Жизнь, как жизнь гл. 56 - калека

ГЛАВА 56
КАЛЕКА          

           Прошла зима.
           Лада полностью поправилась.
           По-прежнему она была весела и подвижна. Она быстро бегала и, как прежде, одним махом перепрыгивала калитку палисадника, когда видела Шуру возвращающуюся с работы.
           Собака была со своей любимой хозяйкой на всех воскресных лыжных прогулках. Она с удовольствием, словно в собачей упряжке, бежала по лыжне и доставляла до дому свою Шуру, обессиленную после длинного лыжного перехода и едва удерживающую в руках натянутый поводок.
           Правда бегала Лада на трёх лапах. Ходила на всех четырёх, чуть прихрамывая и лишь слегка опираясь на правую переднюю лапу, а вот, когда бежала, всегда удерживала травмированную конечность на весу.
           Шура была счастлива, что у неё есть её Лада, её самый верный и добрый друг. Никакого недостатка у своей подруги она словно не замечала:
           – Подумаешь, на собачьих выставках участвовать нельзя! Смотреть то все выставки можно! И не одна я на выставку смотреть пойду, а вместе с Ладой!..
           Зато Клавдия Даниловна потеряла покой и сон. Только в одном было её утешенье:
           – Золотых медалей от калеки, конечно, ждать нечего, а вот щенков принести она уже в состоянии. Ничего, что хромая. Щенки же родятся не хромыми!..
           Первое воскресенье весны.
           В узких проулках и на затенённых деревьями и постройками тротуарах плотными сугробами лежит обледенелый почерневший снег. Работы у городских дворников много. Они целыми днями орудуют ломом и лопатой, откалывая из-под ног спешащих прохожих толстые куски льда и перемещая их на доступные солнцу участки асфальта.
           У владельцев частных домов хлопот ещё больше. Надо не только освободить от тающего снега дорожки и подходы к дому, но сбросить и убрать снег с крыш, чтобы дать возможность скорее просохнуть и не заржаветь железной кровле.
           Вдоль улиц, переговариваясь и смеясь, весело бегут мартовские ручьи. Словно хрустальные свечи, перевёрнутые макушками вниз, искрятся на солнце плотно обрамляющие карнизы крыш ледяные сосульки. Всё шумит, сверкает и радуется.
           – Пора уже о детях подумать! Сколько можно тебя даром кормить?! Срочно надо тебе жениха искать… – глядя на Ладу, помогающую Шуре стронуть с места тяжело нагруженные санки со снегом, вслух высказывает свои мысли Клавдия Даниловна.
           – У неё от этих женихов и так отбоя нет. До магазина пройти нельзя – как волки, сразу в кольцо берут… И откуда их столько берётся!.. – с досадой откликнулась Шура.
           – Такие ей не нужны. Вот ты полгода с ней на собачью площадку проходила? Проходила!.. Неужели о щенках разговора не было?
           – И разговоры были и предложения. В клубе, кроме нашей Лады ещё три дога. Жениха два: Дукс мраморный, может масть попортить, а вот Рэм тигровой расцветки, и, по-моему, самой Ладе нравится. Она его среди всех выделяет и в перерывах только с ним играет. Его хозяйка мне сама предлагала Ладу в гости привести. Потом им одного щенка отдать надо будет.
           – А не жирно ли им сто пятьдесят рублей подарить? Может и всего то два щенка будет!?..
           – Так положено: за вязку – один щенок или стоимость месячного щенка…
           – Что же ты тогда этим до сих пор не займёшься!? Время упустишь, а потом снова полгода жди.
           – Займусь на неделе. Только ты очень-то на щенков не рассчитывай. В ветеринарной лечебнице сказали, что после такого ушиба их может вообще не быть.
           – Вон как? Когда же ты об этом узнала?
           – Давно. Ещё осенью.
           – А мне что не сказала?
           – Какая разница? Зато сейчас сказала… – Шура нахмурилась. В груди у самого сердца, где обычно всегда бывает больно от плохого предчувствия или обиды, тоскливо заныло, как будто неумолимо надвигалось на неё что-то тёмное и неотвратимое.
           – Во вторник надо будет сводить её к Рэму, а то маме что-то уж очень со щенками не терпится, хотя врач подождать советовал, – впрягаясь вместе с Ладой в гружёные санки, и волоча их по оголённому асфальту на обочину дороги, решила Шура.
           – Что-то темнит твоя Шурочка… Не будет щенков у Лады никогда, вот она и не торопится. Продавать надо собаку, пока молодая, а то потом за неё и гроша ломанного не дадут, – поделилась Клавдия Даниловна своими сомнениями с бабушкой, старательно собирающей на широкую лопату мелкие льдинки и насыпающей их в большое железное ведро.
           – На хромую то, на неё тоже кто вряд ли позарится, – со слабой надеждой отозвалась старушка.
           – Ничего-о… Что-нибудь придумаем, – понизив голос и, словно окончательно утвердившись в своём решении, уверенно парировала Клавдия Даниловна. И бабушка поняла, что её практичная дочь наверняка уже что-то придумала.
                ...
           Во вторник Шура торопилась с работы не только потому, что её ждала Лада, а и потому что Ладу ждал Рэм.
           Она ещё вчера утром позвонила на работу хозяйке Рэма, и Ольга, словно давно ждала этого разговора, охотно согласилась, назначив встречу «жениха и невесты» сегодня у них дома.
           – Мы ещё и перекусить с Ладой успеем, благо, что Рэм недалеко живёт, на соседней улице, – думала Шура в троллейбусе, стоя от самого завода у двери рядом с кабиной водителя.
           На своей остановке она первой проскакивает в открывающуюся железную дверь и по привычке смотрит на противоположную сторону улицы туда, где, каждый рабочий день, возвышаясь над столиком в палисаднике, как на вахте, стоит на задних лапах и дожидается появления своей хозяйки её Лада.
           Сегодня Лады нет. Сегодня не слышно её приветственного лая, по которому ближайшие соседи уже вполне могли сверять свои часы.
Шура ускоряет шаг и переходит на бег, в коридоре дома сталкивается со своей матерью и, преграждая собой ей дорогу к выходу, тревожно спрашивает:
           – Мама, где Лада? Что с ней?
           – Жива - здорова твоя Лада. Ничего с ней не случилось. В Москву я её отвезла, в ветеринарную академию…
           Шура на мгновение замялась, оглушенная этой неожиданной вестью, а Клавдия Даниловна, воспользовавшись сиюминутным замешательством дочери, спокойно обогнула её и пошла своей дорогой, небрежно бросив на ходу:
           – Вернусь, тогда поговорим…
           Шура вошла в дом и, не раздеваясь, села на кухонный табурет прямо у двери.
           Снова она не сделала то, что собиралась! В который раз она (она?) обманула того, с кем договорилась встретиться! Опять её жизнь, словно от неё и не зависит! С её желанием не считаются, её мнением не интересуются!.. Переставляют, передвигают, пересаживают её, словно бессловесную куклу!.. Зачем тогда ей своя голова, способная думать, своё сердце, способное любить, своя душа, способная летать и радоваться и, в конце концов, зачем тогда ей своя жизнь, которую нельзя прожить так, как сама того хочешь!?..
           – Шурочка, что ты? Что ты не раздеваешься? Или идти куда собралась? – глухо, словно из-за стены, услышала Шура голос, стоящей рядом бабушки.
           – Да. Да, собиралась. С Ладой собиралась к Рэму идти. Мы с Олей договорились на сегодня, – всё ещё, находясь где-то в своих мыслях, ответила внучка.
           – А мать то, как ты на работу ушла, увезла её на автобусе в Москву. Только вот перед тобой вернулась. Говорит, ей там операцию сделают, и не будет она хромать.
           – Бабушка, милая, почему мне мама ничего не сказала? Я бы уговорила её не делать этого. Ладу же резать будут! Понимаешь? Ре-е-зать! Ведь для животных, не для людей, общий наркоз не положен! Неужели она не знает!?.. Ей же больно будет!..
           – Да знает она… Говорит: «Подумаешь, это же собака!.. Потерпит немного, зато хромать не будет. Тогда, если щенков не будет, так хоть саму её ещё продать удастся…
           – Бабулечка, будут у Лады щенки или не будут, я её никогда не продам! Слышишь? Ни-ког-да!.. – покрываясь красными пятнами, запальчиво произносит Шура.
           – И правильно!.. Разве она мешает кому?.. – с готовностью поддержала старушка решимость внучки.
           – Бабушка, и сколько можно вот так всё решать и делать за моей спиной, словно я и не человек вовсе!?..
           – Да, милая… Видно так исстари повелось, что родители судьбы детей своих решают. Вот и у меня тоже… – и бабушка, словно спохватившись не во время, замолчала на полуслове, как будто сказала вслух что-то тайное или запретное.
           – Что у тебя?.. Бабулечка, расскажи, тобой тоже родители, как своей собственностью распоряжались?.. – оживилась Шура, сняв с себя верхнюю одежду и удобно устраиваясь рядом с бабушкой на диване, приготовилась слушать.