Слишком много белого цвета

Слишком много белого цвета. Слишком много тишины. Даже ветра не слышно. Если долго смотреть в бледно-серое небо, теряешь чувство земли под ногами. Снег… Он идет уже очень давно, с одинаковым равнодушием покрывая черные шинели убитых солдат вдали и твои обескровленные этим немым беззвучием губы. Сухие. Снег на них не тает. Они уже слишком холодны для этого, ведь кровь больше не пульсирует в венах, разнося живительное тепло. Только тонкая алая ниточка на лебедино-белой шее напоминает о том, что когда-то, безумно давно, наверное даже в прошлой жизни, алая кровь бурно текла по твоим жилам и ты смеялась… Тысячи, миллионы секунд назад. Еще ДО этого безучастного, жестокого, слишком белого снега. Он почему-то обходит стороной темные деревяшки, на которых ты, бездыханно-прекрасная, лежишь, словно во сне. Это странно. Ведь снег успел укрыть абсолютно все, даже мое уже мертвое сердце.  Ненавистные палки… Корявые темные сучья, точно черные щупальца…  Вот-вот сдавят твое горло… Будто очнувшись, я дергаюсь выхватить тебя из этих грязных лап, но спустя мгновение вспоминаю… и снова проваливаюсь в обреченно-зыбкую отрешенность.
Рука…  Твоя безжизненно повисшая плетью, белая, как нынешний снег, фарфорово-хрупкая ручка… Нежнейше прикладываюсь к ней губами. Где-то глубоко внутри, в забытом уголке мозга топоринным обухом вбивается в сознание страх вместо привычного легкого цветочного аромата почувствовать сладковатый трупный смрад… Прочь его… Моя куколка, ты не можешь пахнуть иначе…
Секунда, и в твое страшное ложе летит факел.  Отвратно-рыжий, огонь жадно и похабно задирает твои юбки, лезет под  бархатный корсаж, лижет черные деревяшки. Пламя дерзким стягом сбежавшего психопата взвивается к равнодушным небесам. Подламываются ноги…  С внутренним содроганием я падаю на колени:
- Стреляй!...– слышу я свой безумный крик. Молоденький офицеришко,  думавший, что спрятался в голой березовой рощице, потными ладошками судорожно прижимает к груди винтовку. Медленно поворачиваюсь к нему и ловлю испуганный взгляд, - Стреляй.
За спиной алчно трещит упивающийся жертвой погребальный костер. Его жар обжигает мои плечи.  Офицеришко нервно сглатывает, передергивая затвор трясущимися руками… его глаза полны суеверного ужаса, а палец из-за дрожи дико пляшет на курке…
Оглушительный треск выстрела.
Я падаю, остатками жизни ощущая, как языки пламени жадно лижут мой сюртук… И снег… Слишком много белого цвета… слишком много тишины…