Безупречная любовь

Губы разбиты, и колени вместе не сводятся.
Привет, а знаешь, я теперь просто его любовница.

Коснись своими мягкими пальцами моей щеки. Проведи дорожку по шее – и до ключицы. Ты знаешь, что каждое твое прикосновение сводит меня с ума...
Ночь слишком коротка – и это ты тоже знаешь. На следующий день тебе придется вернуться к той, с кем ты свяжешь свою жизнь и будешь растить детей.
Я вижу, как при слабом свете ночника блестят твои глаза. Я читаю в них любовь. Я знаю, что в моих глазах ты можешь прочесть то же самое. Мою безупречную любовь.

Вы, наверное, хотите услышать историю о моей самой большой любви? Я знаю, вас мучает этот вопрос – на вашем месте я интересовалась бы тем же.
Сейчас я могу говорить об этом чувстве почти без боли. В конце концов, я уже девять месяцев как замужем, а через одиннадцать недель родится мой первый ребенок. У меня будет сын, и я уже знаю, как я его назову. Понимаете? Раньше я хотела от него сына. А теперь хочу назвать сына его именем. Это называется «Смирилась».
Так уж получилось, что самая большая любовь в моей жизни принесла мне больше всего счастья – и боли. Нет, она не была безответной. Она была безупречной. Я расскажу вам о ней и о мужчине моей жизни.
Мне не нужно сейчас напрягать память или смотреть тайком от мужа фотографии почти двухлетней давности, чтобы вспомнить, как он выглядит. Серые глаза, темные волосы – просто потрясающее сочетание, он не слишком высокого роста и очень красивый, с мужественным лицом и сильным телом.
Нет, он не бросил меня, не предал. Это я настояла на том, чтобы наши отношения прекратились. Пожалуй, я любила этого человека больше своей жизни. Вы спросите, почему же я не осталась с ним – тем более, раз я его все еще не забыла? Ну... на это была только одна причина. И вы ее скоро узнаете.
Каждый раз, когда он оставался у меня до утра, я готовила ему кофе. Он говорил, что никто не может делать это лучше, чем я. Всегда черный, всегда с тремя ложечками сахара. Часто – наверное, чтобы меня ободрить, – он повторял, что она так и не смогла запомнить, сколько ложечек сахара он кладет в кофе.
Я хотела вам сказать: сейчас он женат. Почти два года. В то время, когда мы были с ним вместе, его будущая жена была его девушкой.
Вы должны в таком случае спросить сейчас, что же держало меня рядом с ним все то время, что я была его любовницей? Что не позволяло мне уйти от него к другому мужчине? Что, в конце концов, не позволило ему бросить ее ради меня – ради той, которую он любил?
Я не смогу ответить на эти вопросы сразу и односложно. Вы должны выслушать мой рассказ, и тогда сами все поймете. Надеюсь, что поймете. Ни мои родители, ни мои друзья так и не смогли меня понять. Быть может, когда они прочитают это откровение, многое откроется для них с новых сторон, и они поймут. И меня, и, может, его.
Когда он уходил от меня, я всегда грустила. Я должна была привыкнуть, но все равно не могла не грустить каждый раз, когда за ним закрывалась входная дверь. Неважно было, куда: на работу, к друзьям, к ней – мне всегда было грустно.
Я знала, что должна была улыбаться и твердить ему, что все хорошо. Я знала, что она периодически треплет ему нервы, что он периодически ссорится с друзьями, а на работе иногда – полный завал дел, я знала, что должна была непременно поддерживать его добрыми взглядами и ласковыми улыбками, но не могла этого делать. Я была слишком несчастна в те моменты.
Практически никто не мог понять, почему я согласилась на это. Наверное, даже я сама. Но когда наши отношения только начинались, он оставил ее ради меня. Пусть на короткий срок, но... И дальше стало уже невозможно остановиться.
– Я счастлива только с тобой, – сказала я ему как-то. – Я, наверное, для тебя просто любовница, а ты для меня – целый мир.
– Ты никогда не будешь для меня просто любовницей, – ответил он мне тогда. – Ты – мое счастье. Моя любовь.

Когда мне было двадцать, я встречалась с неким молодым человеком, у которого было много друзей. Он был веселым, симпатичным и очень обаятельным. Но – вот беда – без царя в голове. Он жил одним днем, много развлекался, не думая о будущем. В итоге – так и не получил профессию, хотя многие его друзья – и я тоже – уже заканчивали университеты, строили семьи и карьеры. В общем, через год мое увлечение им прошло, и мы остались добрыми друзьями. За то время, пока мы были вместе, я познакомилась со всеми его приятелями. Среди них был и он.
Два года мы были лучшими друзьями. Причем довольно странными: по переписке. Мы виделись два или три раза за это время, мельком, не имея ни нужды, ни возможности запоминать друг друга. Но очень часто мы общались во всевозможных чатах, по электронной почте и SMS. Мы постепенно узнавали друг о друге практически все – о личной жизни, увлечениях, учебе, а потом и работе, о друзьях и семьях. Мы могли рассказать друг другу почти все – и поняли бы, поддержали и помогли.
Он знал о моих неудачах на любовном фронте. За год с небольшим у меня сменилось четверо парней. Кто-то из них был недостаточно хорош для меня, а для кого-то я оказывалась не такой, как надо. Кажется, тогда он впервые сказал, что я замечательная. Я же знала о том, как его девушка обходилась с ним. Часто он был раздражен или зол, сильно нервничал из-за нее и даже несколько раз порывался расстаться. Но – порывы остались порывами.
Судя по его рассказам, она была глупа, действуя ему на нервы. Они много ссорились по поводу и без, причем часто поводом становился сущий пустяк. А о причинах этих ссор никто из нас догадаться не мог. Я, как могла, пыталась объяснить ее поведение с женской точки зрения, но в голову всегда приходило только одно: он безумно ей надоел. Кажется, он зачастую думал так же.
Они встречались больше двух лет, когда я появилась в его жизни не только в виртуальном общении.
Как я уже говорила, мы все оставались добрыми друзьями, и поэтому иногда собирались вместе на прогулки и вечеринки. Однажды мы всей компанией решили собраться попить пива, поболтать и повеселиться – особенно были приглашены я и он, так как чаще всего именно мы вдвоем отлынивали от таких совместных прогулок.
В тот раз мы впервые обратили друг на друга внимание. И далеко не как друзья.
– Ты смущаешь меня, – улыбался он всякий раз, как натыкался на мой пристальный взгляд. Тогда, в начале вечера, я смотрела на него еще как на друга, хотя и смутно понимала: я хотела бы быть с ним больше, чем просто друзья.
Я ловила на себе его взгляд все чаще, а когда он не смотрел, сама тайком им любовалась. И эти взгляды не остались без должного внимания наших друзей. Уже много дней позже один из них сказал мне: «Мы заметили, что между вами словно искра промелькнула. Казалось тогда, что вы созданы друг для друга». Надо сказать, ни тогда, ни сейчас я не была с ним согласна.
А потом, поздним вечером, он впервые обнял меня. Не как друг.
Знаете, как это обычно бывает? Случайные прикосновения, мимолетные взгляды – и дружба летит ко всем чертям.
Я помню это, будто тот вечер был вчера.
Мы пили пиво в парке, когда начался дождь. Уже стемнело, достаточно похолодало. Видимо, алкоголь и раскрепощенная обстановка дали о себе знать, поэтому я, едва мы оказались с ним вдвоем под одним деревом, без обиняков заявила, рассчитывая непонятно, на что:
– Мне так холодно!
Внезапно он обнял меня, так крепко прижимая к себе, что, казалось, мне нечем было дышать, и тихо спросил:
– Так теплее?
– Да, – на ухо ответила ему я, пораженная неожиданным объятием. Я не знала, зачем сказала эту глупую фразу, пытаясь флиртовать, но явно не затем, чтобы он меня обнял.
Я чувствовала себя виноватой перед ней...
Он едва ощутимо коснулся губами моей шеи – благо, у меня были короткие волосы – и тяжело вздохнул. Я целовала его в ответ: шею, щеку, уголок губ. Я знала, что и он хотел поцеловать меня, но он вовремя отвернулся, чтобы этого не произошло.
– Я не могу. Прости. Я люблю ее.
– Нет проблем, – пожала плечами я. – Но тебе это нравится, так?
– Да...
И я продолжала целовать его шею, уже почти не ощущая чувства вины перед абстрактной, незнакомой и, надо сказать, малоприятной мне девушкой. Только перед ним.
В тот вечер он боролся с собой, как мог. Я чувствовала его дрожь, я видела его взгляды. Я чувствовала, что он едва справляется с желанием поцеловать меня. Я чувствовала, как крепко он обнимал меня, как нежно целовал в шею.
Клянусь, я была готова на все за его поцелуй!
Я до сих пор не могу объяснить, какие чувства я испытывала, когда он, провожая меня домой, держал меня за руку, смотрел на меня грустным и нежным взглядом своих прозрачных глаз и слабо улыбался. Мне безумно хотелось, чтобы вечер не кончался. От ощущения его прохладных пальцев, переплетенных с моими, мне не хватало воздуха, а сердце, казалось, готово было то остановиться, то выпрыгнуть из груди. Меня тянуло к нему, как магнитом, мне хотелось быть ближе, ближе к нему, но я прекрасно понимала, что это невозможно. Он любил свою девушку.
На прощание, стоя у моего подъезда, он обнял меня еще раз. Мои губы вновь скользнули по его шее, по щеке, и тут... сердце сделало тройное сальто, когда его губы едва коснулись моих, и он отпрянул от меня.
– Я... извини!
– Только не вини себя, – прошептала я и зашла в подъезд.
И мысленно закричала от бессилия.
Мы не общались все выходные, за которые я несколько раз успела сойти с ума. Что будет дальше? Как будет складываться наше общение? Думает ли он обо мне, вспоминает ли наши объятия?
Вопросы кучкой назойливых ос роились в моей голове, не давая мне покоя, а ответов на них я и предположить не могла. Я думала о нем постоянно, прокручивая в голове каждое слово, каждый взгляд и каждое прикосновение. И чувствовала, что впервые за долгое время я, кажется, влюбляюсь.
А в понедельник он написал.
«Я все выходные думал о тебе».
Телефон едва не выпал из моих рук.
«Это взаимно».
Снова встретиться у нас получилось не раньше, чем через неделю. Все это время мы переписывались нежными словами, глупыми фразами о взаимной симпатии и о том, что нам необходимо быть друзьями вопреки желаниям. Мы расписывали свои чувства, охватившие нас после долгих объятий, но тут же были готовы забыть о них. Мы оба знали, что нас тянет друг к другу, но отрицали это очевидное так яростно, что оно становилось еще очевиднее.
Он ни слова больше не сказал о своей девушке. Только написал однажды: «В тот раз ты впервые заставила меня засомневаться в своих чувствах к ней. Я был удивлен этим. Никто не мог обратить на себя мое внимание – оно принадлежало лишь ей одной. До тебя... И, клянусь, мне никого и никогда не хотелось поцеловать так, как тебя». И все. Я же сама не начинала больше этой темы.
Внутри меня смешались множество эмоций. Я чувствовала себя виноватой в том, что невольно становлюсь разлучницей, но я и не могла не радоваться тому, что вызываю в нем нежные чувства.
В тот вечер, когда мы намеренно встретились во второй раз, он с самого начала был необыкновенно холоден со мною. Мне даже начало казаться, что все те слова и признания, все те нежности, что мы писали друг другу, мне всего лишь приснились. Я сходила с ума от злости, флиртуя напропалую со всеми подряд, а под конец вечера разревелась.
Это оказалось выше моих сил.
Отойдя от компании, я беззвучно плакала, не желая понимать, что со мной творится. Мне было безумно тяжело от его холодности, колкие снежинки боли засели глубоко в груди, тая на щеках легкими слезинками. Я смутно осознавала, что влюбилась в него – но не хотела этого, так отчаянно не хотела...
Внезапно мне на плечо легла рука. Я обернулась, ожидая увидеть подругу, но увидела его.
– Ты бродишь тут совсем одна. – Его рука коснулась моей. – И совсем замерзла. Пойдем ко всем.
А потом... потом мы стояли в обнимку, словно так и должно быть, и мне было так безумно хорошо, что я и не вспоминала о своих недавних слезах. Никогда в своей жизни я не испытывала таких чувств, просто обнимая понравившегося мне парня. Душа моя встрепенулась, словно очнувшись от зимней спячки, потянулась к нему, будто цветок – к солнцу; все мое существо было наполнено светом и счастьем. Лишь только от одних объятий. Я загоняла мысли о возможной любви глубоко внутрь своей души, хотя сама понимала, что уже глупо было отпираться – я просто решила подумать об этом позже.
Наверное, сейчас я могла бы сама себя проклясть за то «позже», которое заставило нас обоих пойти на этот скользкий путь. На путь, когда он изменял, а я становилась любовницей.
А потом, тем же вечером, были невероятные минуты, может, даже часы – я тогда совершенно потеряла счет времени, с ним наедине.
Робкие первые прикосновения к моему лицу – нежно, едва ощутимо. И – поцелуй. Настоящий, не мимолетный и случайный, а полный страсти, нежности, и еще бог знает каких чувств, о которых я старалась не думать. Мне было глубоко все равно, что будет дальше; кажется, именно тогда я начала учиться жить одним мгновением. Мгновением с ним.
Наверное, в тот вечер я окончательно сошла по нему с ума. И я вовсе не уверена, что тому причиной стали поцелуи.
Ах, какие были поцелуи!..
«Я не чувствовал ничего подобного со времен первого поцелуя. Ты необыкновенна!..» – написал он мне позже.
Я не нашлась с ответом.
Хотя много позже поняла, что испытывала то же самое. Если не сказать больше.
Я была счастлива недели две, может, чуть больше прежде, чем он разбил мне сердце впервые.
Надо заметить, что я никогда не подталкивала его к разрыву с ней, не начинала говорить о ней или о его чувствах. Просто в один прекрасный вечер он позвонил мне и спросил: «Что ты ко мне чувствуешь?» Я ответила правду, ту самую правду, что влюблена в него по уши. И запомнила его ответ: «Я рад, что мои чувства взаимны». В тот день я узнала, что они решили расстаться. Я не чувствовала себя виноватой: их отношения давно зашли в тупик, и сейчас оба они это признавали. Но я рано радовалась.
На следующий же день он пришел домой поздно, и я по его сообщениям поняла, что он сильно нервничал. Я спросила у него, что случилось, и он сразу же мне все рассказал.
Она передумала его отпускать.
В тот вечер я ревела так, как не ревела уже давно. Взахлеб, размазывая косметику по лицу и громко стеная, словно заправское привидение. Он утешал меня как мог, твердил, что любит только меня, и именно я нужна ему, а вовсе не она.
Я до сих пор не знаю, правду ли он говорил мне тогда.
Мы увиделись с ним в последний раз на выходных через три дня после этого, и это был самый прекрасный наш вечер вместе. А еще через три дня он кратко написал мне, что понял, что до сих пор любил ее, и мы не можем быть вместе. Ровно неделю я была счастлива, думая, что он лишь мой.
Для чего нам даются испытания, которые калечат душу? Для чего мы встречаем на жизненном пути людей, которые разбивают сердца? Мне всегда казалось, что испытания даются свыше именно тем людям, которые могут их перенести. И если уж получилось так, что свою любовь он решил подарить ей, а не мне, значит – такова судьба. Значит, я без его любви прожить могу, а она – нет. Значит, она нуждается в ней сильнее, чем я.
И когда я поняла это, мне стало неожиданно легко и спокойно. Боль, пылающими кольцами сжимающая мою душу, медленно отступила, и сердце забилось ровно-ровно.
Через несколько дней я поняла, что мне было не так уж и больно. Быть может, все было оттого, что я считала себя сильной – а может, я просто уже не верила в нашу любовь? Мы не общались около двух недель, за которые я почти его забыла. Казалось бы, на этом моя история должна была закончиться. Я жила без него дальше – почти совершенно спокойно. Так все и должно было остаться. Но потом все вернулось на круги своя.
Мы снова начали общаться – исключительно как друзья. Забавные истории, шутки, безобидный флирт. Я уже не злилась. Я искренне полагала, что мы так и останемся друзьями, и я потом буду обсуждать с ним мою личную жизнь, как и раньше, и, может, мы потом даже посмеемся над тем, что когда-то думали, будто будем вместе.
Но уже через пару дней я поняла, как сильно ошибалась.
Я не могла без него. Я уже не могла. Без его общения, без его шуток, без его ласковых слов. Я безумно скучала по нему и очень сильно обрадовалась, когда он написал мне – потому и не злилась. Я просто не могла злиться на человека, которого любила.
Когда осознание пришло, я стала задумываться над тем, как заставить его встретиться со мной еще раз. С каждым днем флирт становился все откровеннее, темы – все жарче; каждый из нас прекрасно понимал, что самый сладкий плод – запретный. Я не понимала, что он чувствует ко мне, а на прямой вопрос он избегал ответа. Нам просто необходимо было увидеться еще хотя бы раз.
И скоро это случилось. Как-то поймав его за неосторожное обещание показать мне «самый страшный ужастик современности», я без обиняков пригласила его к себе домой. К моему огромному удивлению, он сразу же согласился.
Не стоит сейчас говорить, как сильно я нервничала, сколько часов кряду приводила в порядок себя и свою уютную небольшую квартирку, как планировала и выдумывала каждое свое слово и действие. Однако получилось все не совсем так, как я ожидала.
Он пришел в обед – и мы правда смотрели кино. Голова моя покоилась на его плече; иногда я чувствовала, как он едва ощутимо целует мои волосы – и тогда кожа моя покрывалась мелкими мурашками. Мы почти не разговаривали. Иногда шутили, когда какие-то моменты фильма казались нам смешными, иногда он пытался напугать меня – но с ним мне было, напротив, спокойно и уютно. Потом я включила второй фильм, села рядом с ним и как следует потянулась, разминая затекшие мышцы. Он коснулся моей спины, едва слышно прошептал: «Хочешь, я сделаю тебе массаж?». Конечно, я хотела. Я сидела перед ним, стараясь расслабиться, но только сильнее напрягалась, чувствуя, как его теплые пальцы касаются моей кожи. На мне было только короткое шелковое платье, которое я носила дома, с глубоким вырезом на груди и спине, и поэтому ему даже не нужно было его снимать, чтобы делать мне массаж. Я чувствовала, что скоро сойду с ума от его нежных прикосновений.
Но когда он коснулся губами моей шеи, я, кажется, действительно сошла с ума. Я развернулась и посмотрела на него; его глаза мерцали.
А потом мы целовались, лежа в моей постели, и я, кажется, никогда не испытывала такой страсти. Его руки, губы не просто сводили меня с ума, они заставляли меня забыть, кто я и где нахожусь. Я чувствовала лишь его поцелуи и ласки.
Он не торопился раздевать меня, поэтому я, оттолкнув его, села в постели и скинула платье сама. И тут он сказал то, что я и не думала услышать от него в тот момент:
– Не надо.
– Почему? – выдохнула я, и тут правда обрушилась на мой затуманенный мозг, заставляя вспомнить все.
– Я не могу так ее предать... – прошептал он.
Я застонала, откидываясь обратно на постель и увлекая его за собой. Он хотел встать, но я удержала его, сцепив ноги поверх его бедер.
– Ты любишь ее?
– Я... наверное... Я не могу ее предать! – повторил он.
– Ты не хочешь меня? – спросила тогда я.
О, он меня хотел. Я видела это в его глазах, читала это по его губам, которыми он касался моей пылающей кожи, я чувствовала это в его дрожащих руках.
– Хочу... – прошептал он.
– Тогда не предавай себя! – прошептала я ему на ухо. – Пойми же меня... Только один раз – и если ты захочешь, то возненавидь меня потом. – Я поцеловала мочку его уха. Коснулась губами шеи. – Если хочешь, мы не встретимся больше ни разу. Только дай мне почувствовать тебя своим хоть раз!.. Мне нужно, чтобы было, что помнить!..
Вместо ответа он поцеловал меня. А потом мы занимались сексом – долго, страстно. Я снова забыла обо всем – для меня имел значение только он один.
Посмотрите на меня – обычно я привыкла отбиваться от попыток затащить меня в постель. Но в тот раз впервые в жизни я сама умоляла мужчину заняться со мной сексом.
Потом он писал мне: «Наверное, ты можешь соблазнить любого мужчину, какого захочешь. Тебе невозможно сопротивляться».
На следующий день мы почти не общались. Он заявил, что будет избегать любых встреч со мной, а я, помня свои обещания, и не искала с ним встречи.
– Даже если мы увидимся, не рассчитывай ни на что, – сказал он мне тогда. – Мы с тобой чужие друг другу.
И я согласилась с ним, думая, что не стану переживать. Но все получилось совсем не так.
Мы встретились через несколько дней – снова собрались всей компанией. Он не поздоровался со мной: я не удостоилась даже кивка. Глаза мои наполнились слезами, и я уткнулась в грудь одного из наших общих друзей – милого мальчика, бывшего в меня когда-то влюбленным. Он успокоил меня, отогрел. И весь вечер я провела с этим мальчиком, не обращая на него ровно никакого внимания. Я флиртовала, я дразнила. И каждый из моих друзей знал, для кого я устраивала этот спектакль.
Мне до сих пор стыдно, честное слово.
Уже поздним вечером, когда я собралась домой, он впервые заговорил со мной.
– Я провожу тебя, – безапелляционно заявил он тоном, не принимающим возражений.
Надо сказать, я и не думала возражать.
Он схватил меня за руку, едва мы вышли на улицу. Он тащил меня вперед, по направлению к моему дому, и кричал на меня. Впервые он повысил на меня голос!
– Ты вообще думаешь, что ты делаешь? – спрашивал он. – Ты хоть представляешь, каково мне было видеть тебя с другим? Ты знаешь, как невыносимо мне было это видеть?
Я лишь напомнила ему, что «мы чужие друг другу», на что он остановился и поцеловал меня.
Он всегда пытался сопротивляться мне. Но это никогда у него не выходило.
Он сопротивлялся и во второй раз, когда снова был у меня. Но я лишь прошептала ему: «Я не хочу ничего слышать! Просто делай, как хочется нам обоим», – и прикусила мочку его уха.
И он снова был мой. Только мой.
А потом наступил мой день рождения. Я помню его прекрасно – весь тот сумасшедший вечер. Он не пришел, хотя я много раз просила его об этом, мало того, он уже неделю нигде не появлялся, не звонил мне и не писал. Сердце мое болело, но я стойко улыбалась, воображая, будто все хорошо.
Мартини, шампанское – и вот я уже целуюсь с тем самым влюбленным в меня мальчиком, думая, будто так будет правильно. Думая, что уже почти влюблена в него. Думая, что так будет легче забыть.
Признаться, я потом даже себе не могла объяснить, зачем делала это. Мне просто захотелось. Просто...
А еще через пару дней он позвонил мне. До него дошли слухи о моей выходке, и когда я их подтвердила, мы поссорились так, как не ссорились никогда. И хотя до этого он ни разу не говорил мне о своих чувствах, я поняла без всяких слов, что он меня любил.
Мы помирились почти сразу – ему было невыносимо ссориться со мной, как он сам признался. А через несколько дней в один из очередных телефонных разговоров я спросила, что он чувствует ко мне. Он ответил привычным «Я не знаю». Тогда я не выдержала и крикнула в трубку:
– Скажи, что не любишь меня!
Кажется, он опешил. Молчал несколько минут, после чего ответил:
– Я не могу этого сказать. Это не было бы правдой.
Это было его первым настоящим признанием в любви.
Позже он признался: «Я полюбил тебя той ранней осенью. А потом понял, что должен оставить тебя ради твоего же счастья. Мне казалось, тебе будет легче забыть меня, если я скажу, что люблю ее. Мне казалось, я сам забуду тебя... Но я ошибся. Я не пришел на твой день рождения, да и вообще пропал тогда только потому, что думал, будто так для нас обоих будет лучше. Мне казалось, что мы еще не зашли так далеко, откуда уже не вернуться. Но я снова ошибался... Каждый раз, когда я хотел сделать лучше, выходило только хуже».
Я не могла не признать его правоту. И с тех пор я почувствовала его по-настоящему своим.
Мы виделись несколько раз в неделю; не было дня, чтобы мы не поговорили по телефону или не переписывались в чате. Он встречал меня с работы, искренне беспокоился, обедала ли я, и переживал, если я заболевала.
Его чувства всегда казались мне искренними, настоящими. Может, он и не любил меня по-настоящему, но он, по крайней мере, верил, что на самом деле меня любит.
Его встречи с ней стали крайне редкими, а потом и прекратились вовсе. Я не спрашивала у него об их отношениях, а он не рассказывал сам.
Только однажды они поскандалили так, что он сорвался. Сорвался на мне. Мы кричали друг другу в трубки, я обвиняла его во всем, а он вспоминал все мои нелепые поступки или случайные фразы. Я винила его в том, что он все еще с ней, а он меня – в том, что я не могла его понять.
На самом деле, я даже не пыталась. Она всегда была его девушкой, а я, несмотря на то, что он любил меня, несмотря на то, что он проводил почти все свободное время со мной, и все его друзья знали меня и общались со мной, всегда была «другой».
Почему я терпела роль второго плана? Потому, что боялась. Боялась, что, если я однажды заставлю его выбирать, он выберет ее. Снова уйдет – на этот раз навсегда. Я никогда не привязывала его к себе, не заставляла бросить ее. Все, что он делал, он всегда делал по своей воле. Все то время, что проводил со мной, все те подарки, прогулки, занятия любовью – все это было его желаниями. Я знала, что, даже если захочу, не смогу заставить его сделать то, что сам он делать не хочет.
У нас была самая настоящая безупречная любовь. Именно по такой любви люди женятся и рожают красивых, желанных и любимых детей. Именно с такой любовью в душе и сердце люди живут вместе всю жизнь, расставаясь лишь на смертном одре. Безупречная любовь... Всего в ней было в меру. Страсти, ревности, самую капельку ссор. Мы не переутомлялись от общества друг друга, и знали, что можем друг на друга положиться.
И все же, как вы знаете, в конце концов мы остались не вместе. И так решила я.
В те последние наши дни рядом мы испытали столько счастья, сколько иные не испытывают и всю жизнь. Я навсегда запомнила эти дни, и каждое его слово, произнесенное с такой нежностью, что щемило душу, а сердце обливалось кровью.
Я тогда уже знала, что мы проводим вместе свои последние денечки.

Он не говорил мне, что решил бросить ее. Нет, не бросить – «расстаться с ней». Я поняла это сама, уже после того, как они расстались. Поняла потому, что он оставался у меня на ночь чуть чаще, чем можно было раньше, потому, что больше не было никаких звонков в неподходящие моменты, и он каждые выходные стал проводить только со мной.
Я испугалась. Он был ближе ко мне, чем когда-либо. Я могла быть с ним, когда захочу, касаться его, когда мне было необходимо, оставаться с ним на ночь – даже жить с ним вместе. И от этого мне было страшно.
Я не чувствовала того эйфорического счастья, которое, казалось бы, должно было заполнить меня всю. Я чувствовала напряжение. И, как я поняла уже позже, виной тому был он сам.
Он улыбался мне по утрам, но я видела, что улыбка его была вымученной. Иногда он казался мне счастливым рядом со мной – иногда же он будто бы находился где-то в своем мире, где мне не было места. По ночам он иногда не мог уснуть, часто, когда засыпал, ему снились кошмары, и я знала, почему.
Она была ему гораздо ближе, чем я. Они были вместе около трех лет; мы же – едва ли полгода. Она понимала его лучше, чем я. В его мире было место для нее, не для меня.
Он твердил о том, что любит меня, и я знала, что он говорит правду. Но другая часть этой правды была и в том, что он не мог забыть ее, а она не могла отпустить его.
Их родители были знакомы. Его родители любили ее – я же его матери никогда не нравилась. А ее родители находили его единственным мужчиной, достойным их дочери. Друзья привыкли видеть их вместе, и хотя они прекрасно относились ко мне, я никогда не смогла бы стать для них своей, какой была она.
Я всегда любила его больше жизни. И потому решила отпустить.
Понимаете, такое чувство, что было между нами, не могло выжить в этом мире. Оно не могло выжить рядом с его матерью, рядом с ней. О таком чувстве писали в книгах, оно было именно тем, что заставляет жить дальше, о чем помнишь всю свою жизнь – и ни капли не жалеешь.
К этому важному решению меня подтолкнула одна встреча.
Я много раз видела ее на фото, однажды даже я видела, как они гуляют вместе на улице. Но я и не предполагала, что судьба столкнет нас с ней в тесном помещении женской консультации.
Она не была красавицей, если не сказать больше: она была некрасивой. Широкий лоб, длинные жидкие волосы мышиного цвета, собранные в узел на затылке, карие глаза, тонкие губы. В ней не было ничего особенного, что заставляло бы обращать на нее внимание, запоминать ее лицо или оборачиваться на улице. Обычная женщина, во внешности которой глазу было не за что зацепиться. Но почему-то я не могла в тот день отвести глаз от ее лица. Я, привыкшая купаться в мужском внимании и комплиментах, почувствовала себя уязвленной. Очевидно, что я была гораздо красивее ее, видимо, еще и умнее – судя по его рассказам. Но он все равно должен был остаться с ней.
Она плакала. Сидела возле кабинета гинеколога и плакала. Я посмотрела на часы: до моей очереди оставалось еще двадцать минут, и потому я присела рядом. Ее успокаивала девушка чуть младше и симпатичнее, но очень сильно на нее похожая – видимо, ее сестра. Я знала, что ни та, ни другая понятия не имели, кто я, хотя сама я знала, кто они. Мне было интересно, почему она плачет, и я прислушалась к разговору сестер.
– Я не смогу сделать это!.. – между всхлипами услышала я ее слова. – Я не смогу... убить...
Я похолодела от внезапной догадки.
– Дорогая, но он ведь бросил тебя! Одну! – урезонивала ее сестра.
– Но... я просто не смогу...
– У тебя есть еще пара недель подумать, – пожала плечами ее сестра. – Но... какое бы решение ты не приняла, мы с мамой тебя поддержим. Мы поможем тебе воспитать и вырастить твоего ребенка...
Дальше я слушать уже не могла. Словно над моей головой разорвалась граната, я сидела, остолбеневшая и оглушенная, не замечая ничего вокруг. Она ждет от него ребенка.
Я никогда не питала иллюзий, будто он спал только со мной. Я знала, что у них был секс – ведь до недавнего времени они еще официально встречались, – хотя и не спрашивала у него ни разу.
Теперь мне было интересно только одно: узнает ли он?
– ...рассказать ему! – услышала я пронзительный голос ее сестры и выплыла на поверхность затянувшего меня омута мыслей.
– Нет! – казалось, она побледнела еще сильнее. – Я не хочу, чтобы он знал! Пусть остается с этой...
Подошла моя очередь. Интересно, что сказала бы она, узнав, что «эта» только что прошла мимо нее, полная решимости отпустить ее парня обратно... Если не к ней, то хотя бы к своему ребенку.
Я ничего не говорила ему о своем решении. Просто позвала как-то вечером к себе домой, печально улыбнулась и поцеловала. И мы занялись любовью.
Чувствовала ли я, что это был наш последний раз? Да. Я чувствовала это во всем: в резкой нежности каждого движения, в отчаянной страсти каждого поцелуя, в болезненном наслаждении каждого прикосновения. Наверное, и он мог чувствовать это, прочесть в моих глазах боль последней встречи, как раньше он мог читать в них любовь...
Каждый раз, когда я задумывалась о том, что все это было в самый последний раз – что этого больше никогда не повторится – что-то болезненно щемило в груди так, что слезы наворачивались на глаза. Но я знала: время слез еще не пришло, оно будет потом, хоть и совсем скоро, а сейчас я должна была дышать им одним, заполнять всю себя его дыханьем, запоминать каждое мгновенье этой встречи – чтобы потом отпустить его навечно. Я всегда, все то время, что была с ним, поступала именно так: жила, пока было, чем жить.
Так все и должно было закончиться; это было просто и правильно. С самого начала я не имела на него никакого права, и сейчас готовилась отпустить, принимая и осознавая это. Неправильно было то, что всё это, эти наши такие дурацкие отношения вообще начались, неправильно было то, что мы так некстати влюбились друг в друга, разрушив собственные моральные устои, принципы... и жизни – в придачу. А то, что я положила всему этому конец, увидев, наконец, одну – такую простую – истину, – это было правильно.
Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с ним – в последний раз. Я знала, как пафосно и трагично звучало само сочетание «последний раз», но иначе думать уже не могла. Это были самые чудные – последние – мгновенья, которые мы провели вместе, и, я знала, он никогда больше не испытает ничего подобного, ровно, как и я.
Весь цинизм, присущий мне, испарился в тот миг, когда он коснулся моей кожи. Осталась лишь легкая грусть и невыносимое, яркое, последнее счастье. И, ощущая его последние прикосновения, я поняла обреченно, с тоской, которая могла бы проглотить целые вселенные, не говоря о моей маленькой душонке... я поняла: на самом деле безупречной любви не существует.

Как я и ожидала, он не пытался меня отговорить. Я ни разу не сказала ему этого слова «последние», которое про себя повторяла ежеминутно. Последний взгляд, последнее прикосновение. Последние признания.
Когда я провожала его к дверям своей квартиры, он просто обнял меня, коснулся губами моих волос – это был жест той безумной нежности, что он испытывал ко мне.
– Я люблю тебя... – прошептала я, уже не сдерживая слез. – И всегда буду любить.
Ему не требовалось говорить того же; я и так это знала. Знала, что ему меня не забыть. Так все и должно было закончиться.
Он не спросил, почему я выгоняю его из своей жизни, когда, казалось бы, наша мечта уже осуществилась. Вы, должно быть, хотите спросить меня об этом сейчас, и я отвечу.
Я всегда мечтала о том, чтобы он был только моим. Моим – и ничьим больше. И проблема была даже не в моей самоотверженности ради ребенка этой серой женщины, которая любила его, наверное, ничуть не меньше, чем я. Я могла бы рассказать ему о его ребенке, и – я уверена – его сын или дочь не остались бы без отцовского внимания, без заботы и любви. Он не ушел бы к ней, но я все равно никогда с того момента не смогла бы чувствовать его своим. Даже если бы родила ему детей сама – он всегда принадлежал бы памяти о ней, детям, да чему угодно, но не мне. А я не могла допустить этого.
Моя любовь была слишком сильной. И слишком эгоистичной. И потому я отпустила его – ведь только в этом случае он мог принадлежать лишь мне одной. И какие бы мотивы не двигали мной...
...сама того не желая, я все-таки сделала свою любовь безупречной.