Сказка-роман. ч. 8. раздел возвращение чудотворной

РАЗДЕЛ 4.  ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧУДОТВОРНОЙ

    Выбравшись из берлоги на свет божий, посовещались мы с Шатуном, и пришли к выводу, что не следует нам пока что вмешиваться в естественный ход мировой истории, которая как-нибудь и без нас справится. Да и прямой санкции Бога у нас не было на какие-то конкретные действия: так, туманные намеки, иносказания, одним словом. Оставалось только сидеть и ждать, что же дальше будет. Но дальше было все то же, что и раньше, а то и еще хуже. А чужбина, что ни говорите, все же не дом родной, а так, черт знает что. Стало нам скучно и грустно, так грустно, что медведь волком завыл, а я нервно закурил и стал думать.
   Думал-думал, но “так ничего”, - как говорил М.Е. Салтыков–Щедрин, - “скотина, и не выдумал”. Лезли в голову дурацкие мысли о том, что неплохо было бы перекусить, что Волга впадает в Каспий, и все в том же духе. Тут Гризли, словно подслушав мои мысли, пробасил:
- Пойду-ка за гуманитарной помощью, Парамоша, а то что-то живот после спячки подвело!
И улетел по направлению  к Кабулу. Ожидая его возвращения, я присел на черную глыбу и закурил. Внезапно раздался свист, и рядом со мной что-то звучно шлепнулось в пыль.
- Обстрел? – Почему-то подумалось мне.
- Какой я тебе обстрел? – Раздался незнакомый голос. – Протри очки, Парамоша! Не узнаешь?
Я внимательно вгляделся в смутные очертания запыленного предмета неопределенных размеров, формы и цвета. И, хотя в жизни не видел прежде Чудотворную,  вдруг непроизвольно понял: вот она, родимая! Наконец-то! А мы-то, дураки, ее по музеям да выставочным залам разыскивали…
- Ты надолго в наши края? – Спросил я нежданную гостью, как бы, между прочим. – Какие планы, не нужна ли какая-нибудь помощь, или консультация?
- Нет, - последовал ответ, - спасибо, ни в чьих советах пока не нуждаюсь… а что касается помощи, то это, как раз, моя прерогатива. Только кому попало не помогаю, и вам в том числе, между прочим.
- Так какого же черта… виноват, зачем ты здесь?
- Это ты у Бога спроси, - грубовато ответила Чудотворная, - ему, знаешь ли, виднее, кого, куда и зачем отправлять в командировку. Даже на сколько – не известно. Есть тут, где выспаться с дороги?
- Берлогу видишь? В тридцати метрах отсюда. Да вот же, под корнями чинары!
    Чудотворная молча юркнула в наши зимние апартаменты и там затихла, как выяснилось – надолго. Прилетел Шатун, нагруженный мешками муки, сахара, консервов и все того же злополучного поп корна. Я выразительно посмотрел на него. Гризли смутился, пробормотал что-то о временных трудностях, и попросил прощения.
- Извини, Парамоша, совсем забыл…
    Как известно, медвежья память  сродни одноименной болезни. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: животные руководствуются инстинктами, и происшедшие с ними события  запоминают только под рубриками: “опасность”, “еда” и так далее. Урок ремонта нью-йоркской канализации не пошел впрок глупому животному, тем более, что ремонтировал-то в основном я, а он только ключи подавал. Где уж ему было вспомнить, что все началось тогда именно с этой дурацкой кукурузы! Чтобы загладить вину, медведь вновь поднялся на крыло и полетел в туманную даль исправлять ошибку.
  Время тянулось медленно. Я рассеянно вскрыл полдюжины банок рыбных и мясных американских консервов, и, морщась от отвращения, приступил к легкому завтраку. Империалистическая пища застревала в горле и провоцировала чувство гордости за отечественную продукцию.
- Мерзавцы, - морщился я, - таким только собак кормить! То ли дело – наш мясоперерабатывающий комбинат имени товарища Микояна…  а что это мы едим?
Напрягшись и вспомнив давно забытые английские слова, стал я изучать этикетки. И – как в воду глядел! – среди незнакомых слов увидел примечание:
Only for dogs.  Вот так позавтракал, нечего сказать! И этим они кормят гордых пуштунов и воинственных белуджей, не говоря уже об узбеках, таджиках и хазарейцах?  И еще после этого обижаются, когда им на голову падают “Боинги”?
Еще раз пожелав кичливым янки подавиться поп корном,  я  в расстроенных чувствах отправился в берлогу, отпихнул храпящую Чудотворную и убыл в царство Морфея. Прилетевший Шатун бесцеремонно растолкал меня и почти насильно стал кормить “сникерсами”.
- Да отстань ты от меня, - вяло отмахивался от  его медвежьих услуг, - не мешай спать! Хотя…
   И, окончательно проснувшись, приступил к вялой дегустации американских кондитерских изделий. Гризли, как животное простое, грубое и невоспитанное, довольствовался сахаром и поп корном, сожрав почти два мешка и того, и другого.
    Насытились, поговорили о том, да о сем, старательно избегая темы: “что делать”. Хотя было ясно, что все равно что-то делать придется, а то, как бы от Бога не нагорело! У него с этим просто…
- Утро вечера мудренее, - решительно сказал я, укладываясь на мягкую соломенную подстилку, - завтра поговорим!
     И отправился бродить во сне по вершинам потухших и действующих вулканов.  На каком-то из них восседал Бог с трубкой в зубах и Кораном в руке, нетерпеливо поглядывая на часы.
    Сколько времени мы дремали – неизвестно. Полагаю, не меньше суток, потому что проснулись вечером, как и улеглись. Чудотворная все еще спала, и мы не стали ее будить: неизвестно, каких чудес и сюрпризов можно было от нее ожидать. А мне почему-то не хотелось новых неприятностей, хотя нам, святым, они как бы положены по штату. Но лучше, все-таки, не напрашиваться!
    Позавтракали, причастились. Гризли слетал за гитарой (и где он ее только добыл в мусульманской, к тому же разоренной войной стране?). Спели мы несколько десятков песен во славу божью, в частности – “Огонь” Булата Окуджавы, “Потянуло, потянуло” Юрия Кукина, и кое-что из репертуара Визбора и Городницкого. Расчувствовавшись, медведь стал клясться мне в вечной дружбе, да так сжал в своих звериных объятиях, что едва ребер не поломал!
- Полегче, приятель! – вскричал я, вырываясь из железных тисков мертвой хищнической хватки, - мы с тобой на брудершафт еще не пили!
- Так в чем же дело, выпьем? – Нимало не смутился этот каннибал,  тем не менее, разжав лапы. – Сейчас все устрою!
  И извлек откуда-то, как мне показалось, из шкуры, бутылку “Бренди”.
- Опять буржуазные напитки, - поморщился я, - нет в тебе патриотической жилки! Хоть бы армянского коньяка добыл бы, что ли…
- Где я тебе добуду эту роскошь, на ночь глядя? – возмутился, было, медведь, но тут же, спохватившись,  поправился:
- Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для крылатого медведя – и три тысячи!
И вновь порхнул под облака.
   Тем временем, проснулась Чудотворная и также изъявила желание чего-нибудь спеть. У нее оказалось неплохое сопрано, хотя на низких нотах она, как мне показалось, фальшивила, а на высоких пускала “петуха”. Тем не менее, спели мы с ней на два голоса “Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой” Юрия Визбора и  “Деревянные города” Александра Городницкого. У гостьи заметно улучшилось настроение, и она вдруг, безо всяких просьб с моей стороны, решила показать пару фокусов… то есть, чудес.
- Смотри внимательно, Парамоша, - наставительно говорила она, - видишь, летит В-52?
Я выглянул из берлоги: действительно, летит.
- Теперь смотри, что с ним сейчас будет, - продолжала Чудотворная, - айн, цвай, драй!
  Без какой-то видимой причины стервятника разнесло на куски.
- Спишут на Бен Ладена, - подумал я, - им не привыкать!
- Вот еще, - продолжала демонстрацию своих возможностей Чудотворная, - смотри-ка!
    В берлоге засветился экран монитора, на котором просматривался какой-то американский крейсер. В следующий миг он исчез во вспышке взрыва, и больше никто его никогда не видел.
  Я пожал плечами: все это умели делать и Дух, и Пришельцы. Подумаешь, чудо! Словно подслушав мои мысли, Чудотворная изрекла:
- Разумеется, в индивидуальном терроре никакого чуда нет. Но моя миссия заключается как раз в том, чтобы под пресс попали  все без исключения мерзавцы и негодяи планеты Земля, а осколки взрывов рикошетом не поранили никого из посторонних. Вот это будет чудо, так чудо!
  Я с уважением посмотрел на бесформенный предмет неопределенного цвета. Давно, честно говоря, хотелось чего-нибудь в этом роде! И Господь, кажется, наконец-то услышал мои (думаю, и не только мои) молитвы.
     Прилетел Шатун, сжимая в лапах ящик армянского коньяка самой высшей марки. Судя по тому, что на нем был белый поварской колпак, я сделал вывод, что хищник ограбил какой-то фешенебельный отель или престижный ресторан.
- Ничего, - подумалось мне, - не обеднеют, окаянные! Будет теперь и на нашей улице праздник…
    К моему огромному удивлению, Чудотворная также не отказалась от угощения. Она крякнула, и коньяк исчез неизвестно куда. Весь ящик, между прочим. Так и не удалось нам с Шатуном выпить на брудершафт! Впрочем, не больно-то и хотелось… но “праздник”, тем не менее, был сорван. Гризли даже расстроился и вышел покурить.
- Незачем было так переживать, - усмехнулась гостья, - я ведь не только уничтожать умею. Что мне, коньяка жалко?
  И тут же сотворила из ничего целых два ящика этого дорогого напитка, но уже французского, “Наполеон”, кажется.
    Спустя полчаса мы клялись друг другу в вечной дружбе, грозились  уничтожить всех, кто только посмеет задеть хоть кого-нибудь из нас, призывая небо в свидетели, и клянясь Богом.
- Ты, Парамоша, замечательный парень, - заплетающимся языком  бормотала Чудотворная (а “парню” - то только что две тысячи лет исполнилось), -  да и ты, батюшка медведюшка, тоже малый хоть куда… хорошие вы ребята, честное слово! Эх, если бы не работа, подались бы мы куда-нибудь втроем, хоть  к Волопасу, хоть на Альтаир… бывали дни веселые! – запела она срывающимся голосом. И мы дружно подхватили, потому что прониклись к ней уважением. Чудотворная была настоящей, тут не приходилось  даже сомневаться, Богом клянусь! А с ней мы горы должны были свернуть, моря осушить и все в том же духе.
   Она вернулась, а это означало только одно: Бог нас не забыл, и нам не следовало забывать о нем.