Необычный

 В начале 80-х на центральных улицах Москвы можно было дёшево и вкусно поесть, перекусить или нажраться от пуза. Голодный человек запросто мог забежать, заскочить или даже залететь в одну из тысячи пельменных, блинных, пирожковых, столовых, ресторанов и кафе. Жизнь в этих «съедобных» заведениях кипела и кружилась. В них работали люди «пищевых» профессий: повара, официанты, раздатчики, разносчики, бухгалтера, уборщицы, и, конечно же, заведующие.
     Сева Необычный ничем не отличался от этой широкомастной публики. Он кое-как окончил пищевое училище и потом, работая поваром в столовой, «дотянул» до финиша «заушный» институт такого же направления. Соответственно и должность он получил соответствующую корочкам «вышака жратвы» - заведующего пельменной «Вегетарианец». Да, конечно, кадровикам нравилась его необычная фамилия НЕОБЫЧНЫЙ. Она хорошо вписывалась в анкеты, заявления, вызывая добродушную, сердечную улыбку у девушек-кадристок.
Подчинённые Необычного (пельмяши), тоже «тащились» над его фамилией, указывая её в заявлениях на работу, отпуск, отгул, прогул, загул и, конечно же, свадьбы-крестины-именины.
     Размеренный темп этой обычной жизни в начале 90-х, как известно, нарушила необычная приватизация, поставив всю страну с ног на голову. Пельменную «Вегетарианец» эта странная государственная кампания тоже не обошла стороной. Утром, когда Сева ещё нежился в своей белоснежной  постельке, прижимаясь своим венчиком к тёплой попке тестомеса Дарьи, позвонила его бух!-галтер по кличке Цифирька и сообщила ему, что Сева Необычный уже не обычный заведующий обычной московской забегаловки, а Северьян Лазаревич – акционер, тобишь, хозяин.
     Вот так, уважаемый Ханс-Крыстиан Андрсн, это вам не в бирюльки играть. Попали бы вы сразу в палату № 6, узнав о таком чуде. Все ваши сказки – полнейшая чушь по сравнению с чудом, которое произошло за одну ночь с сотней тысячей государственных заведений страны.
     - Сева, ты – акционер!
Надо сказать, что для Необычного само это слово звучало как-то необычно. Он весь сжался перед неизвестностью. Венчик его сразу съёжился и он мысленно перебирал все имеющиеся в его скудном лексиконе шокирующие слова, типа, милиционер, браконьер, коррупционер, революционер. Привыкнув ко всяким ревизорам и проверкам, Сева отодвинул свою протухшую сосиску от попки тестомеса и тихо шепнул в трубку:
     - Это куда?
     - Сева, ты даже не понимаешь, мы теперь ХОЗЯЕВА.
     - Чего?
     - «Вегетарианца».
     - Разве опять рабовладельцы пришли к власти?
     - Нет, нашей пельменной.
К приезду акционера Необычного умная Маша Цифирька уже всё сосчитала и свела дебет с кредитом.
     - Северьян Лазаревич, всего у нас девять человек. Шестеро – временные студенты, по договору. Я их уже уволила, на всякий случай. Остаётся цифра «три», тоесть вы, я и наш основной повар Тараканова Светлана.
     - Какая такая Тараканова?
     - Ну, Княжна. «Княжна» - это её кличка.
     - А, понятно..
     - Что будем с ней делать?
     - Зачем с ней что-то надо делать? Пусть её муж делает.
     - В смысле, зачем лишний рот? Надо как-то уволить её, чтобы ей не достались акции.
     - И что ты предлагаешь?
     - Скажи ей, что в пельменях санстанция обнаружила таракана.
Сказано-сделано, предложение перешло в возглас «А подать-ка сюда княжну Тараканову», возымело своё действие, и через минуту-другую краснощёкая грудастая деваха стояла по стойке «смирно» в кабинете Необычного.
      - Княжна, вчера, когда ты ушла, к нам приезжала санстанция.
     - Ну, и что?
     - В пельменях обнаружили таракана.
     - Одного?
     - Что, одного?
     - Ну, таракана. Вы же сказали в «пельменях». Слово «пельменях» - это существительное во множественном числе. Тоесть, один таракан не может находиться одновременно в нескольких пельменях.
     - Нет, - ответила Цифирька. – я сказала, что в пельменях обнаружили тараканов во множественном числе.
     - Мария Евгеньевна, у меня все разговоры записываются.
Княжна положила на стол маленький диктофон и щёлкнула клавишей. Из минидинамика донёсся оцифрованный голос Цифирьки:
     - В пельменях обнаружили таракана.
     - Ну, вот, теперь вы согласны?
Бух!-Галтер тупо посмотрела на пол.
     - Ну, и что вы хотите мне доказать? – продолжала Княжна Тараканова. – Кстати, таракан – это деликатес. На Мясницкой открывают китайский ресторан и там самая улётная пища – это шинкованный таракан.
     - Света, пиши объяснительную, - не сдавалась Цифирька.
     - И о чём я там поведаю миру?
     - Как таракан заполз внутрь пельменя.
     - Очень просто: проел дырку и заполз.
     - А откуда он взялся?
     - Тараканиха родила. Ладно, что вы хотите? Увольнения? Я согласна.
     Через пять минут, когда Княжна удалилась, Цифирька закрыла входную дверь заведения, предварительно повесив табличку снаружи: «Идёт санобработка на предмет насекомых-грызунов».
     - Всё, теперь мы одни: ты да я.
     - На что ты намекаешь?
     - Я не намекаю, а говорю – мы с тобой единственные владельцы «Вегетарианца».
     - И что мы теперь будем делать?
     - Сева, ты разве не читал Маркса?
     - Нет, а что?
     - Нанимать рабочую силу и эксплуатировать её. Работать они будут по 12-16 часов в день, а платить мы им будем копейки.
     - А прокуратура?
     - Прокуратура – это раковая опухоль в судебно-правовом организме государства, которую поздно вырезать и от которой уже никогда не избавиться. Она доставляет населению только страдания и боль. В нашем случае, мы наймём юриста на пол ставки , чтобы он оформлял трудовые договоры, как надо нам. Вот и всё, Сева! Греби деньги лопатой!
     Действительно, расчёты Цифирьки оправдались, и через год Сева уже ездил на «Мерине» и одевался в «Гуччи».
     - Как необычно! – восклицал Сева. – Не жизнь, а сказка!
     Вскоре, по всеобщей московской моде, в центральной части города стали закрываться заведения доступной жратвы и доступного шмотья, а открываться бутики, казино и автосалоны. «Вегетарианец» тоже не был исключением, пельменная скоро перепрофилировалась и поменяла вывеску.
Цифирька назвала бутик просто: «Пуговичка от Гуччи». С улицы, через широкие витринные стёкла бывшие завсегдатаи пельменной могли лицезреть женские туфельки из кожи полярного крокодила за 85 тысяч долларов и шнурки от свиновидной гориллы по 10 тысяч баксов за погонный сантиметр. На самом видном месте витрины висели женские трусики из якутской ламы за 250 тысяч долларов.
     - Как необычно! – восклицали на улице бывшие посетители пельменной.
     - Да, да, точно, как необычно! – повторял Сева через стекло, улыбаясь голодным людям.
     Расчётливая Цифирька немного ошиблась в своих расчётах. Она влюбилась и вышла замуж за мужчину со странным именем «Альфонсо». Скоро этот Альфонсо пустил нажитое нелёгким цифровым трудом бухгалтера «Пуговичка от Гуччи».
     Надо сказать, что за несколько лет сотрудничества часть Бух!-Галтерского опыта Цифирьки перешло к Севе. И он, обнажив свою предпринимательскую жилку, предложил ей продать ему акции бутика, с чем Машенька охотно согласилась. После этой удачной сделки бизнес Необычного начал давать поистине сказочные дивиденты. Шнурки продавались километрами, а туфельки – тысячами пар. Московские бизнес-вумен хвалились своим приобретением, одевая дорогую обувь на вечеринки, презентации, ассамблеи и симпозиумы. Скоро кожа на туфли закончилась. Пришлось Севе снарядить полярную зкспедицию для массового вылова полярных крокодилов, выплатив предварительно порядочные отступные книге рекордов Генеса.
     Однажды, в одном из «лягушачьих» ресторанов Необычный встретил своего давнего приятеля Васю Самогонщика.
     - Привет, Самогонщик! Ты где сейчас обитаешь?
     - Я вхожу в совет директоров.
     - Куда входишь?
     - В совет директоров конфетного объединения.
     - И о чём вы там советуетесь?
     - Сейчас как раз продаётся часть акций. Не желаешь приобрести?
     Надо сказать, что к тому времени требуемая сумма нашлась у Необычного, и скоро он сидел за длинным лакированным столом вместе с другими одиннадцатью директорами. Всё, что надо было ему делать, - это просто сидеть с тупым выражением лица и выслушивать поток слов, типа прибыль, рынки сбыта, банки, кредиты, акции, заказы и, в случае голосования, принимать сторону большинства. На стене висел портрет какого-то из президентов новой России, в сердце которого была вбита табличка со словами: «Рынок нас рассудит».
     Дивиденты  сыпались на голову бедного Севы, как дожди в Бирмингеме. Эх, где он только не покупал недвижимость. В башне Тауэр, в египетских пирамидах, в Тадж-Махале, 15 комнат в Лувре, 12 этажей ещё непостроенного нового торгового центра вместо взорванного старого в Нью-Йорке. Объездил Гаваи-Гималаи, Курилы-Шиншиллы, Мир-Памир, Ватикан-Абакан.
     - Как необычно! – восклицал Необычный.
     Тут грянул кризис, и деньги ещё более мощным и широким потоком потекли на различные счета Севы. Работникам конфетного объединения в три раза сократили зарплату, перестали выплачивать премии. Неугодных и крикунов сразу выгнали на улицу, а оставшихся в «живых» заставили работать по 28 часов в сутки.
     - Какая сила, этот кризис! – радовался Самогонщик. – Продолжался бы он вечно!
     - Да, совсем неплохо, - соглашался Необычный.
     - Вон, в Эмиратах, какие миллиардеры живут, а своим рабочим, которые построили всё это великолепие, платят всего сто долларов в месяц. Неплохо и нам так сделать. Да, Сева, кстати, ты не хочешь купить квартиру в самой высокой башне в мире в Дубае?
     Идея понравилась Севе и уже через два дня он приобрёл квартиру на 820-й отметке площадью два гектара по миллиону долларов за кубический сантиметр. Осматривая квартиры и списки его соседей-жильцов, он наткнулся на довольно известные ему фамилии. Например, Шевченко.
     «Неужели с самим Кобзарём будем соседями?» - удивлялся Сева. Далее следовали Пен-Шон, или, Шон Пен.
     «Интересно, кто они, муж и жена или брат и сестра?» Далее были какие-то неизвестные люди. Шумахер-Шокин, спортсмены-рэкетмены, фигуристы-портретисты, бизнесмены-шоумены, бандиты-вакхабиты, имущие-телеведущие, актёры-волонтёры, писатели-золотоискатели, теннисисты-финалисты.
     Советы директоров теперь проходили каждый день. Иногда засиживались до 10-11 вечера. Сева устал.
     - Потерпи, - говорил Вася. – Перегонишь Билла-компьютерщика, отдохнёшь.
Но сердце Необычного не хотело кого-то догонять, оно хотело просто стучать с положенным ему перерывом на сон и покой.
     Последнее заседание совета директоров состоялось 30-го декабря, в канун Нового года. Не решалась какая-то проблема, и капиталисты в галстуках долго и горячо спорили. Наконец, в 12-м часу председательствующий поздравил всех с праздником  и сообщил, что выписал всему совету премию на карманные расходы и что получить деньги нужно прямо сейчас, в банкомате на территории объединения.
     Когда Необычный подошёл к железному ящику, все другие члены совета уже разъехались по домам. Он вставил карту, набрал на дисплее сумму, которая, по его мнению, соответствовала вложенному в производство конфет труду. Аппарат купюры не выдал, что надо разделить сумму на несколько частей.
     «Скоты, почему они не сделают дырку для денег хотя бы раз в десять шире и купюры, хотя бы по тысяч сто номиналом?» - негодовал уставший Сева.
Выдача этих отдельных частей уложилась как раз в двадцатиминутный временный интервал.
     - А, что, решили всё-таки премию дать к Новому году? – раздался за спиной Севы голос работницы ночной смены.
Необычный прекрасно знал, что премию на десять тысяч человек рабочего коллектива объединения разделили только на двенадцать директоров, включая его самого.
     - Не знаю, - буркнул Сева. – Я остатки снимаю.
А «остатки» всё забивали и забивали карманы Необычного, ведь их выдали именно на карманные расходы. От денег отдувались карманы пиджака и брюк. Наконец, дисплей железного спонсора сообщил:
     «Денег в банкомате нет».
Женщина, увидев надпись, сказала:
     - Я хотела дочери куклу купить к празднику, а другого банкомата по дороге домой нет. Севе очень понравились слова работницы. Он рассмеялся и зашёл в туалет облегчиться перед дорожкой. Он расстегнул две бриллиантовые пуговицы на ширинке, достал свой кожаный сморчок, а сердце сказало своему хозяину:
     «Достаточно, Сева».
Когда через 20 минут томительного ожидания личный водитель нашёл своего хозяина на полу туалета, тело Необычного успело превратиться в обычный манекен. Из карманов вывалились деньги, обе незастёгнутые пуговицы сияли красивым необычным светом.
     На похороны пришли добровольно-принудительно две тысячи человек. Сева лежал в лакированном необычном гробе из красного дерева с двумя крышками. Из встроенных динамиков доносилась тихая музыка, подсветка освещала лицо покойного. «Как необычно!» - так и хотел сказать Сева.
Все участники похоронной процессии замёрзли и хотели есть, поэтому необычный гроб быстро спустили в полнее обычную могилу и соорудили обычный холмик. Все ушли, а Севу Необычного оставили лежать среди обычных покосившихся крестов обычного деревенского кладбища.