Империя

Драмка в 4-х картинках.

Конец 70-х, ХХ век.
Рагуев – рядовой, потом сержант, 21 год.
Львов – лейтенант, 23 года.
Зина – добрая девушка.
Удручевич – замполит артдивизиона.
Кучма, Тейлис – сержанты.


КАРТИНКА 1-я. Рядовой Рагуев и лейтенант Львов. Периодически наливая, ведут неспешную беседу в ожидании общей знакомой у неё дома.

- Ну, вы сами понимаете, товарищ лейтенант, бурабашки в лесу не растут. Но лес для их изготовления необходим. Хороший лес. Липа.
- Слышал я про ваши промыслы, Рагуев.
- Промыслы – не промыслы… халтура, у нас говорят… хотя… халтуру каждый сам ищет. Да ещё, чтоб начальство не знало. А бурабашки – дело государственное. Уполномоченный в деревне неотлучно приживался… сыр в масле… и девки… в морду-то ему не дашь. Поначалу… первым… тёмную пару раз делали. А потом Касьяныча прислали. Хитрый, его не уловишь. Хоть и в годах, а девки и бабы… но только по слухам, свечку никто не держал. Мужик здоровый, а жил один. Весь учёт на нём. И пересортица. По копеечке, по копеечке… курочка по зёрнышку…
- А бурабашки всё-таки… я вот читал… правда, барабашки… это в доме, как что-то потустороннее поселяется. С ним можно стуками разговаривать.
- Ну да, и это тоже. Они, бурабашки, когда сушатся в доме, или там, на гумне, или в сарае на верёвке покачиваются, постукивают. А то бывало плотники, не сойдутся с хозяином, у нас прижимистые, знаешь, какие бывают… Так они, хоть дом и ладный справят, а бурабашку-другую в какую-нибудь отдушину пристроят, дык она… ночью и шебуршит, и стукат – боязно…
- Тебя, Рагуев, послушать – у вас там колхоз барабашковый.
- Бурабашковый. Почему бурабашковый? Овощеводческий. И скотина тоже. А бурабашки – дело государственное. Колхозная собственность – она не то, что государственная… она… колхозная, добровольная.
- Так уж и добровольная.
- Ну. Это при Никите-чудотворце паспортов не было. А теперь все с пропиской и едь, куда хошь. А кто не едет – добровольно на ферму или там, в поле.
- А ты куда?
- Куда, куда. Механизатор. Хоть в поле, хоть на ферму. От армии отсрочка. Я два года просился. Послужить охота, пока молодой.
- А барабашки?
- Бурабашки. Бурабашки  – дело добровольное.
- Ты ж говорил, колхоз – дело добровольное.
- Колхоз, чтобы остаться, в город не уехать, да – добровольное. А остался, куда денешься: работа только в колхозе. А бурабашки – дело государственное, но добровольное. Никто не неволит. Хошь, делай, хошь на рыбалку иди. Но там поймашь – не поймашь… дома тока пилить будут. А бурабашки вот они. Налущил – копеечка за штуку. Пролачил - три за десяток. Покрасил – ещё три. Связал, отнёс – копеечка. На круг и выходит 17 копеек за десяток сдавать. Это, как у вас в городе бутылку ноль-семь сдать. Дык, её ещё купи… да выпей, да пробку вынми… у нас агроном был наловчивши по этому делу, галстуком пробки вытягивал. Образованный. По пятачку брал.
- За что?
- А чтоб пробку вытянуть. С пробками не берут же. У нас, как за стеклотарой автолавка приезжает – к нему очередь.
- Не слишком ли – по пятачку?
- Да… пьём-то потом вместях. А он и литры не держал. А закусь завсегда оставалась.
- А вот я всё-таки в толк не возьму – что это, барабашки? Куда их потом?
- Бурабашки. Как куда? Дело, говорю же, государственное. Уточнять нам не советовали. В смысле, подписку давали о неразглашении. Если кто спросят, мол, хватат ли на жисть, мол, приработок ли есть… чё да куда… так и отвечать, народные, мол, промыслы выручают…
- Как? Ты ж мне целый час толкуешь – дело государственное, дело государственное…
- Так то вам, товарищ лейтенант. Вы ж с Зинкой… почти родня. Или ты с ней что?! Ща…
- Ну, ты завёлся! Да с Зинкой я, с Зинкой! При чём тут Зинка? Убери лапы-то! Блин! Не один чёрт, кто спросит, что ли?
- Ты мне… вы, товарищ лейтенант… Это политическая близорукость, товарищ лейтенант. А ещё офицер! У нас один был на курорте. В Сочах тоже. Разболтался. Его спросили. Он и расскажи. Да ещё для примера выстругал.
- И что?
- И то. Отпуска не догулял. Знаете, где Макар телят не пас?
- Примерно.
- Ну вот. И дитям его теперь позор. Дочку в институт не взяли, хотя и отличница.
- Да… Ну и что? Три копейки да ещё три… механизатору-то, поди, поболе платят?
- Не скажи-и. Особенно, если на семью взять. Лес, липу-кругляк в лесничестве выдают, по учёту…
- Так вы ж в лесу. Пошёл, нарубил.
- Не-е. Какое у вас сознание, товарищ лейтенант… Самому рубить - на попённой плате разоришься. Пошёл, нарубил… Тут, брат… дело-то государственное. Стал быть качество давай. И документы, чтоб, значит… как это… социализм – это учёт и контроль, значит… вот… Если, значит, из среднего полена выходит 47 бурабашек – а на то карта раскроя есть – так и положь 47! И чтоб влажность иха была 4 прОцента! А если вышло у тебя 48, значит, влажность не та! И до коры близко. Или до сердцевины.
- ГОСТ…
- Гост! Гост – это на молоко. Сам знаешь, как его разбавляют. А тут дело государственное… Ну, так вот, а ежели у тебя вышло 46, то куды одну задевал? Всё спросют! И, главное, всё ответишь. Раз подписку давал и договор заключил.
- Так и чего ради?!
- Так я и говорю, на семью. Если ты справный мужик, то весь цикл у тебя в дому делается. Сам кругляк получишь, сам напилишь, наколешь, налущишь, пацан из школы прибежал – не хвоста Бобику накручивать, а «давай, батя, я пролачу!». И пролачит. А жонка опосля поверх-то зелёной красочкой… с трёх сторон. Лачить все, а красить только с трёх. Дочка, шмокодявка, не пищит, конфетку, мол,  дай, а только: «дай связать, дай связать». И связывает, как в школе, знаете, счётные палочки. По десять. Десятки - по пять, а их уже, опять же, сам – вязанками утягиват. И - понёс к уполномоченному. За месяц-то знашь, сколь набежит, а? Вот и считай. Так и это не всё ещё. Часть просто деньгами выдают, а часть бонами. А с ими уже в район можно, в военторг. Да не тот, что для всех. Там во дворе есть ещё… ого-го… рассказать - не поверишь.
- И что там, танк можно купить?
- Смеётеся всё. Танк, не танк, а «жигули», троечку я за два года приобрёл. И эта… джинсы.
- Врёшь!
- Я ж говорю, не поверишь. А механизатор что? Ну, тоже кое-что… мы наши колхозные зарплаты и не трогам. На каператив копим.
- Что, в город уедете?
- Да зачем уезжать. Там-то бурабашек нет. Не знаю, что отец хочет. Таких, как он не много. Кто понял. И то не сразу. Есть мужики, втихаря от баб своих халтурят. Эти всё норовят пролачить или покрасить. Помочь тому, кто не успевает, ну, налущил и не успевает. Нарядов нахватал… А их не деньги и интересуют. Совсем по дешёвке работают, зато боны выпрашивают у хозяина. А с бонами – в район. А там в военторге… там в дверях дневальный стоит, не всякого пускают, а за бону-то, почему нет…  главное, пройти, а там уж он купит босоножки, а то и просто трусы бабские иностранные, дык за это его девки в общаге ублажают. Батрак себе на уме. А пацаны по деревне тоже шныряют, кому чего помочь – покрасить, отнести, то-сё... Я сам, ещё отец этим не занялся, у соседа подрабатывал. Всему научился. Сначала Зинка меня научила связывать, дочка евонная. Она на три года старше. Мы с ней дрались, кто больше навязал. Она мои вязанки себе норовила приписать. Я хоть и пацан, но всё ж-таки - три года, чаще мне доставалось. А потом у неё сиськи появились. Я и сам ей своё отдавать начал. А раз даже увеличительным стеклом на каждой понавыжигал Зина, Зина, Зина… Красиво так, ей показал, она смеялась, потом, свяжи, говорит, так, чтоб не видно было, а то Касьяныч заругается, ещё не примет. Слушался её, чтоб ни сказала. Хорошо, сосед лачить разрешил, а то бы без штанов остался. Да я-то и ей навязывать успевал.
- А для мамаши её не пролачивал?
- Не. Она строгая была. И справедливая. Она, а не сам сосед, меня от Зинки подальше перевела. Потом Зинка учиться уехала. В техникум. Касьяныч-то на неё глаз положил. А тут она 8 классов кончила. Как вроде так и надо. Но я знаю, это мамаша её сбагрила по-быстрому. Зинка, конечно, как и все девки. Созрела – лопалось всё на ней. Ну, вы ж и сами видите. Она и тогда почти такой уже была. Касьяныч, слово, что ли, знал - заговор любовный. Говорят, ему ни одна не отказала. Хотя свечку никто не держал. Зинка, выходит, первая соскользнула. Он как это понял, начал на отца ейного давить. И так и эдак. Под растрату и подвёл. Кондратий того и хватил. Зинка на похороны приезжала. Я на поминках наклюкался. Заснул в сарае за штабелем вязанок. Просыпаюсь, а она его, Касьяныча, энтими бурабашками и так, и эдак. А он только – Зиночка, Зиночка… Она уехала, уже насовсем. И Касяьныча вскоре перевели. А растраты, как и не было. И вот, надо же! Служить попал к Зинке под бочок. Земля круглая, как Касьяныч говорил... Толковая баба.
- Да… баба! Деваха ещё, считай. Уже главный ветеринар.
- Вы б женились на ней, товарищ лейтенант.
- Молодой я ещё. Погулять бы пару годков.
 
* * *
 
КАРТИНКА 2. Сержант Рагуев и капитан Удручевич, замполит. Периодически наливая, ведут напряжённую беседу в Ленинской комнате.

- Ты пойми, Рагуев, наша великая Родина Советский Союз – это четверть миллиарда человек, это одна шестая суши…
- Что одна шестая, я заметил, товарищ капитан.
- В смысле, сержант? Опять ты со своими штучками. Вражьих голосов, понимаешь, наслушаются! Одна шестая, но Первая среди… рав… среди всех! Понял!
- А тут и слушать нечего. Сам считаю. Ну, у нас в дивизионе шесть батарей. В каждой по шесть орудий. А на стрельбы мы смогли подготовить только по одному из батареи. Итого – одна батарея, одна шестая дивизиона. А если война? Говорят в той войне одна шестая ото всех и погибла.
- Ты что, сержант… да кто тебя…
- Да вы же все. Вместе с Зинкой. Она же у нас одна – шестая у нас пятерых. Если вас тоже считать, товарищ майор.
- Ну ты, ладно - языком-то… дверь надо прикрыть… Вот так… Чего разболтался, сержант. Думаешь, одно-палчанин, так и всё можно? Дисциплину с ****ством не путай. И вообще – свечку не держал, а она мало ли что болтает. Баба заполошная. Как её только в начальники взяли…
- Стаж партийный с 18 лет. Да и головастая.
- Да уж, не только передком…  Ты мне всё-таки скажи, что мне с тобой делать-то? На кой хрен ты с прапорами разодрался? Как только посмел! Прапорщик – это ж коренник всей армии, знаменосец! Её основа! А через это - основа государства. Империи, как наши предки говорили. Империи! Ты слышишь это слово?! От Чёрного до Белого! От эстов до чукчей! Вся страна пронизана незримыми нитями. Эти нити переплетены, в прочнейшее полотно связаны узелками. Эти узелки – мы, рядовые, генералы, прапорщики. Один развяжется – вся ткань поползёт. Это, как стрелка на чулках… ммм… ты мне брось это… чулки, понимаешь… это, как… завязки на кальсонах: оторвутся – намаешься и по тревоге не оденешься, а время подлёта вражеского самолёта…
- Слыхал – сорок секунд.
- И что – против?
- Против прапорщиков, что - основа? Если вы про Диодова и Паяльского, то нет. Кроме них в дивизионе никто в системе наведения не разберётся.
- Ну, ты это брось… ты за матчастью лучше следи.
- А я и слежу. Я механизатор, мне это привычно. Ещё лейтенант Львов. И сержанты – Борька Кучма и Тейлис из учебки. Вот и опять выходит шестеро на весь дивизион. За неделю на протирку контактов мы тратим шесть литров спирта. Правда, вы ещё с нами – седьмой…
- Подожди, дверь прикрою… разболтался, понимаешь…
- … вы тоже - основа, капитан-инженер человеческих душ.
- Ты откуда нахватался всего этого? ****ишь, как Троцкий!
- Телевизор смотрю, товарищ капитан, книжки читаю, навёрстываю… в деревне-то некогда было.
- Что-то я в телевизоре такого не вижу.
- Так у вас любимая передача «А ну-ка, девушки».
- Врёшь! «Время», футбол…
- Да вы ж не болельщик – по другой  же части.
- Так. Отвечать! Тебя отправили в командировку на секретный завод. Ты там устроил драку с командирами. Отвечать! Как дело было?!
- А чё они самое святое обоссали.
- Чтооо? Знаааамя?
- Какое знамя, товарищ капитан. Бурабашки.
- Что за барабашки… а это то, про что Львов рассказывал? Что-то там ты в своей деревне строгал? Я так ни хрена и не понял. Хоть и посмеялся.
- Бурабашки. Лущил. Вот вы, товарищ капитан, говорите, Империя, там, незримые нити, то-сё… А вы знаете насколько они действительно нити и насколько незримые? Я много думал об этом и понял, что всего не знает никто.
- Ты это брось. Один-то знает всё. Лично.
- То-то и оно, что вряд ли. Всего никто не знает. Всё - оно само. Это Империя. Вы мне только что подсказали. Но хоть оно само, оно через нас и в нас.
- Ты мне зубы-то не заговаривай. Отвечайте по существу, сержант.
- По существу докладываю. Про эти бурабашки я не видел, чтоб кто-то знал. Хоть и Касьяныч. Делают все, а куда, зачем… сколько – не знает никто. Хоть и маркитант, что раз в месяц приезжал. Сказано – сделано, сдано – получено. И вот, как пришлось мне снаряды грузить, я и увидел. Там… в ящике… ящик-то на три снаряда. А чтоб снаряды в ём, в ящике-то не каталися, чтоб, значит, не рвануло к ****ать, там… в ящике, значит, в донышко-то… врезаны по два на снаряд… такие аккуратные брусочки деревянненькие. Три на пять и на тридцать сантИметров. Влажность четыре прОцента, пролачено сплошь, а покрашено в цвет хаки с трёх сторон, 17 копеек десяток сдавать. Но, что с трёх сторон – это я уже догадался. Они же врезаны. Четвёртую сторону не видать. Зачем и красить-то? Мелочь, а в масштабах страны, как вы говорите, Империи… никто и не знает сколько. А зачем, спросите, красить с трёх сторон, если бурабашки-то внутри? А затем, что всё продумано. Ящик-то, он снаружи цвета хаки, а изнутри пролачен, светленький, и тока его откроешь, сразу видать, на месте ли бурабашки. Потому как, ежели не на месте, и не заметил, то, сам понимашь… чуть ухаб и - к ебамать…
- Таааак… ну, хоть заговорил по-человечески, а то наблатыкался, понимаешь… Ну и что? Ты мне про своё хулиганство…
- Как же вы не понимаете, товарищ капитан! Меня такая гордость охватила. Прям воочию в ушах Гимн услышал. Почувствовал себя тем узелком и без ваших объяснений. А они… крысы штабные…
- Ну, причём тут барабашки, блин твою мать!
- Бурабашки. Иду я по секретному заводу, а там – стены… редуты… выложены из наших бурабашек крашеных-пролаченых. Аккуратно, правда, сложены - вязаночки, утяжки, стыковки… колодечками так… красиво даже. Но под открытым небом! Вот тебе и 4 процента. За что, как говорится, боролись? Я спрашивал у тех, у этих… никто толком не знает. Одна старая кладовщица говорит, привозят два раза в год, а что для чего… и никакие, говорит, они не бурабашки, а изделие ПСЯ-3-5-30/37. А мне так возле них… тепло, что ли… остановлюсь, бывало, глажу, пересчитываю по сколько связано, а где и снег из-под нижних выгребу… И раз выгребаю, верёвка-то уже подопрела, даром, что промаслена - в слякоти-то годами… вот самая нижняя десяточка с краю и рассыпалась. Раскатились бурабашки, а на каждой имя выжжено – Зина. Это ж я лет восемь назад… и так обидно стало! Честно скажу, заплакал. И вроде, как говорится, скупая мужская слеза, а слышу – журчит. Я, как очнулся, смотрю, а там эти две штабные крысы поливают со смкехуёчками… прямо на бурабашек… Вспылил… Виноват. Доклад окончен, товарищ капитан.
- Ну, ладно, ладно, успокойся. И правда, слеза… Выпьем давай, зальём… Кххха! Всяк пьёт, да не всяк крякнет. Да… что ни говори, Империя… И ведь продумано всё до мелочей, всё подогнано. Но только одна беда – не всё довезено. Ведь наверняка существует в каком-то закрытом НИИ Средмаша целый отдел, который спроектировал это изделие… пся крев, дробь 37… В другом НИИ разработали технологию изготовления, в третьем додумались, как разместить заказы, как организовать производство, кто-то думает, как распылить эти заказы, чтобы ни один шпион не понял, как, где и, главное во что соединяются все детали… Не мудрено, что где-то происходит сбой – то ли в недопоставке, то ли в перепроизводстве. И это не только у военных. Ножек красивых вон сколько, голова крутится, а красивых шпилек не хватает… А может и этот сбой специально запланирован, а? Чтоб меньше пялились, больше о Родине думали? Да, видимо, ты прав – никто не знает всего.
- Империя, товарищ капитан.
- И есть, сержант, возможность ей послужить и смыть свой позор кровью.
- Не понял.
- Всё просто. Сидеть бы тебе уже в трибунале, приговора в дисбат ожидать, да велено наш дивизион не трогать. Ибо не для стрельб ты батарею готовил, а… Включены мы в состав ограниченного контингента. Завтра и отбываем для исполнения своего интернационального долга.
- Это в Пакистан, что ли?
- Не то ты, сержант, читаешь, не то смотришь. В Народную Республику Афганистан.
- Одной батареей?
- Всем дивизионом.
- Так ведь одна шестая.
- Партия сказала – надо! Есть время строгать барабашки, а есть время открывать ящики.
- Бурабашки.

* *  *

КАРТИНКА 3-я.Скалы. Десятиместная армейская палатка сотрясается ветром. Вперемешку оружие, цинки, шинели. Сержанты Кучма и Тейлис периодически затягиваются через кулак. Сержант Рагуев рядом с раскалённой буржуйкой периодически хохочет.

- Ха-хах…
- Это ж какой кайф!
- Что, так забирает? А меня, как всегда.
- Нет, кайф – без шинели… тепло…
- Это да. Сто лет так не сидели, как дома. Бывало, ветер воет, а ты на печи в исподнем, силки мастеришь…
- Ха-ха-ха…
- Ладно, на связь выйду, что с ним делать… Первый, первый, я восьмой, как слышишь, приём. Понял вас. Старший сержант Кучма на связи. Личный состав в карауле. У нас спокойно, но нужна вертушка. Да нет, не двести. Рагуев заболел. Никак нет, не обкурился, но хуже.
- Ха-ха-ха… бурабашки… ха-ха-ха…
- Никак нет, не обкурились. Это Рагуев, с утра уже. Есть ждать на связи. До связи, первый… ну вот, сказали ждать. Послали за военврачом.
- Костолом что в этом понимает? И что ему скажешь?
- Так и скажу: пошёл за мешком, сброшенным с вертолёта. Пошёл нормальным, вернулся таким вот.
- Ха-хах-ха… империя…
- От радости, может? Двое суток мёрзли, а тут вдруг такой подарок. Главно, по рации кричат – высылаем гвозди, два мешка. Нах, грю, нам два мешка? Печку, говорят, топить. Я сначала матерился, не понял. Опять, блин, за мат в эфире, вздрючат. А гвозди оказались ништяк. Шифровальщики херовы. Хотя, правильно, сказали б дрова, пришлось бы от духов отбиваться. Этим и дом протопить можно. В деревне отец набегается, пока дров добьётся. А тут с неба – на, блин.
- Да, дровишки, как на выставку. У нас пижоны камины такими топят. Из Швеции им спецом привозят.
- Чё? Дрова из Швеции? Охренели совсем?
- Ну. Друг перед другом… да, травка забористая, не то, что крышу сносит, но…
- Слышь, а нах, дрова ещё и красить? И лаком. Не, блин, смотри, сначала лаком, потом покрасили. С трёх сторон. Для маскировки, что ли?
- А-хах-ха-ха империя…
- Я думаю скоро пришлют Наставление по укладке дров крашеных в печи армейской.
- Ха-ха бурабашки ха-ха… империя…

* * *
КАРТИНКА 4-я. Морг. Капитан Удручевич, лейтенант Львов, оба в больничных халатах. С ними Зинка, военный фельдшер, периодически наливают.

- Эх, Зинуля, боевая ты наша подруга, выпьем напоследок! Я наловчился уже культяпкой-то.
- Ко всему привыкнешь, летёха. Да и со мной не напоследок, думаю.
- Да уж, земля круглая, давай, как всегда - за любовь! Хоть мне это уже и не грозит…
- Я вам всегда буду этим грозить, мальчики. Как же я вас люблю!
- Любишь, а уходишь. Вернее, выходишь.
- Судьба! За судьбу!
- Да… первый мужчина всё-таки.
- За мужчин!
- И за каких мужчин! Нам с ним не тягаться. Зам по тылу дивизии, метит в генералы.
- Вряд ли - академии не кончал, да и годы… скоро на пенсию.
- Ну, или в отставку генералом выйдет. Будешь ты, Зинуля, генеральшей.
- А ты его и в постели Касьянычем зовёшь?
- Не, не поверите – бурабашкой.
- Да… это он, конечно, здорово придумал. Пустыня… Многих от замерзания спас. Да и просто от простуды… А чё, правда, добру пропадать. Кто виноват, что когда-то производство начали, а остановить забыли.
- Кто-то виноват.
- А может, так и надо. Чтоб никто не догадался. Не нам судить.
- Эх, мальчики, всё бы вам лишнего не судить. Вот из-за этого вы и члены порастеряли.
- У меня-то цел, правда, мацать нечем.
- Ладно, тебе я и так дам, а вот Рагуева жалко.
- Я ж и говорю, не надо лишнего судить. Пойдём, сходим к нему.
- Пойдём… А может, ему сейчас лучше всех? Смеётся, не плачет же.
- Вчера серьёзный был. Узнал. Только ты, говорит, Зинка мне помочь можешь. Попросил стамеску зачем-то.
- А меня – лак.
- А меня – краску.
- Зачем, ему всё это? Ну, сейчас и спросим. Пришли уже. Рагуев где, не подскажешь, сестрица?
- Да вон его к забору откатили. Нравится ему там.
- Сержантик мой милый, дай же я тебя поцелую. Только слюнки вытру. Не смеёшься уже. Молодец, на поправку пошёл. Вот тебе, что просил.
- А вы?
- Вот.
- Получите, распишитесь. И что?
- Что-что. И я времени не терял. Вот от забора штакетину отломал. Хороший забор. Липа. Ща налущу, потом пролачу. Просушу. Покрашу.
- И на кой это тебе?
- Империя сгорела. Будем восстанавливать.

                З А Н А В Е С
                2.12.09, СПб.