Жизнь, как жизнь гл. 59 - Раскрытый дневник

ГЛАВА 59
РАСКРЫТЫЙ ДНЕВНИК

            Все уже спят, а Шура ещё долго сидит одна за кухонным столом, потом встаёт и уходит в свою спальню.
            Бабушка лежит тихо с закрытыми глазами, хотя Шура свет и не включает. Старушка чутко прислушивается к каждому движению внучки: вот она вошла, вот села на кровать, сидит, не раздевается… Слава Богу, не плачет!.. Сидит долго. Уж не уснула ли она сидя?
            – Шурочка, ты что не ложишься? Устала, поди?.. Переволновалась... Ляг, отдохни, поспи… Ничего уже не поделаешь … На всё воля божья… – протянув руку и касаясь колен девушки, ласковым шёпотом уговаривает она внучку.
            Шура молча раздевается и залезает под одеяло. Бабушка ещё несколько минут прислушивается. Нет, с соседней кровати не слышно ни шороха, ни вздоха. Обессиленная минувшими волнениями и неприятностями, она скоро начинает размеренно дышать и всхрапывать.
            Шура нащупывает под подушкой тоненькую тетрадь, берёт её и неслышно на цыпочках выходит на кухню.
            Сидя за столом, она медленно перелистывает дневник Андрея с самого начала и до конца.
            Потом идёт в спальню, не включая света, на ощупь берёт со стола лежащую рядом с институтскими учебниками авторучку и возвращается на кухню.
            В конце тетради, на тыльной стороне розовой обложки она пишет крупными печатными буквами: «Андрюша, я тебя люблю. Сколько я буду жить, только ты, ты один всегда был и будешь в сердце моём и мыслях моих!».
            Шура ставит в конце большущий восклицательный знак, такой, какой обычно рисует она на своих плакатах на работе, и ниже совсем мелко пишет: «А жить я буду обязательно. Я не доставлю своей матери счастья, а твоей маме горя своим уходом из жизни!.. И из дома уйду, и из города этого проклятого уеду!.. Он и тебя погубил и Ладу у меня отнял!..».
            Под утро, совершенно опустошённая добравшись, наконец, до своей кровати, она сразу уснула.
                ...
            Полуденное весеннее солнце пробивалось в Шурины мысли через закрытые веки: «Лады нет, она всегда будила меня в семь…».
            Шура продолжала лежать, закрытыми глазами всматриваясь в немую темноту, словно боялась столкнуться с красноречивой реальностью дня. Ей казалось, будто рядом находится что-то холодное и липкое.
            Она открыла глаза.
            Рядом с её изголовьем, почти сидя на письменном столе, Клавдия Даниловна воровато с настороженным любопытством дочитывала запись на обложке тонкой розовой тетради.
            Шурино пробуждение застало её врасплох. Она смутилась и, обиженно скривив губы, швырнула тетрадь на стопку с учебниками, но тут же, вспомнив свой излюбленный метод общения с людьми: «лучшая защита – это нападение», разразилась бурным потоком упрёков и брани.
            Что кричала Клавдия Даниловна всё то время, пока Шура вставала и одевалась, не доходило до сознания девушки.
            Она надела брюки и свитер, спокойно, как дело давно решённое, собрала свои учебники и тетради в сумку, сунула туда толстую коробку карандашей – премия за участие в школьной художественной выставке, одела осенние туфли на толстенной подошве, накинула на плечи зимнее пальто с капюшоном, поцеловала бабушку и, не взглянув на свою мать и оказавшегося рядом с ней плечом к плечу брата, подумала про себя: «Давно пора не по-вашему жить, а по божьи!..», не оглядываясь, ушла из этого (не своего) дома навсегда.
                ...
            Шура поднялась на высокое крыльцо и, на секунду замявшись, решительно позвонила.
            На звонок вышел Александр Васильевич. Увидев Шуру в таком странном наряде с гружёной сумкой на плече, он сказал буднично, словно Шура, вернулась к себе домой после обычного рабочего дня:
            – Наконец-то!.. Проходи, – и отступил в сторону, пропуская девушку в просторную прихожую.
            Ничего не спрашивая и не давая возможности гостье задаваться лишними вопросами, он принял из её рук сумку и пальто и, взяв под локоть, словно невесту к венцу, проводил в большую комнату.
            Мария Сергеевна сидела в кресле пред телевизором и, не отрывая от экрана глаз, гладила блаженно развалившегося у неё на коленях большого рыжего кота.
            – Маша, ты колдунья, не успела сказать: «Хорошо бы Шурочка была здесь!..», как она уже здесь.
            – Здравствуйте, Мария Сергеевна! Я пришла. – Шура безуспешно старалась проглотить образовавшийся в горле сухой комок и молчала.
            Хозяйка, не обращая внимания на недовольство кота, торопливо поднялась и, широко раскинув руки, радостно воскликнула: «Наконец-то, Шурочка! Мы так тебя ждали!».
            Шура сделала шаг навстречу маме Андрея и оказалась в её объятьях. Она плакала, Мария Сергеевна плакала, а Александр Васильевич молча стоял поодаль и исподволь улыбался неброской довольной улыбкой.
            – А тебя я знаю, – сказала Шура рыжему коту, который, мурлыча, тёрся у ног старшей и младшей хозяйки и, словно у дрессировщика на цирковом манеже, выписывал безупречную восьмёрку.
            – Откуда? – в один голос удивились супруги. – Ему же ещё и года нет!..
            – Котёнком малюсеньким, – показывая на свою ладонь, уточнила Мария Сергеевна, – его для Танюшки взяли, чтобы не скучала, пока мы на работе. Вот они теперь друг друга и воспитывают…
            – А у нас с Андреем он давно есть! – и Шура, достав из сумки розовую тетрадь, вынула из неё сложенный вчетверо альбомный лист с акварельным рисунком и протянула его Марии Сергеевне. – Чижик нарисовал.
            – Рамку со стеклом надо заказать, чтобы краски не выцветали, – предложил Александр Васильевич.
            Тут над Шуриной головой пронёсся лёгкий ветерок и что-то невесомое, приземлилось на её волосах. Шура замерла от неожиданности, но, увидев своё отражение в большом зеркале в углу комнаты, постаралась сохранить голову в неподвижности.
            – А это кто? Давно он у вас?
            – Это Гоша. Его папа Танюшке в прошлое воскресенье на день рождения подарил. Правда, Гоша?
            – Пр-р-р-авда, Гоша, – не задумываясь, подтвердила жёлто-зелёная птичка.
            – Да-а? А я не знала, что у Танюшки в марте день рождения!.. У меня для неё давно подарок есть. А где она?
            – В школе. Скоро придёт, – взглянув на большие часы с кукушкой, одновременно ответили супруги.
             – Скорро прридёт, скорро прридёт, – убеждённо подтвердил попугай, перелетев на голову хозяйки.
            Дверь на крыльце хлопнула. Танюшка вошла в дом, на минуту остановилась в прихожей разглядывая Шурины туфли, и, бросив в угол свой портфель, прямо в пальто, промчалась в комнату, с разбега бросилась к Шуре и повисла на ней, обхватив руками её шею, а ногами, словно канатоходец канат, её тонкую талию.
            – Татьяна, – строго сказал отец, – веди себя прилично! Чуть с ног Шурочку не сшибла. – Пойди, разденься сначала.
            Татьянка моментально сбросила с себя пальто и, снова оказавшись рядом с Шурой, как в ту новогоднюю ночь, взяла её за руку и повела в свою комнату.
            Изменения в интерьере комнаты не могли остаться незамеченными. Теперь в комнате было две кровати.
            – А кто же тут теперь с тобой… – не успела девушка закончить фразу, как Танюшка всё выложила сама:
            – Теперь это наша комната. Эту кровать из комнаты Андрея для тебя перенесли. Там теперь мама с папой спят, а большая комната – всехняя.
            – Общая, – по привычке поправила Шура. – И давно сюда эту кровать поставили?
            – Когда ты ещё в больнице лежала. А ты не приходила так долго!..
            – Теперь пришла.
            – Совсем? Ты не уйдёшь от нас больше?
            – Нет, не уйду!
            – Вот и хорошо! Теперь тут твой дом будет!
            – Мой дом, – задумчиво повторила Шура, а про себя подумала: «Наверное, так и есть, дом там, где тебе хорошо…».
            – Танюшка, смотри, что я тебе ко дню рождения приготовила, ты извини, что поздно.
            – Лучше поздно, чем никогда, – деловито проговорила девочка, с восторгом рассматривая, и недоверчиво проводя рукой по многоярусным рядам карандашей, расположившихся в коробке кусочками радуги.
            – Девочки, идите кушать! – позвала из кухни Мария Сергеевна.
            – Пойдём, мама зовёт, – сказала Шура, и Танюшка, словно признавая её старшей в семье, с готовностью вложила свою тёплую ладошку в прохладную Шурину руку и, пропуская девушку чуть вперёд, степенно пошла вслед за ней.
            – Садись сюда, – сказала Танюшка, и указала на стул возле окна. – Здесь Андрей сидел, теперь ты вместо него, – расставила девочка все точки над «i», и родители одобрительно улыбнулись.