. Хотя Илье не наплевать, что о нем думают другие, и Арсений это знает. Они вдвоем бредут через посадку в свой квартал, почти не разговаривают, и Арсению кажется, что Илью мучают какие-то мысли. Арсений подбирает с земли палку и по пути цепляет ею за молодые хвойные саженцы, и палка неритмично отстукивает, а на стволах некоторых саженцев появляются царапины. Что-то извне губит еловую молодежь.

Илья вдруг говорит Арсению, что встречается с девушкой намного старше себя, но умалчивает, что девушка эта вытирает об него свои кукольные ножки, как о грязный коврик перед входной дверью. Арсений считает, что встречаться в девушкой старше себя — это очень круто, и только парни, которые ничего не боятся, могут себе это позволить, а сам он боится слишком многого. Но вслух он об этом не говорит. Илья закуривает сигарету и продолжает рассказывать об этой девушке, о том, что он был у нее первым, а она у него — нет, хотя на самом деле он знает, что это она у него первая, а он у нее не только не первый, но и далеко не последний. Он молчит, потому что ему и подумать об этом больно.

Арсений роняет палку, коей покалечил немало хвойной поросли, а Илья роняет недокуренную сигарету, когда навстречу им неторопливо движется компания темноволосых низкорослых парней. Илья понимает, что происходит и что произойдет дальше, а Арсений — нет. Илья хватает Арсения за запястье, потому что поиск защиты под рукой — это первое проявление инстинкта самосохранения. Хватка такая сильная, что Арсений кривится от боли, но его инстинкт в кои-то веки играет в его пользу, и он выдергивает руку, несколько секунд смотрит на Илью, на то, как паника разливается черными чернилами в глазах, а потом делает глубокий вдох и бежит прочь, что есть сил. Темноволосые парни тоже бегут, но останавливаются, поравнявшись с Ильей, и его, Арсения, никто не собирается преследовать. Он замирает в десятке метров и смотрит, как Илью валят на землю, резко и бескомпромиссно, будто порывистый ветер ломает молоденькую ель. Арсений делает еще вдох и продолжает бег от страшного к безопасному. Арсений не знает про сожженную в приступе ярости машину местных армян, но уверен, что неудачник не должен погибать лишь потому, что родился таким. Каждому — свое. Одним сила и быстрая смерть. Гори, как свеча. Сияй, но будь готов погаснуть, так не вкусив всех прелестей бытия. Другим — долгая и никчемная жизнь, и каждый день — это новый шанс, который все равно будет упущен. Но ведь лучше миллион упущенных шансов, чем использованный, но всего один.

Арсений бежит в жизнь, стараясь не слушать отчаянные хриплые крики и брань на языке, которого не знает, и никогда не узнает, так же, как и химию, потому что он лишний, он за бортом, и ему никогда не повезет.



11.

Саша переминается с ноги на ногу в больничном коридоре, в котором творится настоящее паломничество, и народу действительно так много, что совсем нетрудно затеряться, вжаться в угол и остаться незамеченной. Можно было бы и вовсе сбежать, если бы люди вокруг не были бы ее одноклассниками. Впрочем, наличие одноклассников никогда прежде не мешало ей теряться, как, например, на прошлогодней экскурсии в Эрмитаж, когда она  бродила одна среди шедевров мирового искусства и искала дорогу в кафетерий, и никто даже не вспомнил о ее существовании, пока все не уселись в автобус. Лина на экскурсию не ездила, а значит Сашу некому было искать, кроме классной руководительницы, которая в свою очередь и сама едва не потерялась в бесчисленных залах и коридорах. Без Лины жизнь гораздо сложнее, потому что Саше не на кого опереться и не за кем следовать. Но с Линой жизнь тоже трудна, потому что постоянно приходится мириться с собственной вторичностью. Иногда Саша думает, что все дело только в красоте, и будь у нее такая же копна льняных волос, как у Лины, или такие же изумрудные глаза, ей не нужно было бы прятаться от всех и вся. Будь она так же прекрасна, как Лина, она сейчас не стояла бы, вжавшись в стену, а растолкала бы галдящую толпу и ворвалась в палату, где продолжает борьбу со смертью мальчик, к которому так давно стремится ее душа, но что-то никак не доберется, заблудившись в пути.

Саше достается только взгляд через приоткрытую дверь, когда классная руководительница отступает от кровати на пару шагов, указывает на толпу в коридоре и говорит, что пришел весь класс, потому что все потрясены случившимся. Кроме классной руководительницы в палату никого не пускают, и все остальные сострадательно машут в дверной проем ослепительно-белой палаты. Существо на кровати больше напоминает Саше мумию, которую она видела в Египетском зале Эрмитажа, чем мальчика, к которому стремится ее душа. Он весь в бинтах и каких-то трубках, он ничего не говорит, потому что на его верхнюю губу наложены швы, он только смотрит на лица в коридоре и медленно моргает.

Саша с Линой выходят в больничный двор, заходят за угол, чтобы покурить без посторонних глаз, и Лина говорит:

- Собственно, никто не сомневался, что он когда-нибудь огребет, - говорит Лина.

Саша кивает, хотя на самом деле ей хочется сказать, что неплохо бы проявить сочувствие. Более того, она представляет себе очень многое, но ничего из этого не может высказать вслух. Как это было бы здорово и великодушно - дождаться, пока все уйдут, и вернуться в палату, сесть на край кровати, аккуратно, чтобы не сделать больно, взять его за руку и рассказать о том, как она впервые увидела его почти одиннадцать лет назад, и тогда он был  маленьким, худеньким, самым красивым мальчиком в мире, сидел на первой парте и хлопал длиннющими ресницами. Он никогда не смотрел на Сашу, потому что ее усердно кормили дорогими сладостями, и красивые розовые и желтые кофточки обтягивали не слишком симпатичные складки на ее животе и боках. А потом, когда ему разрешат вставать с постели, они будут вместе ходить вдоль больничных коридоров, и она будет держать его под руку так, как хотела бы держать всю жизнь. И она будет приносить ему сладости, те, которых сама уже давно не ест. А он, наконец, будет смотреть только на нее, потому что смотреть больше будет не на кого, и она не оставит ему иного выбора, кроме как быть ей вечно благодарным и любить ее за то, что только она была рядом все это время и провела его через этот кошмар. А еще позже они вместе выйдут из здания больницы в серый осенний свет, или это будет уже зима, но какая разница, снег будет сыпаться с неба или дождь, все равно ничто не сможет омрачить самый главный день в ее жизни, день, когда она пройдет по улице с самым красивым мальчиком в мире, который, наконец-то, стал принадлежать только ей. Когда я вырасту, я куплю себе тебя. Надо только остаться и подождать, пока все уйдут.

Саша идет с Линой к воротам больницы, потому что у Лины еще куча дел, и вечером свидание, а завтра контрольная работа по алгебре, и обеим девочкам надо готовиться. Саша несколько раз оборачивается и смотрит на большое и унылое здание больницы, но окна палаты Ильи выходят на другую сторону, а сам он прикован к постели, и все равно не увидел бы ее прощального взгляда. Ни у кого из нас ничего не получается.



12.

Илья выходит из больницы только к декабрю, возвращается в школу со шрамами на подбородке, над бровью и на верхней губе. Врачи говорят, что это устранимо при помощи пластической операции, однако отец говорит, что так Илья хоть на мужика похож, и тратить большие деньги на то, что не портит, а, наоборот, украшает, неразумно.  К тому же, денег все равно нет, и если Илье это нужно, пусть он сам заработает. Вика говорит, что раньше Илья был милее, а теперь у него на лице такой ужас, будто он войну прошел, и хотя это несомненно придает ему определенный шарм, все же что-то уже  не так. Вика все усерднее готовится к сессии, машина у нее сломалась, а в ее квартире поселилась подруга из другого города.

- Не этого ли ты хотела? - спрашивает Илья. - Чтобы я был таким, как сейчас?

- Наверное, - говорит Вика и добавляет, что эти его шрамы никак не влияют на их отношения, просто ей пора становиться взрослее и начинать думать о семье.

- А я не могу быть твоей семьей? - спрашивает Илья.

Вика молчит и листает учебник по маркетингу.

Валяясь на больничной кровати он вынашивал сотни идей, ни одна из которых не была гуманной. Теперь он продолжает вынашивать их за школьной партой. Он еще больше звереет от сочувственных взглядов и идиотских фраз о том, что все не так уж плохо, и всем его жутко не хватало. Он сидит на уроках литературы, на первой парте, согнав отличницу Светку Кислицыну на галерку, и взращивает свою ненависть на тех пустырях, на каких когда-то была засеяна, да так и не взошла большая любовь к искусству. Он ни от кого не прячет свое лицо, когда-то смазливое до тошноты, а теперь изуродованное справедливым насилием, потому что оно, это лицо — признак того, что впредь ничего хорошего от него ожидать не надо. Он открыто смотрит в глаза каждому, отвечает на любые вопросы и никому не лжет, хотя про сожженную машину не договаривает. Он проходит по коридору к расписанию и уклоняется в сторону, дабы не задеть плечом Арсения, который прячет от него взгляд и наступает на развязавшийся шнурок кроссовка. Он растит и удобряет то, что вскоре станет местью за несбывшееся, хотя он даже не уверен, что точно определился с виновным, потому что виновен либо он сам, либо все остальные. По вечерам он мастерит нож, но имени ему не дает.

Саша садится рядом с Ильей на физике и говорит, что если ему что-нибудь нужно, он всегда может к ней обратиться, потому что — зачем скрывать — деньги у нее есть, а с их помощью можно многое решить. Илья смотрит на нее совсем без тепла, он вообще ни на кого больше не смотрит с теплом, да и смотрел ли когда-нибудь? Он говорит, что если она может за свои деньги купить много тротила и подорвать к чертям эту школу и весь этот город, она может быть ему полезной. Саша робко намекает, что если он хотел бы избавиться от шрамов, она действительно могла бы помочь, потому что у папы есть знакомые доктора, а Илья говорит, что если ее так воротит от его физиономии, какого черта она вообще сюда села. Саша не знает, как дать ему понять, что ей наплевать на шрамы и все прочее, что все равно в ее жизни нет ничего более прекрасного, чем его полуопущенные ресницы и сдержанная улыбка, адресованная кому-то другому. Когда я вырасту, я куплю себе тебя и заставлю тебя поверить. Я впихну эту веру тебе в глотку, даже если ты будешь брыкаться. Я стану твоим воздухом,  пропитаю собой каждую твою клеточку и вытесню оттуда весь яд. Осталось только вырасти.

Арсений заваливает контрольную работу по химии и думает, что это ему в наказание за проявленное малодушие и бегство от опасности. Он мог бы тогда остаться или позвать на помощь или хотя бы вызвать «скорую», но он этого не сделал и оставил Илью одного. По ночам ему часто снятся картинки, которых он не видел наяву. Илья лежит на тропинке в грязи, среди хвойной поросли, без сознания, в крови, как свежесрезанный кусок мяса, лежит и медленно умирает. Арсений не может больше выносить этих снов, и знает, что если бы он рассказал о них кому-нибудь, возможно, ему стало бы легче. Но он не рассказывает, потому что ему стыдно признаваться в собственной слабости, ничтожности, беспомощности, хотя самому себе он давно уже во всем признался.

Илья слушает лекции по литературе, и разглядывает Коврова, будто анатомический макет, прикидывая, какие мышцы могут быть самыми упругими, а какие окажутся слабее. После уроков он превращается в невидимый призрак самого себя и, набросив на голову капюшон, блуждает по району окольными путями, выбирая место для того, что он уже совсем скоро окончательно взрастит. Он видит, как учитель входит в подъезд, а потом выходит из него с женой и сыном, который гораздо моложе Ильи и еще ничего не знает о жизни. Учитель не видит ученика, потому что Илья надежно укрылся в темной арке, так же, как ненависть надежно укрылась в его темном сердце. Илья выбрал виновного и знает, что во всем виноват он сам, но процесс запустил кто-то извне, и он точно знает, кто именно. Иногда по ночам он стоит в спальне своего отца и представляет, что держит в руке нож, тот самый, у которого нет имени, и руки у него сильны, но воля слаба, поэтому воображаемое никогда не станет реальным.

Саша подрисовывает туалетному ангелу шрамы на лице, а потом стирает, но линии от фломастера уже въелись в краску, и остаются некрасивые разводы, а на руках чернеют пятна-синяки.

Илья в темной куртке и шапке сидит на корточках, смешавшись с серостью мокрой стены старого дома, курит сигарету и терпеливо ждет момента, когда то, чего он боялся и то, что управляет всем его существом, сойдутся в одной точке, подобно двум непараллельным прямым, которые неизбежно пересекаются.

Саша думает, что слишком долго метала бисер перед тем, кто бисера не замечал, а  лишь находился рядом волею судеб, и, дай ему собственную волю, предпочел бы совсем иную компанию. Она не понимает, почему ее так тянет туда, где для таких как она построена кирпичная стена нереальной высоты, через которую, как ни старайся, все равно не перелезешь. Туфли Gucci купить гораздо проще, потому что у туфель нет души, и им безразлично, кто будет ими владеть. Когда у человека есть право выбора, он всегда предпочтет то, что ему не нужно, но то, что легче достать. Людей хлебом не корми, дай только поиздеваться над другими людьми. Нет ничего приятнее, чем видеть, как кто-то, на кого тебе плевать, сходит с ума. Когда она вырастет, она купит себе самого красивого мальчика на свете, со шрамами на лице, волосами цвета подтаявшего шоколада и глазами оттенка стального октябрьского неба. Только она никогда не вырастет.

Илье становится все труднее вспомнить лицо матери, но он не может забыть ее пальцы, которые ловко застегивали верхние пуговицы его рубашки и приглаживали его вечно взъерошенные волосы. Летние каникулы на Черном море, крем от солнечных ожогов, купленный втридорога прямо у входа на пляж, вареные креветки, которые щелкаешь, как семечки, а там, дома их не так-то просто купить, прозрачные резиновые сланцы с мелкими цветочками на подошвах, солнце прямо в глаза, и щуришься, а в этот момент тебя фотографируют старым фотоаппаратом. Мороженое, упаковку которого аккуратно раскрывают мамины пальцы, и есть надо медленно, а то горло заболит, но ешь все равно быстро. Свежий чай по утрам под прогноз погоды по телевизору, и синоптики никогда не угадывают, и ты оставляешь зонтик дома, а возвращаешься промокшим до нитки, и мама стягивает с тебя тяжелые от воды джинсы. Она смотрит на твои руки, говорит, что у тебя опять грязь под ногтями, а сама думает, что когда-нибудь этими руками ты возьмешь чью-то еще ладонь, и вы пойдете вместе по жизни, деля невзгоды и радости, а вместо этого ты берешь спички и поджигаешь чей-то автомобиль.

Арсений находит в маминой аптечке снотворное, выпивает весь флакон, но тут же бежит блевать. Истинный неудачник даже умереть достойно не может. Он сидит с мамой на кухне, считает цветы на обоях, и никак не может начать. А потом говорит, что сделал что-то очень плохое, позорное, то, за что никак не может себя простить. Мама говорит, что если что-то случается, значит, этому суждено было случиться. Арсений вспоминает отца, и говорит, что если бы тот был жив, то научил бы его не бояться, а мама отвечает, что на самом деле она развелась с отцом, потому что тот много лет скрывал от нее свою внебрачную дочь. Он боялся признаться. Арсений говорит, что хотел бы стать врачом, и мама обещает, что завтра же они найдут ему репетитора по химии.

Сашина мама смотрит фильм о подростках и говорит, что родители должны стремиться реализовать в детях свои мечты, которые у них самих не смогли сбыться. Саша хочет отрастить свои пепельные волосы и покрасить их в цвет льна, как у Лины, а еще покупает годовой абонемент в спортзал, потому что красивым людям гораздо проще жить.

Жена учителя литературы Коврова в короткой шубке из кроличьего меха по вечерам водит сына на секцию по вольной борьбе, а ее муж ходит в магазин за продуктами. Илья дожидается, когда две линии, наконец, сходятся в одной точке.



13.

Юркая тень выныривает из-за угла и меткой стрелой с натянутой тетивы попадает точно в цель. Учитель литературы роняет пакет, по мокрому снегу катятся четыре красных яблока,  купленных для сына, и течет липкий яичный белок. Он сводит глаза к переносице, желая убедиться, что блестящий предмет, упирающийся в его подбородок — это действительно лезвие ножа. Потом он поднимает взгляд и видит мальчика, в чьих талантах он никогда не посмел бы усомниться.

- Расскажите мне о своей жене, - говорит Илья и заталкивает учителя обратно в угол, дабы снова скрыть в темноте внезапно исторгнутую оттуда ненависть.

- Что? - Ковров вспоминает, что много читал о проявлении подростковой агрессии, но лицом к лицу столкнулся с ней впервые.

- Расскажите о вашей жене, - повторяет Илья.

- Расскажу, - произносит Ковров. Он знает, что нельзя поддаваться панике, хотя и очень хочется. Нельзя вверять ребенку власть, к которой он еще не готов. Нельзя признавать его силу, потому что сила в уме и зрелости, а не в оружии и неконтролируемой злости. - Только убери нож.

- Не уберу, - говорит Илья и сильнее давит лезвием на мягкую и податливую плоть. - Рассказывайте. Все.

- Зачем тебе это? - спрашивает учитель. Вопросы задавать нужно. Ребенок не должен ощущать, что в его руках все нити, и он может дергать за какую пожелает. Ребенок с ножом — это все равно ребенок, правила те же, только игра опаснее.

- Она любит секс? Грубый или романтичный? - глаза Ильи сверкают, будто в зрачках ежесекундно происходит короткое замыкание.

- Объясни, зачем тебе это нужно, - настаивает учитель, хотя острие ножа уже прорвало тонкую кожу на его подбородке, и становится страшнее, и педагогические статьи все как одна выветриваются из памяти.

- Я хочу знать о вас все, так же как вы знаете все обо мне. Вывернуть вас наизнанку, как вы вывернули меня. Чтобы ваша жизнь попала в чьи-нибудь руки так же, как моя тетрадь попала в руки моего отца. Мне это нужно! Я так решил!

Ребенок-монстр на долю секунды перестает быть монстром, ныряет с головой в эмоции, и учитель, который с детства мечтал быть спортсменом и тренировать детскую команду, но которому бесконечно внушали, что он слишком умен, чтобы работать мышцами, хватает ученика за напряженное запястье, заламывает его руку за спину и держит до тех пор, пока пальцы не ослабнут, и нож глухо не ударится о грязный снег. Исполненный ненависти ребенок все равно остается ребенком, и здоровый зрелый мужчина превозмогает подростковый напор, прижимает мальчика к стене, к которой сам только что был припечатан, и терпеливо ждет, пока молодой агрессор успокоится и смирится с поражением. Ждать приходится долго, но результат неизбежен.

- Ты не должен портить себе жизнь, - говорит Ковров, оставаясь педагогом, хотя руки его, вместо классного журнала, сжимают худые плечи ученика, не рассчитавшего собственные силы. - Ты не способен на убийство. Не все решается насилием.

- Меня учили другому, - отвечает Илья, понимая, что вырваться все равно не удастся, да и нужно ли это теперь, когда позор полностью взял верх над недобрыми намерениями. - Нельзя поддаваться слабостям. Нельзя прощать обид. Нельзя поворачиваться спиной к проблемам и делать вид, что их не существует.

- Тебя учили правильно, - говорит Ковров и разжимает хватку. Илья сползает вниз по стене и садится на корточки. На свой нож, который валяется в метре от него, он даже не смотрит.

- Я учу тому же своего сына, - продолжает литератор и садится рядом с Ильей. - Я хочу, чтобы он умел противостоять несправедливости и жестокости. Чтобы никогда не опускал руки.

Илья достает из кармана пачку сигарет и закуривает, глядя в небо, по которому плывут тяжелые, рваные ночные зимние тучи.

- Однако жизнь — это не только борьба, - Ковров смотрит на ученика и ждет ответного взгляда, но так и не дожидается. - Тебе все время будет казаться, что ты на шаг, а то и на два позади того, о чем мечтаешь. Что ты не способен дотянуться до желаемого, как ни старайся. Но в этом и интерес, Илья. Ты всегда будешь смотреть вперед. Не взрослей быстрее, чем этого хочет природа. Наслаждайся моментом, пока он не упущен. Не сравнивай себя ни с кем. Наверняка есть люди, которые тебя любят просто потому что ты есть.

- Бред, - говорит Илья и опускает голову.

- Отнюдь, - возражает учитель. - Родители слишком часто бывают неправы, слишком много неразумных поступков совершают. Но делают они все это, как правило, из слепой любви. Я не говорю о тех, кто бросает своих детей, а о тех, кто пытается слепить из детей идеал, недосягаемый для них самих. Чрезмерная любовь способна навредить, но это все равно любовь.

Илья подбирает с земли красное яблоко, вытирает его рукавом своей куртки и надкусывает. Когда мама была жива, у них был сад в пригороде, и он часто подбирал упавшие яблоки, вытирал их чем попало и ел. Мама говорила, что грязные фрукты есть вредно, но сама иногда делала так же.

- Мы никому не скажем о том, что сегодня здесь произошло, - говорит Ковров. - Я знаю, ты такого больше не сделаешь, и не хочу ломать тебе жизнь.

Илья хрустит яблоком и смотрит в небо.

- Я хочу заниматься литературой, - тихо произносит он. - Серьезно, хочу. Я тоже хочу, чтобы у меня был выбор.

Учитель улыбается и едва не признается, что сам он никогда не питал к литературе особого интереса, а филологией стал заниматься по настоянию своей матери, но он молчит, дабы не сломать на корню крошечный росток, который только что пробился сквозь почти засохшую почву.

Илье очень хочется расплакаться, потому что он никогда не думал, что сможет зайти так далеко, но он проглатывает слезы вместе с куском красного яблока. Ведь такие, как он никогда не плачут. Что бы ни случилось.



14.

Саша проводит три часа в самом дорогом салоне красоты, выходит на улицу яркой блондинкой, но это все равно не совсем то, чего она хочет. В следующий раз она точнее объяснит мастеру, о каком именно оттенке она мечтает. Папа привозит ей из Брюсселя потрясающее платье к выпускному балу, но ошибается с размером, и Саше едва удается застегнуть молнию на спине. Однако до конца года она обязательно сбросит вес, будет самой красивой девочкой на балу и пригласит на танец того, кого так сильно хочет купить себе, когда вырастет.

Арсений ходит на занятия к репетитору по химии. Щелочи и кислоты даются ему с трудом, но он знает, что в запасе у него еще почти два года, а за это время даже молоденькие хвойные саженцы становятся похожими на настоящие деревья. Он собирается с мыслями, и когда-нибудь обязательно скажет Илье, что очень сожалеет о случае, который до сих пор не дает ему покоя. Но клеймить себя неудачником навеки он больше не хочет и мало-помалу учится давать отпор тем, кто пишет о нем пошлости на доске.

Илья пишет сочинения в стихах и пока не дает отцу их читать, но знает, что после окончания школы обязательно поступит на литфак, и с этим отец уже ничего поделать не сможет, потому что это его — Ильи — личный выбор, которого он вполне достоин. В начале весны он встречается с армянскими парнями у тех гаражей, где когда-то сжег их машину, и говорит, что нужно поделить район на две части и больше не трогать друг друга, но предупреждает, что если армяне будут нарушать правила, они лишатся еще одного автомобиля.

Викина мама, социальный работник в сером брючном костюме и очках, читает в школе лекцию о проблемах современных подростков, на которой присутствуют родители учеников. Она говорит, что сама выступает от лица родителей, потому как прошла нелегкий путь воспитания дочери, которая, к слову, заканчивает университет, стажируется в отделе маркетинга довольно крупной фирмы и готовится к скорой свадьбе с успешным бизнесменом, поэтому можно считать, что с ролью матери женщина справилась успешно. Викина мама не знает, сколько сердец разбила ее идеальная дочь, да если бы и знала, это ничего бы не изменило. Каждый ребенок волен строить свою жизнь так, как считает нужным. Разумеется, с родительской поддержкой и любовью, ибо любовь — это когда делаешь человека счастливым, когда хочешь, чтобы ему было хорошо, чего бы это ни стоило. Викина мама говорит, что семья и школа — две важнейшие составляющие, необходимые для гармоничного роста любого ребенка. Она приводит множество цитат из педагогических трудов, иллюстрируя их примерами из своей практики, а также упоминает неутешительные официальные данные, согласно которым в период с 1999 по 2007 год насилие в среде подростков существенно возросло. Родители в зале качают головами и вздыхают. Дети смотрят в экраны своих мобильных телефонов, шлют друг другу смс и думают о том, что уж их-то подростковое насилие наверняка никогда не коснется. Викина мама собирает свои бумаги в стопку, снимает очки, убирает их в футляр, и говорит:

- Путь ребенка от игрушки до ножа слишком короткий, но есть вероятность, что вы успеете схватить свое дитя в прыжке. Главное - вовремя очнуться и подпрыгнуть.

Родители выходят из актового зала, тихо переговариваясь друг с другом. Они достаточно внимательны к собственным детям и очень надеются, что им никогда не придется подпрыгивать и выхватывать нож из рук своих любимцев. А потом они разбиваются по небольшим группам и начинают обсуждать предстоящий выпускной бал.


Рецензии
"... куплю себе тебя..." (с)

Проблема взросления и поиска своего места в мире - одна из сложнейших тем не только педагогики и психологии как наук, но и литературы о подростках как таковой. Многие авторы идут по простому пути, накручивая в неумелые тексты сопли и кровь/любовь, и лишь единицы решаются дать проблеме философское осмысление, используя художественный текст в качестве проводника для серьезных и весьма глубоких идей.

Поэт-хулиган - совершенно реальный образ, здесь нет ничего "накрученного", ведь практически у каждого из нас есть второе дно (уж я-то точно знаю). Детский врач может оказаться отпетым извращенцем, школьный учитель - пошляком и алкоголиком, а водитель маршрутки, устав от вони салона и неуместной нецензурной брани, вполне может прийти домой, открыть томик Бродского и закусить перед сном одним из творений Линча или Феллини. Идиотизм нашего социума как раз в том, что многие привыкли верить во Всеобщую Штамповку, когда черное - это черное, и никак иначе. И в их двухмерном мире хулиган не может быть поэтом...

Как человек, выросший в спальном районе, но при этом в достаточно обеспеченной семье, я буквально впитал в себя заложенный в рассказ смысл, пронес через свое сердце каждый его импульс. Здесь был бы лишним конкретно минорный финал - убийство учителя, массовая потасовка с кавказцами etc. Думающий человек поймет, что оконцовка текста до жути страшна - "Они достаточно внимательны к собственным детям и очень надеются, что им никогда не придется подпрыгивать и выхватывать нож из рук своих любимцев. А потом они разбиваются по небольшим группам и начинают обсуждать предстоящий выпускной бал". Можно избавиться от одного человека, или группы людей, но вырвать с корнем образ жизни и мыслей - едва ли выполнимая задача (в скорой перспективе). Лишь смена парадигм и поколений способна трансформировать ментальные установки. И это очень долго. Десятилетия. Может, века. Реформы, революции и поиск нового стиля мышления. Но сейчас... Семьи порождают новых монстров. И неважно, нож ли у них в руки, или равнодушие, въевшееся в мозговую корку. Циники, трусы, мнимые герои пафосных историй. Они растут и крепнут. А их родители верят в небеса и думают о выпускных...

И среди всех этих людишек ярким бриллиантом, но лишь внутри себя, будет сверкать талантливейший поэт-одиночка, которому просто не повезло. Жизнь сдала ему в руки дерьмовые карты, да и сама она, эта жизнь, играет крапленой колодой.

Я в полном восторге. Ни больше ни меньше.

Твой Рэй.

Рэй Джокер   30.03.2017 10:47     Заявить о нарушении
А я в полном восторге от твоей трактовки, и от того, что ты вынес одну из ключевых фраз. Все так, здесь я взяла тот возраст, когда закладка ценностей уже произошла, и сейчас ребята стоят на пороге взрослой жизни. И они готовы в нее впархнуть, но их душат стереотипами: мужик должен быть мужиком, за деньги можно все, красота открывает двери, от опасности надо бежать. Стереотипы как щеколда на двери, за которой твоя истинная сущность и мечта.

Спасибо, что понял все до конца!

Миланна Винтхальтер   30.03.2017 10:56   Заявить о нарушении
На это произведение написано 14 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.