Встреча на высшем уровне. Часть 1

 На последнем этаже высокого московского здания,на площадке, прилегающей к ввысь уходящей башне, еще недавно располагалось кафе. Теперь здесь было пусто и неприбрано, валялись два-три столика и несколько металлических стульев. К стене была прислонена кверху ногами перевернутая вывеска: Кафе "Встреча на высшем уровне".
   В этот час солнце стояло прямо над самой площадкой. Узенькая полоса тени оставалась только у стены башни. Этим воспользовались двое: установили столик так, чтобы открывался вид на город, сидели и разговаривали. У старшего, лет 50-ти, было хорошее открытое насмешливое лицо, осанкой и скупыми уверенными движениями он напоминал военного человека. Самым заметным в его внешности были черные волосы с сильной, какой-то яркой проседью. Одет он был, как и его собеседник, в легкую светлую куртку с откинутым капюшоном. Его собеседником был молодой, лет 22-х, человек, с мальчишеским, напряженным и замкнутым лицом. Казалось, он старался скрыть волнение: сжимал и разжимал пальцы, разглядывал ладони, приглаживал коротко остриженные волосы, поправлял воротник рубашки.
   - Успокойся,- говорил Старший. - Уже неделю знакомы, а тебя все еще как током дергает. А ведь ты смелый парень, я вижу. Ну да, ты познакомился со мной (он сильно подчеркнул последнее слово,и что-то особенное сверкнуло в его взгляде). Твоя нервозность начинает меня доставать. Повторю еще раз, но это последний раз,- хочешь уйти - вставай и уходи хоть сию минуту. А пока налей нам.
   И достал из сумки, стоявшей у ног, бутылку и два стакана. Молодой человек ответил:
   - Спасибо, что считаете меня смелым. А насчет уйти - об этом не может быть и речи. Я же не совсем дурак.
   Он налил в стаканы прозрачную жидкость, понюхал и, спросив: "Неужели спирт?", быстро выпил. Старший усмехнулся: - Не бойся.
   Младший сказал: - Еще два слова. Помните, в первые дни меня не просто била дрожь, меня колотило - сейчас этого почти нет, правда?
   - Тогда продолжим наш ликбез. Но тебя действительно не пугает, что ты мало-помалу превратишься в адвоката дьявола?
   - Вы же сами заметили: я смелый. И пока мне все нравится.
   - Ну, хорошо, поехали дальше.
   - Что бы я ни спросил,- заговорил Младший, - это будет детский лепет. И все-таки рискну: почему Вы, при Ваших безграничных возможностях влиять на все, почему не вмешаетесь в ход событий? Ведь с такой властью, какая есть у вас, можно что захотите изменить, исправить.
   - Такой вопрос - совсем не детский лепет,- заметил Старший. Он наклонился к сумке, достал и поставил на стол очень маленький ноутбук (Младший поспешно отодвинул стаканы), что-то сделал - и Младший широко раскрыл глаза: у маленького нотбука возник монитор с диагональю больше метра.
Они смотрели, как в большом супермаркете испуганно разбегались люди, включился звук, и послышалось сухое потрескивание пистолетных выстрелов. По широкому проходу неторопливо шел человек, целился и стрелял. Люди падали.
   - Знакомая картинка? - спросил Старший.
   - Да, показывали по телеку.
   - А вот такое.
   Теперь перед ними был двор среди жилых домов. Дворник, парень с азиатскими чертами лица, сметал сухие листья. Внезапно его окружили подростки. Он растерянно замер. Его несколько раз ударили ножами. Он упал.
   - Еще?
   В сквере на скамье сидел старый, далеко за 70, человек с орденом на лацкане пиджака. В руке держал красную гвоздику на длинном стебле - видно, шел с какого-то праздника. Подошли трое молодых людей - старик радостно оживился, вглядываясь в их лица. Один из подошедших наклонился к старику, умело, резко дернул орден, материя затрещала. Парни засмеялись и ушли, унося орден. Старый человек сидел, наклонив голову, закрыв лицо руками. 
   - Хватит?- спросил Старший.
   - Да, не надо больше. Все очень знакомо.
   - Так ты спросил, почему я, с моей силой и властью, вот в такое не вмешиваюсь, да? Я отвечу, но сначала давай немножко перекусим. Ты проголодался?
   - Не знаю, -неуверенно ответил Младший.
   - Ты не стесняйся. У нас с собой великолепная закуска - маслины. Достань, они у тебя в сумке.
   Младший удивленно оглянулся - на спинке стула, действительно, висела сумка, о которой он то ли забыл, то ли не знал. Стараясь сдерживать дрожь,- а она давала-таки себя знать - он нахмурился, решительным движением расстегнул молнию, вынул и поставил на стол глубокую пластмассовую коробку, полную черных, жирно блестевших маслин. (Ноутбука на столе уже не было). После чего, так же нахмурившись, наполнил оба стакана (отметил: уровень спирта в бутылке оставался прежним) и заслужил одобрительную усмешку Старшего. Спирт пошел легко, маслины были прекрасными.
    - О том,что мы видели. Если сам Господь Бог допускает подобное, то - у тебя именно ко мне вопросы? Ты уже знаешь, кто я (его глаза сверкнули,- серые, они часто меняли цвет:  делались темными и сверкали). Повторяю: именно ко мне вопросы? Не к Всевышнему? А ведь допускает то, что мы видели, и подобное - именно он. И тут естественно возникает вопрос: а так ли уж велика власть Бога сегодня? Одобрять преступлений он не может, но почему  же  не вмешивается в ход событий?
   После долгого молчания Младший заговорил:
   - Может, во мне, и вправду, есть смелость. Рискну спросить: разве все зло на Земле управляется, так сказать, не из одного центра? Разве оно не в Вашей власти?
   - В моей власти, юрисдикции, только наказание за каждое злое дело. А вот совершаю зло -не я, зло совершают люди. Как говорят, почувствуй разницу. Это раз. Два - то, что существует такая штука - мироздание. Земля вертится, а не летит в тартарары потому, что в мироздании каждому раз навсегда отведена своя роль, своя колея. Как не вспомнить песню Высоцкого, вот кто до последнего бился за свою колею. - Любишь Высоцкого? (Младший согласно кивнул). Это очень хорошо,- сказал Старший.- Так вот, о мироздании. Ты успел прочитать Шекспира?
   - Ну, "Гамлета" в школе чуть-чуть. Потом смотрел в театре "12-ую ночь" - это ведь его?
Старший страдальчески сморщился, прикрыв глаза. Сказал:
   - Хотел привести прекрасные слова о том, как устроено мироздание, где у каждого свое место и своя роль. Боюсь, ты по-английски еще не понимаешь? И не дождавшись ответа, поднял голову и продекламировал:
            For some must watch, while some must sleep,
            So runs the world away.
Власть над людскими помыслами и деяниями, проще говоря, над мыслями и действиями людей, принадлежит тому, кто людей создал. Почему же он не контролирует своих выросших детей, человечество? Ведь сегодня зло буквально захлестывает мир. А Бог просто наблюдает весь этот кошмар? И не в силах вмешаться? Вот с кого надо спросить! 
   Младший нерешительно проговорил:
   - Вообще-то, сейчас очень многие верят в Бога.
   - А ты веришь?
   - Нет.
   - Верят слепо, тем самым одобряя то, что делается вокруг. Милостивый Бог не должен бы равнодушно наблюдать, как зло захлестывает мир.(Старший говорил громко, резким тоном, лицо и шея покраснели, на лбу обозначились морщины). Сегодня большинство верит по привычке к давно заведенной традиции - молятся, посещают службы - это дает моральную стабильность, некоторое самоуважение. Сама вера износилась, как старая-престарая ткань, вся в прорехах, нитки истерлись, истлели. А если спросить: изменились ли люди внутренне? Ответом будет: изменились, ибо почти каждый сознает: сегодня от Бога мало что зависит, точнее - ничего не зависит. Вот я и объяснил тебе, как смог, - вмешиваться в мировой порядок - это мне не по чину, да и вообще бесполезно. Кстати, ты, небось, думаешь, такое творится только у вас? Если бы! Везде коррупция, проституция и все прочее. Уж поверь мне.
   Опять помолчали. Солнце обходило башню слева, тень на площадке переместилась. Собеседники смотрели на город - крыши, башни высоток, церкви, река, много зелени. Младший наполнил стаканы, и они занялись маслинами (их количество тоже не уменьшалось, как отметил Младший).
   - Если ты в твои годы Шекспира не знаешь,- говорил Старший, - напомни, пожалуйста, где ты учился? Что -то трудно произносимое.
   - В Государственном Гуманитарном... 
Старший опять сморщился, как от зубной боли.
   - В твоем возрасте надо читать и читать. Иначе культурный багаж - ну, ты сам понимаешь.
   Младший потупился.
   - Но ты очень понятлив, и я продолжу ликбез. Кстати, знаешь, что это такое?
   - Ликвидация безграмотности.
   - Страшно выговорить, но Бог давно превратился в дутую фигуру, причем, сам в этом повинен.Начало было блистательным и очень результативным. Как говорится в "Золотом теленке" (Надеюсь, читал?- Младший заулыбался) - "Разве не все сущее создано им?" Все. Потом он решил завести сына и получил его с помощью очень милой земной девушки.
   Старший покрутил головой и засмеялся:
   - Уж как все мы там, наверху, кипели и негодовали, как возмущались! Но, естественно, он - Бог. Захотел - сделал. И ведь мы все напрасно кипели. Этот проект у Бога завершился тоже блистательно. Сын вырос в прекрасного, совершенно оригинального человека, с таким душевным богатством, как ни у кого в мире. Я всегда с интересом за ним наблюдал. И сейчас  ты убедишься, что я слов на ветер не бросаю, - уже весело завершил Старший.- Ты его увидишь.
   - Вы имеете в виду? Его, его, да?
   - Ну, кого же еще? - смеялся Старший.
   Младший смотрел прямо перед собой, стараясь подавить дрожь. Его мальчишеское лицо с тонкими правильными чертами побледнело и заострилось.    
   - А чтобы окончательно победить эту нашу дрожь, я тебя немножко развлеку. Займись-ка своим хвостом, а то он балуется и уже обмотался вокруг ножки стула.
   Младший сильно вздрогнул, глянул вниз и с облегчением рассмеялся: длинный и тонкий, но совсем не противный, хвостик весело шевелил на полу своей кисточкой. Младший  наклонился,
улыбаясь, потрогал кисточку и всецело ушел в игру.
   - Неплохой High-tech, а? - улыбаясь, спросил Старший, но не получил ответа.
Вдруг резко двинулся стул Старшего, Младший вскинул голову и тут же вскочил: перед ними стоял Гость. Старший и Гость молчали, разглядывая друг друга. Одновременно они улыбнулись, сели, заговорили.
   - Спасибо, что пришел,- сказал Старший.
   - Здесь у вас хорошо, - сказал Гость,- такой простор,- и указал на раскинувшийся внизу город. О Младшем Гостю было сказано коротко:
   - Как видишь, он моложе нас с тобой. 
   - И это несомненное преимущество, - улыбнулся Гость, кивая Младшему. 
Перед Гостем появился стакан с темной жидкостью: -"Хванчкара, ты, вроде, ценишь ее?"
   - Спасибо. А вы?
   Теперь во всех стаканах была хванчкара. У Младшего что-то сдавило горло, он не мог сделать глоток. Сидел, держа стакан, не поднимая глаз, ждал, когда спазм пройдет.
   - Я рад, что ты выглядишь много лучше, чем тогда,-говорил Старший,- когда ты нес этот ужасный, тяжеленный крест... Шатался, но нес.
   Гость вскинул голову, как бы что-то припоминая, сделал смешную гримасу,отпил из стакана. Ему было чуть-чуть за 30. Рассматривать его Младший не мог себе позволить, но сразу заметил взгляд: одновременно ласковый и проницательный. И еще показалось: с приходом Гостя что-то изменивось вокруг, словно повеяло свежестью или запахло цветами. "Какие цветы на такой высоте",- упрекнул себя Младший, взглянул на небо и понял причину перемены к лучшему: солнце было скрыто легкой облачностью. Он приготовился слушать, о чем они будут говорить, а пока приказал хвосту убраться в карман джинсов и сразу услышал, как, свернувшись клубком, хвостик там уютно укладывается.
  - Однажды я видел тебя в Англии, в замке Бельвуар. Ты стоял на эспланаде перед замком, там эти старинные маленькие пушечки, - так и вспоминается битва при Креси.
  - Я люблю бывать там,- ответил Гость. - Просто стою и любуюсь далями.
 И продекламировал:
                Как будто расстелили глобус,
                Преобразованный в ковер.
   - А ведь я знал этих Рэтлэндов,- говорил Старший,- знал и его, и ее. И убеждал, прямо-таки упрашивал не скрываться под чужим именем, тем более, реального человека. Взяли бы тот же псевдоним - Шекспир, потрясающий копьем. Красиво, звучно. Так нет, им во что бы то ни было хотелось игры, тайны, скрыться под маской. Конечно, надо было их пугнуть, подкрепить свои советы вот этим, - и вдруг он протянул на столе левую руку, не руку, а черную, в блестящей шерсти лапу и постучал по столу длинными загнутыми когтями.
   Младший сдержал выдох и в ужасе закрыл глаза, а когда открыл, увидел: Гость возвращается к столу, похоже, он  смотрел на город у края балюстрады, а Старший, как ни в чем не бывало, поправлял рукав куртки и говорил:
   - Это были редкие, совершенно необычные люди, не хотелось их смущать, пугать...
 И мечтательно произнес:
                Все, что задумывал Всевышний,
                Рисуя идеальный мир,
                Все воплотила эта пара
                Со звучным именем Шекспир.
 
   Младший уже успокоился и слушал, слушал...
   Гость рассказывал:
   - Недавно здесь, в Москве, умер Илья Гилилов - единственный, кто разгадал-таки загадку Рэтлэндов. - Тоже был достойнейший человек.
   - И с ним я общался, - ответил Старший. - Похвалил его книгу, но предсказал: ее адекватно оценят не раньше, чем через 100 или 150 лет. Бедный старик едва понял меня, но, кажется, принял за предсмертную галлюцинацию.
   - Мы так хорошо сидим, - сказал Гость. - И все-таки, зачем мы собрались?
   ...Младший полностью ушел в созерцание Гостя. Не считая приличным смотреть на него все время, только взглядывал и - отводил глаза. У того были волнистые или, во всяком случае, не совсем гладкие темно-русые волосы до плеч, по-модному оставленная 3х-дневная щетина, небольшая бородка.Глаза Гостя тоже иногда скользили по лицу Младшего, и тому всякий раз казалось или чудилось: Гость знает о нем все, вплоть до деталей. Даже то, о чем бывший студент давно забыл: как не любил школу, где его обижали и он обижал, как однажды на уроке свистнул не он, а ему не поверили и наказали, как курил и прогуливал, и врал дома. Вспоминалось и кое-что похуже. И как-то получалось, что, взглядывая на Гостя, он молча признавался ему то в одном, то в другом. На лице Гостя Младший не прочитывал ни тени упрека, и, чувствуя в глазах теплые слезы, только думал, как бы их скрыть...
   А в это время Старший почти кричал:
   - Он не только не согласился выслушать меня! Он изгнал меня! Который так преданно его любил! Так безоглядно шел за ним! Причем, изгнал навсегда, не удалил на время - изгнал навсегда! И за что?!  У меня появились 2-3 мысли, я нес эти мысли ему! Обсудить с ним! И только! И больше ничего! - лицо Старшего пылало, в глазах кипели слезы ярости. - Вот тогда я и поседел!
Он проводил рукой по волосам, и они вставали, следуя за движениями руки, а седина казалась такой яркой, будто сыпала искрами.
   - С тех пор я постепенно делался тем, что я есть теперь, понимаешь? Но Бог посчитал, я еще недостаточно наказан! Появился ты, и с тех пор все светлое и доброе стали связывать с тобой. А все злое и темное - со мной. Ты и я, мы стали двумя разными зарядами - положительным и отрицательным. Я согласен - ты действительно воплощаешь свет и добро, но я, я? Зачем было ввергать меня в бездну зла?
   - Все это ты говоришь, - спокойно и печально ответил Гость. - В России о тебе сожалел
Лермонтов, помнишь чудные стихи начала  поэмы "Демон":
                И лучших дней воспоминанья
                Пред ним теснилися толпой.
   - Сейчас я закончу, - заторопился Старший. - Так вот, когда он превратил нас в символы добра и зла, он предрешил и свою судьбу, обрек себя на самоустранение. Медленное, но неотвратимое. Вот за неделю, что мы проехали от Краснокаменска с его темницами до Москвы, я набирал впечатления о том, как люди верят в бога. Вера в расцвете, но верят слепо, в основном по традиции, из уважения к предкам и так далее. Собственно, веры в Бога нет: знают, что от него сегодня ничего не зависит. Тебе больно слышать это об отце, но вспомни: для меня он был все - и отец, и мать, и родина, и учитель. И мне тоже больно сейчас. Здесь уместно привести сравнение с судьбой английского города Стратфорда. Он еще считается родиной самого великого поэта и драматурга - Шекспира. Но сегодня уже многие признают - уроженец Стратфорда не имеет к наследию Шекспира никакого отношения. Еще лет 100-150 Стратфорд будут посещать, но слава его обречена и постепенно уйдет в прошлое. То же ожидает и Бога. Уже сегодня он опирается только на институт церкви. Верят люди не в слово божие - верят в Бога в  привычной упаковке, изготовляемой церковью.
   - Вижу, ты настоящий бунтарь. И ты не изменишься никогда.
   - Думай, что хочешь, только дослушай. Ты еще со мной согласишься. Разделив между нами добро и зло, Бог совершил ошибку, или важное упущение: забыл, что людей  он, Бог, сотворил не пешками, что у каждого, хоть номинально, есть душа, а, значит, и совесть. Вот! Это главный момент нашей встречи - внимание к совести! Год за годом, так же, как этот Гилилов возился со своим Рэтлэндом и докопался-таки до истины, люди создавали и создали много чего - от простого колеса и до всемирной паутины. А совесть - играла ли она при этом хоть малую роль? Скорее, нет. Совесть - бесценный дар человеку от Бога, превратилась в ненужный придаток, вроде апендикса. Ну, да, иногда воспаляется, тогда его вырезают, а совесть, когда она возникает, заставляют умолкнуть и выкидывают к черту, как меня когда-то. 
   - Что совесть не пригодилась человечеству на всем пути его развития - тут ты неправ, - сказал Гость.- Никогда с этим не соглашусь.
   - И если бы Бог, разделив добро и зло между нами, себе оставил совесть - о! Вот тогда в него и сейчас стоило бы верить!   
   - А, по-твоему, совесть в людском представлении связана не с Богом? С кем же еще? 
   - Да, но посмотри, что творится в мире! Церковь процветает, славит Господа, а мир все глубже погрязает в зле. Какая там совесть! А в руках Бога она могла стать мощным рычагом преобразования мира. Но не стала. А значит, и самого Бога постигнет участь Стратфорда.
   - Ты зациклился на этом Стратфорде. Кстати, я там никогда не был. А ты?
   - И я не был. Зачем? Ведь мы с тобой и без книги Гилилова знаем, кто был Шекспиром. Теперь говори ты. - И Старший быстро наполнил стакан явно не хванчкарой и выпил.
   Гость ответил: - О Боге и о церкви я с тобой говорить не буду. Ты много страдал.
Но признай: изгоняя тебя, Господь не сделал тебя убогим нищим скитальцем. Ты - КнязьТьмы. Твоя всепобеждающая, чисто дьявольская  привлекательность осталась при тебе. К слову сказать, мы, конечно, знали друг друга, но вот так встречаемся впервые. И я вижу - ты прямо-таки светишься обаянием, ты источаешь обаяние, и я понимаю, - это обаяние зла. Ты говорил, зло творят люди. Верно. Но кто их соблазняет, подталкивает, разве не ты? В Москве я успел побывать у моего любимого Пашкова дома напротив Кремля - слава Богу, из него еще не вышибли пинками библиотеку, чтобы открыть ночной клуб. И если это произойдет - это будет сделано по твоей подсказке, скажешь, нет? 
   (Младший заметил, что при этих словах Гостя, Старший весело усмехнулся).
Гость продолжал: - О совести ты сказал много интересного, правильного, и это лишний раз доказывает, как, даже удалив от себя, щедро одарил тебя Господь. Да, в мироздании ничто не изменится. Бог ли, дьявол ли, ты, я - мы навсегда в вечности. И навсегда на моей стороне Бог и церковь, на твоей - империя зла.
   У Старшего снова засверкали глаза:
   - Ты не хочешь говорить со мной о Боге, я - с тобой о церкви! Чтобы так умело, так последовательно превращать людей в послушное стадо! Вообще я давно убедился: с моей колокольни все гораздо лучше видно и понятно, чем с ваших! И я, несправедливо изгнанный из рая и, наконец, обратившийся в синоним зла, я взываю: надо вернуть совести, этому бесценному дару божьему, этому маячку в душе каждого человека, - настоящую роль.
   - Ты просто прелесть, -улыбался Гость. - И куда же ты, Князь Тьмы, денешься, если это произойдет?
   - О! После того, что я пережил, ничего не боюсь во веки веков. Со мной все будет в порядке! Знай: кем бы я ни был окружен, в душе я берег мечту о свободном, не стадном человеке. Каюсь, я проверял людей на прочность, и если встречал такого, в ком была хоть искра совести, - никогда  не вовлекал в злые дела. 
   Гость задумчиво сказал:
   - В век Интернета совесть не более злободневна, чем, скажем, голубиная почта. Удельный вес ее ничтожен. Но совесть дал людям Бог, а это значит, она пребудет с человеком во веки веков.
   - Ну, и к чему же мы пришли? - спросил Старший.
   - Ты хорошо говорил о двух силах первоначального Высшего Замысла. Но спустя столько веков, и ты, и я - мы всего лишь тени, осыпавшиеся фрески на стене древнего храма. Да, мы оба в вечности, в культуре, но вот в реальной жизни приходится уступать дорогу...
   - Нет! Только не смирение! - почти кричал Старший.- Бог? На него надежда только у бессильных стариков. Только мы, две  противоборствующие силы, мы реальны и должны что-то сделать. Вот смотри, на что я готов пойти: пусть совесть громко звучит в том, кто готовится совершить злое дело. Пусть он до конца осознает, на что идет.
   - И от одного этого убийств и изнасилований станет меньше?
   - А от ваших молитв их меньше? Извини, извини, не сдержался, извини. Хоть немного меньше, а со временем - значительно меньше. Неужели ты не поймешь, ведь это серьезный шаг с моей стороны. Сначала хоть такой малостью, но задействовать маячок совести...
   Младший к этому времени очень устал и хотел есть. Он давно упустил нить спора и воспринимал только отдельные слова. В его сознании шла новая, непривычная работа: он серьезно думал о себе. Ему очень нравился Гость, он проникся к нему таким доверием! Со стыдом вспомнил, как не во всем верил даже родителям. А за Гостем - помани он пальцем - пошел бы на край света. Вот бы стать таким же чистым, добрым, спокойным, чтобы самому так же доверяли.
   Но главным героем в душе Младшего уже утвердился Старший. Это был такой класс, класс во всех отношениях! Покоряло все - его уверенное спокойствие, прерывавшееся иногда резкими вспышками, его искрящаяся седина, его умное, насмешливое, совсем не злое, лицо. Быть рядом с ним - о! Младшему мерещилась жизнь, полная кайфа, такая яркая, исключающая все тусклое, безрадостное, что томило его до сих пор. (Хвост мягко двигался в боковом кармане, это успокаивало и поднимало настроение). А родители? - Ну, им можно сказать, что нашел работу за границей, делать подарки... ("Значит, снова будешь врать?" - спросил кто-то Младшего). И каким комфортом веяло от этих мелочей: всегда остающейся полной бутылки, горки маслин... Вот бы папаше подарить такую бутылку - нет, нет, этого нельзя...  Но что-то и тревожило: ведь все эти блага свалятся на него не даром, что же придется отдать? Кажется, у меня ничего и нет, что с меня взять? - успокаивал себя Младший. И вдруг, неожиданно для себя взмолился: "Господи! Хоть бы эти двое договорились!"
   Он слушал сквозь дрему:
   - Ты упиваешься злом, ты его яркий представитель!
   - Но я же сказал: я откажусь от своей притягательной силы, мне самому она в тягость! И пусть люди, черт бы их побрал, сами отвечают за свои злые дела, пусть осознают, что делают, а не валят на меня...
   - Слово "совесть" должно употребляться в официальном языке, обязательно в правосудии...
   И Младший повторял про себя: "Хорошо бы они договорились".
 
   Вечерело. На ясном, ни облачка, небе была видна светлая половинка луны. Солнце садилось и обливало золотом окна далеких многоэтажек, хорошо видных с пустой теперь площадки высокого здания, где недавно еще располагалось кафе "Встреча на высшем уровне".