Цирк на самом краешке света

История, с которой все началось.
Ах, как хорошо было стоять цирку на самом краешке света. Цирку, построенному Львиной труппой. Сверху цирк казался половинкой большого красного яблока и даже с боков он был похож на сочное, наливное яблочко в зелено-желтых подпалинах. Купол цирка торчал черенком из самой серединки шатра, и только если присмотреться совсем-совсем хорошо, а лучше потрогать ладошкой, можно было различить-почувствовать у самого купола небольшую откидную дверку. Такую маленькую, что пролезть в неё могли только Мо и Чу, цирковые подкидыши.
Подкидыши они оттого, что никто не помнил откуда они появились в цирке. Циркачи ведь самые свободные люди на свете. Свободнее даже, чем дядька Океан: им ничего не стоит появиться из ниоткуда в цирке на самом краешке света и жить там припеваючи.
Мо и Чу  еще не решили, кем они хотят быть. Они могли бы стать носатыми клоунами, или обучать хомячков акробатическим номерам, а может могли бы жонглировать утренними улитками в пушистых раковинах. Пока они думали-раздумывали об этом, им никто не мешал сидеть на закругленных занозчивых скамеечках и смотреть на  циркачей.
 
- Ой - ля! - кричал дрессировщик Тигриный Ус, и лев Рум  рыжим плюмом  оказывался по другую сторону огненного кольца.
Когда лев летел было совершенно непонятно: то ли грива Рума разметалась в стороны и сильно походит на огонь, то ли ветер растрепал огненные космы на кольце, а может и солнечное кольцо и грива Рума в момент его прыжка вспыхивали огненным - прежарким шаром.
 Воздушные гимнасты, которые всегда находились под куполом цирка, а оттого были ближе к небу и ветру, и от этого же всегда ходили зябко поеживаясь, спускались вниз и грели бледные ладони об горячую, как печка шевелюру циркового льва. Иногда им казалось, что они прикасаются к самому всамделишному солнцу.
Последним сальто льва Тигриный Ус закончил выступление, гордо посмотрел на трибуны и неожиданно глаза его остекленели от ужаса, нижняя губа под густыми усами легла на подбородок, как на полочку, и задрожала.
 - Посмотрите! - громким шепотом отчаянно сказал дрессировщик.
Настолько отчаянно, что все циркачи выбрались на арену. Карлики-лилипуты с большими носами, старик- чудодей Борода- с- Аршин, танцоры, эквилибристы, великаны, шпагоеды, жонглеры, уточки Кри-кри, слон Ой, Старый Фокусник, и директор цирка - вся Львиная труппа собралась на арене и в ужасе стала смотреть на пустые трибуны.
 Мо и Чу на скамейке-занозе завозились-заелозили, обернулись, осмотрелись, но ничегошеньки не увидели.
 Директор Цирка вышел чуть ближе к трибунам, наклонился, словно желая обнаружить что-то под лавочками, а затем упал на колени и удивленно сказал:
- Этого не может быть...
И все замельтешили- засуетились, повторяя что такого не может быть, потому что быть этого не может и не могло бы вовсе такого случиться. А директор цирка все стоял на коленях  в песочной пыли арены, и шаровары его, сине-желто-оранжевые, (поговаривали, что раньше он был джином, который исполнял желания. Желания он больше не исполнял, но шаровары себе оставил) переливались, как рыбья чешуя  в тоскливо потускневшем свете лампочек-светлячков.
 - Львиная Труппа... Лучшая труппа в мире... Самая лилипутисто-эквилибристская, великанисто-жонглерская... И вдруг пустые трибуны... Никогошеньки, - причитал и причитал директор цирка, и труппа вздыхала и охала вслед за ним.
 Мо и Чу затаились, взялись за руки. Никогда они ещё не видели всю труппу сразу на арене, никогда они ещё не видели директора в праздничных шароварах, стоящего на коленях в пыли.
- Львиная труппа, - сказал директор наконец, и в цирк пришла шепелявая тишина, зашипела по углам и загудела под скамейками, такой погасший голос был у директора цирка, - это наш последний день на самом краешке света. Утром мы покинем цирк и отправимся в бродячие гастроли.
 - Но как же мы можем покинуть цирк?  - спросил шепотом Старый Фокусник.
 - Если мы не уйдем отсюда, нас забудут. Без памяти люди и вовсе перестают существовать. А особенно Львиные труппы, - сказал Человек - в горле-шпага и сразу засунул в рот новенькую, вкусную шпагу, чтобы ненароком не сказать ничего лишнего.
 - Ыррр, - согласно рявкнул горячий Рум.
 - Но цирк действительно не должен остаться в одиночестве, - покачал головой директор цирка и внезапно все лицо его изменилось, разгладилось, крючковатый нос встал точно по ветру, и даже шаровары будто бы сами отряхнулись и засияли еще ярче, - цирк не должен заскучать и поэтому, Старый Фокусник, оставайся здесь. Мо и Чу малы еще, чтобы отправляться в Гастроли, а ты приглядишь за ними. Мы уйдем далеко-далеко и найдем тех, кто будет нам улыбаться и захочет пойти за нами, и тех кому станет теплее от Львиной труппы. Мы найдем новых зрителей и вернемся.
 - Что ж... - сказал Фокусник, и снял свой черный цилиндр. Из него выскочила белка, и вылетела пара грустных ласточек, но он даже не обратил внимания, - я останусь с цирком и буду ждать.
 Мо и Чу по-прежнему не понимали, что же случилось. Грустные ласточки из цилиндра присели к Мо на плечо и шепнули ему на ушку :"Фьють - тирли-ли".
 - Почему бы не остаться и мне? - спросил у себя дрессировщик Тигриный Ус. Его хромая усталая нога не чувствовала в себе силы идти на поиски неизвестных гастролей.
 - Я могу отдыхать в теплом компрессе из соломы и скрипеть вместе с ветром на заре, а больше ты от меня ничего дождешься, Тигриный Ус, - напомнила хромая нога.
 - Да, пожалуй я составлю компанию цирковым малышам и Фокуснику, хотя он и не в меру разговорчив, - решил Тигриный Ус.
 - А - а-х, - может быть вся Львиная Труппа вздохнула вместе, а может к ней присоединился ещё и цирк, но "а-ах" действительно прозвучало и циркачи стали прощаться с каждым любимым уголком в таком прекрасном, похожем на яблочко цирке.
  - О-ох, - Мо дернул за штопанное-перештопанное пончо Чу, - Что же это за Гастроли? Вдруг они большие и страшные? И как это мы останемся здесь одни?
 -  Но директор сказал, что фокусник остается тоже, - ответила Чу.
 - Ты бываешь такой непонятливой, Чу! Мы ведь тоже могли бы искать Гастроли, и это было бы целое приключение. Может быть, мы даже нашли бы Гастроли лучше, чем великаны и Человек - в горле - шпага. Или нашли бы их первыми.
 - Мо, посмотри, на арене совсем никого не осталось,  - перебила Чу.
И действительно, круглая арена опустела. От недавнего столпотворения на ней, бисерные тумбы для льва Рума и тигров, кольца и чудесные лакированные столики, покрылись толстым слоем песка, будто пылью, и только пролетавший мимо Сквозняк раздувал песок в разные стороны, и ерошил бахрому на скатертях.

А утром Мо разбудил Чу.
 - Чу, мы же совсем забыли! Уже почти утро! Надо немедленно сходить и посчитать звезды! Вдруг их стало больше!
Чу прикоснулась кулачками к глазам, чтобы те поскорее проснулись и полезла по канатам вслед за Мо, к откидной дверке, которая вела на крышу цирка.
На крыше пахло росой и хвоей. Небо туманилось.
 - Туман - сахарная вата. Только невкусная, - сказала Чу.
 - Смотри, они уходят! Они уходят! - не услышал её Мо.
Чу долго не могла различить ничего в тумане, а потом увидела, что Львиная Труппа, нагруженная чемоданами, барсетками, саквояжами и тележками, уходит все дальше и дальше от Цирка на самом краешке света.
В эту ночь они так и не нашли на небе ни одной звезды.

Днем Мо беспокойно спал, бледный, как чага на деревьях, лоб его покрывали потные капельки. Чу долго сидела перед ним на коленях, так что на них остались длинные отпечатки от соломы. Она не знала, как  помочь Мо не спать так тяжело, проснуться, улыбнуться и поэтому решила посоветоваться с Фокусником.
Фокусник стоял посреди арены, растопырив в стороны руки, будто бы сейчас, когда раздадутся аплодисменты, он поклониться, гордо тряхнет седой головой, небрежно придерживая шляпу. Но он вовсе никому не кланялся, в его больших руках то и дело появлялись бумажные журавлики и, не успев долететь вниз, сгорали быстрыми, нетерпеливыми кометами.
Сквозняк - сквознячище подобрал одного журавлика и полетел с ним в зубах по беспечным дорогам, дорогим ему дебрям, относя журавлика Львиной труппе.   

 - Старый Фокусник, что ты делаешь? - спросила его Чу.
 - Пускаю бумажных журавликов. Это единственное, что я могу сейчас сделать, - отвечал Фокусник.
 - Это не похоже на журавликов, - сказала Чу, - они же падают в песок. Песок любят страусы.
 - Нет. Это журавлики, - возразил Фокусник, - они не падают в песок, они об него разбиваются и превращаются в пепел.
 - Тогда это птицы - светелки. В Львиной труппе была парочка таких. Они превращались в пепел, но через минуту снова оперялись и искрились, - вспомнила упрямая Чу. Ей никак не хотелось верить, что птицы Фокусника - это журавлики. Настоящих журавликов она никогда не видела и не захотела бы увидев понять, что те разбиваются об песок. К тому же настоящие журавлики никак не могут быть склеены из бумаги.
 - Птицы - светелки сгорев, появляются снова. А мои журавли становятся песком, - печально ответил Фокусник и посмотрел вниз. Один бумажный журавлик вышел слишком большим и оттого горел долго и длинно - змейкой. Фокуснику под козырьком шляпы казалось, что он видит Львиную труппу, которая в неизвестных землях идет уставшая по подожженному закатом песку и вспоминает о родном цирке.
 - Фокусник, давай отнесем Мо одного журавлика. Он сегодня сам на себя не похож, - Чу подергала старика за сюртук.
 - Что же с ним случилось?
 - У него внутри хлюпает. Хлюп - хлюп! Будто кто-то в носу у Мо ходит по ужасно вредному болоту, - ответила Чу.
 - Это всего лишь насморк, - ничуть не удивился Фокусник.
 - Как это - Насморк? - причмокнула удивленная Чу, и сразу представила, как Насморк - обязательно круглый и в зеленой тине - ряске сидит у Мо внутри и хлюпает, чтобы всем было страшно.
 - Все от тумана. Зеленые Насморки очень любят заводиться в тумане, - объяснил Фокусник, - надо дать Мо капли столетника и все сразу пройдет.
Столетник выращивали уточки Кри-Кри, в своей уютной норке за кулисами цирка и Чу подумала, что они не будут обижаться, если она возьмет одно щупальце столетника в их отсутствие. Она забралась в узенькую утиную норку и отщипнула самую маленькую веточку.
Потом Чу подошла к Мо и прислушалась. Он дремал, но дыхание его было тяжелым, и Насморк не забывал подхлюпывать. Чу подкралась поближе к Мо, чтобы не спугнуть Насморк и выдавила сок Столетника прямо в его маленькие ноздри. В каждую - по капельке.
- А-а-пть-хи! - Мо помотал головой в разные стороны и проснулся. Ему сразу же стало легче.
 - А-апть-хи!  - И так еще много - много раз. Наверно на насморочьем языке это означало "Не хочу уходить! Мне и здесь тепло и мокро! Брысь!".
"Теперь Мо точно выздоровеет!" - подумала Чу.
 - Спасибо тебе, Чу! - поблагодарил Мо, но она его не услышала. Она смотрела, как болотистый, бесформенный Насморк, чавкая и разбрызгиваясь, идет к двери цирка. Она совсем не хотела показаться невежливой, и, проводив Зеленый Насморк, прикрыла за ним дверь. 

Просто история
Сегодня Мо не пошел считать звезды и Чу было грустно. Она боялась, что скользкий, зеленый Насморк опять накинется на Мо, и тот совсем перестанет смеяться.
 Чу вылезла на крышу шатра, и попробовала считать звезды сама. Но одной считать было неинтересно, и она постоянно сбивалась. Тогда Чу спустилась на насест к Фокуснику, и попросила у него что-нибудь.
Фокусник долго копался на антресолях, кряхтел, кидался музыкальными шкатулками, губными гармошками и шумелками (он был большой меломан).
 - Что-нибудь было где-то здесь. Где же это что-нибудь? – приговаривал Фокусник и цокал.
 - Я нашел что-нибудь!
Чу получше унасестилась и приготовилась разглядывать что-нибудь.
Фокусник вытащил самое простое-распростое ведерко. Ржавая ручка, горшочек-шапочка. Ничего необыкновенного.
 - Это не что-нибудь. Это ведерко, - обиженно сказала она Фокуснику.
  - Это непростое ведерко. Оно серое и скучное. А еще жадное. И затягивает к себе все яркое и прекрасное, чтобы не было так скучно.
 - Ой, жадное ведерко – это то, что мне нужно! – обрадовалась Чу, поцеловала фокусника в щечку и, звеня ведерком, полезла по лесенке вверх.
Жадное ведерко увидело звезды и  причмокнуло.
- Чпок! – и первая звездочка оказалась на дне серого ведерка.
 - Чвак-шфяк, - свалилась вторая сверху.
- Чвурк, - упала еще одна.
А Чу держала ведерко в приподнятых руках и представляла, как удивиться Мо. Скоро на всей большой темноте не осталось ни одной звездочки.
Чу прижала к себе жадное ведерко и пошла к Мо.
 - Смотри, я собрала для тебя все звезды с неба!
 - А-ах, - воскликнул Мо. Лучились и ласкались звезды- светики в большом – большом алюминиевом ведерке.
 -  Мо, все звезды, которым ты давал имена, зная, что они никогда не спустятся к тебе, в этом ведерке.
Мо дотронулся до самой верхней звезды рукой.
 - П-ш-ш, - зашипела звезда. 
 - Холодная, - поежился Мо.
Даже самые темные уголки комнаты перестали быть невидимками.
 Мо и Чу присели на корточки вокруг ведерка со звездами. 
 - Ты узнаешь эту звезду, Мо? Ты говорил, что она похожа на доброго карлика. Помнишь, он прищуривал глаза и махал нам рукой-лучиком. Он наш друг. И совсем рядом, только руку протяни.
 - Чу, пойдем считать звезды? – прошепотал Мо.
 - Что же мы будем считать, Мо? Я ведь собрала все звезды, которые были над цирком.
 - Не может быть! – испугался Мо.
Он вскочил, затопотал босыми пятками по полу и побежал к стройной, вертлявой лесенке под куполом цирка. Чу, волоча за собой ведерко со звездами, догоняла его. Мо поднимался и чувствовал, как холодные, злые, мерзкие комарики-слезки щипают его щеки.
 - Как же так? Что же это теперь? - жевал он слова, -  Нечего будет считать?
Он залез под самый купол, вышел на крышу цирка. И ни увидел ничего. Не увидел красно-желто-зеленой ткани шатра под ногами, не различил в темноте смурные деревья старого леса. Из дырочки в куполе высунулась виноватая мордочка Чу, освещенная ведерочными звездами.
 - Чу, теперь люди не смогут загадывать желания. А звезды не смогут падать. И мы не увидим, как Белый карлик машет нам рукой. Чу, мне не хватает звезд. Давай отпустим их?
И Чу стала брать звездочки из жадного ведерка по одной и приклеивать к небу.
Помахал ручкой Белый Карлик, и надменная принцесса распушила веер, распластались блестящие неваляшки с сонными улыбками.
По каждой звездочке Мо проводил язычком – чтобы приклеились лучше. Они больше не казались ему холодными. И даже если шипели, то приятнее. 
  - Ты сердишься, Мо? Я просто думала, что тебе понравиться, если звезды станут ближе. 
Чу аккуратно, чтобы ненароком не испугаться злого и обиженного Мо, подняла глаза.  Но Мо вовсе не сердился. Он улыбался и смотрел высоко-высоко.
 - Чу, теперь мы опять можем считать звезды.



История, с которой начинаются приключения.
- Скрип — скрап — уууу, - урчало, звенело, и выло в цирке. Петли дверей  были давно не смазаны, клетки покрылись ржавчиной. Со стороны могло показаться, что это очень вкусная шоколадная корка, но на самом деле ржавчина вовсе не вкусная, она вяжет рот, как волчья ягода и сводит щеки. Когда Старый Фокусник закрывал глаза, ему виделось, что ничего не изменилось. И на расшитой бирюзой и стеклярусом тумбе сидит косматый лев Рум, рычит — ревет, готовиться к своему коронному прыжку.
- Алле — оп! — сальто рыжего солнца. Аплодисменты.
Старому Фокуснику мерещились и его дни славы на арене. Он мог вырастить дерево прямо из своей шляпы. Оно тут же покрывалось вкуснейшими конфетами с рахат-лукумом. Фокусник мог сотворить любое волшебство, потому что зрители смотрели на него и ждали чуда. А чудо, как известно, бывает, только если его кто-нибудь ждет. Сейчас старый Фокусник забыл все заклинания.
Ушли в поисках Гастролей эквилибристы, жонглеры, китайские танцоры, тигры и джульбарсы, экзотические утки Кри- Кри, которые умели печь оладушки и читать стихи, тоже покинули цирк.
- Старый Фокусник, а почему мы не можем уйти бродяжничать?— спрашивал его иногда малыш Мо.
- Кто-то должен охранять цирк. Иначе на него накинется плесень, он скукожится, и нам некуда будет возвращаться.
- А разве обязательно возвращаться?
- Дом должен быть даже у человека, который свободен. Даже у чудодеев, которые одним взмахом руки могут построить себе пристанище в любом месте. Все возвращаются на место, которое считается домом. Таков закон.
- А если я ещё не знаю своего дома? — допытывался Мо, - Вдруг мой дом вовсе не здесь? И я не могу туда вернуться, потому что не могу покинуть цирк?
Но Фокусник молчал, а иногда доставал из кармана черных, когда-то концертных, штанов с косыми стрелками, губную гармошку и начинал играть печальную мелодию. Несмазанные двери клеток подпевали ему. У губной гармошки целых двадцать язычков, значит, двадцать горлышек, и петь вместе с Фокусником гармошка могла очень долго.
Когда Фокуснику и гармошке надоедало быть друг с другом, Фокусник звал дрессировщика Тигриный Ус и рассказывал ему про Большую Белую Птицу, на которой Львиная Труппа когда-то прилетела на Цирковое место.
- Большая Белая Птица сначала обиделась на Цирк, который построили люди и чудодеи. Теперь они не летали на ней, не пили в её животе теплый чай и не ели сахарных кроликов. Они обустраивали цирк, обучали животных разным акробатическим штукам и ходили по нитке под самым куполом цирка. Однажды Белая Механическая Птица улетела. Она долго скиталась облаком по небу, скользила ребром по рекам, но нигде не могла найти своего дома. Белая Птица сама была домом тех людей, что летали на ней когда-то. И Белая Птица вернулась в дождь, в четверг. Забралась в ангар и больше никогда не разговаривала с людьми, не жаловалась и не скучала. Казалось, что она перестала быть живой.
Старый Фокусник вздыхал, А Тигриный Ус закручивал свой единственный белый ус и шумно сопел.
Если эти разговоры слышала Чу, она всегда спрашивала, можно ли теперь улететь на Белой Механической Птице.
Мо тоже слушал, долго думал (наверно, он был самым задумчивым циркачом на свете), и придумал. В тот вечер, когда его осенило, он долго-долго шептал шепотки на ушко Чу.
А утром, с солнцем, Мо и Чу пробрались в ангар. Там было светло и пахло древесным пирогом, если конечно из древесины можно испечь пирог. Белая Механическая Птица распласталась на соломе.


- Это же дирижабль. Самый настоящий, как на старых

афишах,- обрадовался Мо.
Мо был умным. Он читал не только старые афиши, но ещё и разные интересные инструкции, которые иногда попадались на антресолях Фокусника, в Цирке.
- А мы сможем на нем летать? — засомневалась Чу, но Мо уже не слышал её. Он залез дирижаблю под брюхо, а потом ещё глубже и не вылазил оттуда целый час, так что Чу совсем уже было заскучала.
Дирижабль проснуться просто так не мог. Моторчики в его лопастях вредничали и отказывались работать. Да и сам дирижабль надо было бы всенепременно наполнить гелием. Чудо — гелий легче воздуха и с ним побег обязательно бы удался.
Мо трогал мягкими пальцами моторчик, и ему казалось, что от его тепла дирижабль начинает просыпаться, надуваться от важности и сладко потягиваться.
- Мо, смотри, смотри! — услышал он вдруг Чу, - Дирижабль поднимается над землей!
Мо и сам чувствовал, что мудрый дирижабль начинает парить над соломенной подстилкой ангара. Они с Чу едва-едва успели залезть в узенький люк в пузе дирижабля.
Белый и огромный, как яйцо динозавра, дирижабль стал медленно вылезать из ангара. Несколько раз он дружелюбно ткнул стену носом и каждое его неровное движение сопровождалось повизгиваниями Мо и Чу: они переваливались в большом и теплом спросонья животе Белой механической птицы.
Если бы они не кричали так громко, то может быть их побег на дирижабле— который - похож — на — будущего — динозаврика — в скорлупке, и удался бы. Но несвойственный в последнее время цирку смех, разбудил старого Фокусника и дрессировщика Тигриный Ус. Они подскочили, отфыркиваясь от соломы с насеста, которая очень любила спать вместе с ними, и цеплялась к одежде, и к усам, посмотрели друг на друга и прислушались.
 - Тигриный Ус, - шепотом спросил Фокусник, - уж не кажется ли тебе, что наша молодежь решила удрать вслед за бродячей Труппой?
- Да, Фокусник, так оно и есть. Но ты сам рассказал им про Белую механическую птицу. Может пусть молодежь летит?
- Летит... А потом вернется бродячая труппа и оторвет тебе Тигриный Ус, этот самый ус, который на самом деле не тигриный, - ворчал Фокусник, нервно разглаживая стрелки на пыльных штанах.
Тигриный Ус пожал плечами и, прихрамывая, пошел к ангару. Старый Фокусник шел вслед за ним.
 
Мо мечтал облететь всю землю, найти бродячую труппу, так внезапно покинувшую цирк, в поисках неизвестных Гастролей, и искать Гастроли вместе с ними. А Чу всегда думала и хотела то же, что и Мо.
Дирижабль был настолько белый, даже внутри, что Чу хотелось его лизнуть, как птичье молоко, и она все приглядывала место побелее и поаппетитнее.
Тем временем, Фокусник и Тигриный Ус дошли до ангара и смотрели, как дирижабль поднимается к небу.
- Быстрее! Быстрее! — закричал Фокусник, а более ловкий дрессировщик Тигриный Ус схватился за канат, который якорем был привязан к хвосту дирижабля и быстренько привязал этот канат к железной балке у двери ангара.
- Чу, иди сюда, к окошку, - позвал Мо, - там есть облака. Они похожи на птичье молоко еще больше, чем дирижабль.
Они все стояли и стояли у окошка, иногда перебегали от одного окошка к другому (благо, их было в дирижабле очень много), а внизу по-прежнему стоял разноцветный цирк. Облака обгоняли дирижабль, и Мо казалось, что они вместе с дирижаблем тоже движутся. Очень ровно, плавно и быстро.
- Неужели весь мир — это цирк? — первым не выдержал Мо, - и сколько бы мы не летели ничего не измениться?
- Не может быть! Может это уже другой цирк и совсем другие Смурные деревья?
Малышам было невдомек, что старый Фокусник и дрессировщик Тигровый Ус повисли на привязанном дирижабле, и не дают ему лететь навстречу далеким и неведомым Гастролям.
- Э-ге-ге! Молодежь! — послышался крик снизу.
- Ой, - сказала Чу, - наверное, это большая белая механическая птица решила с нами поговорить.
- Здравствуй, Белая птица! Как ты поживаешь? — осведомился вежливый Мо.
- Эге-гей! — отвечала птица.
- Мо, а тебе не кажется, что наша птица разговаривает совсем как старый Фокусник?
 И тут люк в белошаром животе дирижабля затрясся от стука.
Чу открыла его, и вместе с ветром, который поддувал брюхо дирижабля, в люке показались две седые, косматые головы.
 - Старый Фокусник, - удивленно прошептал Мо.
 - Дрессировщик Тигриный Ус, - разочаровано сказала Чу.
Тут цирковые подкидыши поняли, что дирижабль вовсе никуда  не летел и не разговаривал с ними. Просто Фокусник и дрессировщик держали его снизу, как таксу на веревочке, и не давали вырваться.
В этот самый момент, когда Мо уже успел попрощаться с неведомыми Гастролями и даже, кажется, разглядел их ускользающий контур в проскакивающих облаках, и рассмотрел, как Гастроли тоже машут ему на прощание, грустно качая головой, в этот самый момент дверь ангара не выдержала огромного, пузатого дирижабля - гандольера, Фокусника-меломана, дрессировщика Тигриный Ус, Мо и Чу. Дверь ангара в самом низу скрипнула облегченно и выпустила дирижабль. Он, обрадованный, плюхнулся на сквозняки неуклюжим, бумажным самолетиком.
Фокусник и дрессировщик, которых ветер тут же начал щипать за голые лодыжки, влезли в живот белой птицы и захлопнули люк.
Они смотрели друг на друга и хмурились, совсем как кора Смурных деревьев.
- Летим, - мечтательно протянул Мо.
- Бродячая Труппа, ушедшая в поисках Гастролей, мы идем к тебе! — Чу закружилась на одной ножке от счастья.
А множество глазастых окошек дирижабля постепенно забывали, как выглядит разноцветный Цирк, и купол его пропал уже из поля зрения, и яркие красные канаты, на которые был натянут цирковой шатер. Окошки Белой птицы даже шире раскрылись от удивления. И циркачи, сидя на полу, смотрели в глаза дирижабля и счастливились. Теперь-то они знали, что земля — это не один круглый и разноцветный цирк. Это и желтое, как нос клоуна поле, и краешек русалочьего моря, который виднелся за бутылочно-золотой россыпью песка, и дубовые великаны в зеленых шапках, и даже небо, которое теперь казалось им теплой, синей акварелью, следуя за которой по капелькам облаков, можно было бы найти не только Бродячую Львиную Труппу, но и сотню новых Цирков, где не будет так шоколадно – ржаво и скрипуче как в Цирке на самом краешке света.