Автострадания

               
           Уже точно установлено, что автолюбители, как и охотники и рыболовы, любят и  умеют «заливать», и у них  это получается не хуже, чем у их предшественников  с ружьями и поплавками. Но всё, что я пытаюсь сейчас изложить на терпеливых листах бумаги - было.  Это – достоверный факт, как и  то, что я сижу сейчас у своего секретера.
Автор.

          Далёкий 1965 год. Настолько далёкий, что сейчас и не верится, что он был и что моё автоначало таким и было.  Хронологию подробностей даже пришлось восстанавливать в голове с помощью моего «начальника штаба» -- жены.  Но  (справедливость восторжествовала!)  всё вспомнилось.  Только я не уверен, что хватит терпения изложить полностью и понятно.

                Гл. 1.  Радость покупки

Итак, апрель 1965 года.  Мы – в Польше. Жена начала педагогическую деятельность в вечерней школе.  Предыдущая  «химичка» преподавала Менделеева не по своему профилю, да и очень слабо.  Приезжая школьная комиссия уволила её и упорно наседала на меня  «Ищите химика!»  А где я  (в то время молодой замполит)  найду?  О Виктории я и не думал, мысль даже не возникала, что она может устроиться на  работу, тем более преподавателем в школе.  Кто-то подсказал председателю комиссии, что моя жена – химик.  Эта фурия ворвалась ко мне,  и я еле увёртывался от этой амазонки в собственном кабинете и не мог ничего ответить на её боевой клич:  «Ты что жену прячешь?»    Короче говоря, Вита стала преподавать в старших классах окислы-закиси-щёлочи.  Конечно, денег она получала меньше, чем тратила на капроны (как опыт, так нужны новые чулки – брызги съедали), но морально… Превратилась из Виты в Викторию Александровну… Очень удачное назначение; мы оба были довольны.  Попутно замечу, что школа стала расширяться и рейтинг  (жаль – тогда  этого слова  мы  не знали)  Виты неуклонно рос.  Да и я времени зря не терял – в замполитстве «заматерел».  Стали мы видной на весь гарнизон и «весомой» парой.  К тому же (ты помнишь?),  мы были молоды, здоровы, красивы и оба высокого роста.
Валерка ходил во второй класс, Олег по-прежнему лазил по свинарнику, складу пиломатериалов, где они устроили свой «штаб», по аэродрому, морю и т.п.
На мою статью, направленную вместе с рапортом о допуске к экзаменам на зачисление в Монино адъюнктом – ни ответа, ни привета.  Значительно позже, мой «папа» -- Начальник политотдела дивизии  полк-к Малиновский Н.Ф. признался, что положительный ответ из академии он «заморозил» у себя: ему спокойней было на «фланге дивизии» иметь меня, чем бог знает кого.
И вот решил я  взять отпуск в апреле и съездить в Монино лично.

Один. В Москве. Вялую попытку «пробиться» в адъюнктуру академии закончил быстро и примчался в Харьков.  Сейчас взвешиваю и оцениваю: хорошо, что в адъюнктуру толком не пытался «проникнуть» -- многое бы прошло мимо меня, многого бы не увидел, а главное – не достиг бы пика лётного совершенства  (впрочем,  и это потом оказалось  нужным только мне, только удовлетворить своё тщеславие).

Один в Харькове.  Надолго меня хватит?  Конечно, нет.  И решил я слетать к давнему другу Борису во Фрунзе, всё равно делать нечего.

Билет, самолёт и – под крылом чарующе прекрасный  хребет  Киргизского Ала-Тау.  Не буду я его описывать, т.к. всё равно я – не Рерих.  Только он смог достойно воспеть красоту,  обаяние   и величие этих молчаливо -- неподвижных великанов в белоснежнейших чалмах, оттенённых тёмно-голубыми складками ущелий.

Фрунзе.  Тогда ещё Фрунзе…  Густая зелень (да, в апреле уже – густая зелень), векового карагача,  фруктовых деревьев, мелодично журчащая ледяная вода в многочисленных,  обрамляющих  тротуары и улицы, арыках, бурное цветение всего,  и это -- на фоне  таких,  колдовски  прекрасных,  гор.   Простите, повторюсь: глаза от них  оторвать трудно.  Смотрел бы и смотрел…  Солнце печёт не на шутку, днём уже жарко.

150 км  автобусом или поездом – не помню,  но «международным»,  т.к. Луговая, где служил Боря,  в  Казахстане. Свалился к ним   «как снег на голову»:  Аннушка, как и всю жизнь, преподавала в школе, а Борис много летал (учил африканских и ближневосточных  лётчиков).  Лётный сезон в разгаре.
  -- Ладно,-- думаю,-- побуду несколько деньков, наговоримся вволю и помчусь в Европу, домой, к своим. Соскучился уже.

Конечно, в первый же вечер Боря показал мне свою радость: только что купленный «Москвич – 403 экспортный».  Новенький, запахи краски ещё забивают все остальные, всё работает, всё слушается руля, педалей…  Чудо, а не машина!  Аж завидно стало…  Дал он мне попробовать «порулить» на этом красавце  (водить я умел, но ни прав на вождение, ни никакого опыта у меня  не было).  Покатались мы с ним, рассказал я ему, что у нас было несколько попыток купить машину, но или  не  удавались, или мы не слишком решительно старались, а теперь, за границей,  никак  не приобрети  машину,  а  хочется.
Развернулись в сторону гаража, а навстречу нам идёт точно такой же «Москвич», только чуть темнее оттенком.
       -- Вот,-- говорит Боря,-- Андрей покупал машину вместе со мной. Но перевели его в Алма-Ату, дают ему квартиру; теперь жена требует мебель, а ему нужно ещё долги за машину  вернуть.
       -- Боря, разворачивайся за ним!
Подъезжает Андрей к дому – мы тут же.
       -- День добрый! Познакомься, мой друг… Пошёл слух, что ты  «Москвича»  продаёшь, а Игорь может купить.
       -- Ничего я не продаю. Это вот она… (кивок в сторону дома).    
Ага, думаю, на этом можно сыграть.  Мигнул Боре, а у него в багажнике есть «на аварийный случай»  заполненная стеклотара.  Сели за столик под навесом, жена принесла «загрызть»  выпивку  и сразу, уловив ситуацию, ожесточённо вклинилась в беседу.
       -- Конечно, продаёт.  Уезжаем – долги отдавать надо? Должен! А въедем с детьми в голые стены?  Хоть  как-то  квартиру  обставить…  Продаёт  «Москвича»!
Наслушавшись семейных прений и не получив внятного (не мудрено!) ответа, мы поставили Борину машину в гараж и пошли домой.

Утром Аннушка – в школу, дети – в школу, Боря на службу, а я решил  посмотреть хоть издали на «свой» «Москвич».  Подхожу к дому, а там Андрей возится с дверкой машины. Смотрит на меня удивлённо, не узнаёт.
        --  Привет, Андрей!  Чем занят?
        -- Да вот дверка…
        --  Теперь уже я буду возиться  с  ней.  Тебе-то зачем?   Отдыхай!
        -- А при чём тут Вы?
        -- Мы же вчера договорились, что я покупаю…
        -- Ничего я не продаю.
  Примчался Боря, а я ему…  И опять мы вогнали Андрея в «наркотический сон»…  Сам виноват: лучше бы  сразу согласился.
Дал домой,  в Бабаи,  телеграмму: «Срочно  пришлите деньги» (с собой было недостаточно).
Так и держал Андрея все дни его короткого отпуска  «в наркозе», и провожал его в Алма-Ату, пока он перед отходом поезда с трудом не икнул жене:  «Принесёт Игорь деньги,  дай  ему  техпаспорт  и  «Москвича».

Дождался телеграфного перевода.  Отнёс бывшей владелице «Москвича», как  и  договаривались, магазинную цену – 4000 руб.  Вручила она мне техпаспорт, ключи от машины:
        -- Забирай!
        -- Спасибо!
        И -- к Борису.
        -- Не волнуйся. Оформим.

В свободное для Бори время,  сели в его «Москвич», заехали в сельпо, где загрузились водкой, и поехали на «трассу»: через Луговую проходило напряжённое шоссе Фрунзе – Джамбул.  На холме,  возле  шоссе, видна одинокая фигура.  Так, внимательно глядящим вдаль, обычно изображали Петра 1, прорубившего окно в Европу.   Небольшого роста, плотный, лицо сине-фиолетового оттенка, мл. лейт-т милиции следил за порядком на вверенной ему трассе.  Рядом стоял чёрный мотоцикл с коляской.  Боря -- мне:  «Это он».
Подъехали, выключил Боря мотор, подходим к нему сзади.
        -- Здравствуйте, Иван Иванович!
        Ни один мускул его не дрогнул, не раздалось ни звука. Стоит, как истукан, нас не видит и не слышит.
        -- Есть дело.
        Тут Его Величество Иван Иванович,  даже  не посмотрев на нас, энергично пошёл к мотоциклу и стал его запускать.
        -- Скорее!
        Мы с Борей прыгнули в машину и помчались за ним. Он во двор и мы тоже.  Из избы вышла хозяйка, мы поздоровались и – за ним в хату.  Он за стол и мы за стол.  Хозяйка поставила три миски, три  стакана,  положила  три ложки  и полезла в печь за горшком щей.  Боря наполнил стаканы.  Его Величество  Иван Иванович  (всё молча: ни слова, ни жеста, ни взгляда в нашу сторону)  вылил содержимое в себя и взялся за щи.  Боря опять наполнил его  стакан  (мы-то только пригубили).   Он  снова  вылил  стакан  в себя, дохлебал щи, сытно отрыгнул.
       -- Что за дело? – услышали,  наконец-то его голос.
       -- Андрей продаёт «Москвича», а мой друг хочет его купить и увезти в Польшу.
       -- Завтра в 10.00
       -- Спасибо, Иван Ива…
       Но говорить было  некому: Его Величество  мл. лейт-т милиции уже мчался на мотоцикле к своему холму «бдеть порядок на вверенной ему трассе», изображать монумент величайшему мыслителю и преобразователю России  Петру Великому.

Завтра,  ровно в 10.00, стучу в дверь Начальника ГАИ Луговского района.  В руке техпаспорт с вложенной в него купюрой в 100 рублей.
        -- Ну, кто там?
        -- Иван Иванович, Вы вчера говорили прийти к 10 часам.
        -- Положи.
       Положил я на стол техпаспорт и вышел.  Сижу, жду.  Через некоторое время Иван Иванович вышел куда-то из кабинета, через 5 минут вернулся.
Стучусь  к нему.
       -- Ну, кто там?
       -- Иван Иванович, Вы…
       -- Возьмите свой паспорт.
       -- Спасибо!
      Вышел, купюры нет, а в графе «Особые отметки» читаю:  «Автомашина «Москвич – 403 Э»  кузов №…, двигатель №…, цвет серый  продана в Луговском комиссионном магазине  Теряеву  И.В.»    Дата, подпись, печать.
      Ну,   кто в какой-то Польше знает, что такого магазина в Луговой никогда не было, да и сейчас, наверняка, нет.  Продан «Москвич», увезен и -- концы в воду.
      Осчастливленный владелец «техники повышенной опасности», бреду к Боре с размышлениями о том, как доставить её в Европу.

На пути попадается сельпо.  «Кстати, думаю, нужно Боре сделать какой-нибудь подарок   в честь нашей встречи».  Смотрел-смотрел и решил:  «Заверните мне это ружьё».

Рад был Боря такому мужскому подарку.  Не знаю, сохранилось ли оно у него, но тот охотничий   складной нож, что Боря подарил мне, ездит остроотточенным в перчаточном ящике  (бардачке, как его называют шофёры) со мной уже «пятую машину».  Наездил со мной ужас сколько тысяч километров, побывал со мной в разных автопутешествиях и автопеределках и не раз выручал  в неожиданных ситуациях.  И каждый раз, глядя на него, я вспоминаю Борю, Луговую и моё автоначало.

Дома Боря  твёрдо сказал:  «Отправим!»  Конечно, отправим. А куда деться?


                Гл. 2.  Отправка.

Сейчас бы быть таким счастливым, каким я был тогда!  Машина! Своя!  Вот теперь мне будут покоряться Пространство и Время!  Стоит  только захотеть и… Всё подвластно! Да на такой машине…  О чём разговор?  Вот только остановка за малым: довезти её до Европы, до Харькова.  А уж в Польшу будет проще.

Выбрал Боря день, и мы двинулись  во Фрунзе.  «Начать движение ты должен сам», заявил опытный друг.  Сел я за руль «Москвича» (своего «Москвича»!),  и мы вышли на трассу. Движение напряжённое и очень скоро Боря  «сместил меня  с должности водителя», сам  повёл мою неожиданную радость вперёд, в Европу.

А вокруг!  Природа в тон моему настроению. Долина вся красная.  Да, красная: цветёт дикий мак.  Всё в тон  радужным мечтам об «автомобильной жизни».  Моя поющая душа и не заметила, как мелькнули под колёсами полторы сотни километров, но теперь на восток, в крупный желдорпункт  Пишпек  (вокзал  г. Фрунзе).
На станции на нас,  разгорячённых дорогой,  жарой и желанием отправить машину, выплеснули ушат ледяной воды.  Машину можно отправить или на платформе, но тогда ехать с ней, охраняя  (сколько ехать, где остановки, на какое время – никто сказать не может, т.е. от платформы нельзя будет отлучиться) или запаковав её  в ящик.  Первый вариант отпал сразу.  Второй? Конечно!  И мы помчались на мебельную фабрику.  Одна, другая…  Наконец-то, под вечер нашли предприятие, согласившееся забить машину в ящик.
Боря юлит: рано утром ему в стратосферу, а ещё и добираться домой. Поблагодарил его, распрощались, и он помчался на вокзал. Остался я один со своей радостью и мечтами об  отправке.

Сбили мужики надёжный поддон,  въехал я на него. Арматурной  проволокой расчалили машину, сколотили стенки, прибили крышу – верх ящика.    Да из таких толстых, «надёжных»   досок  ( 40 мм.), которые пригодились потом  бате, когда он строил второй гараж.
-- Всё,  хозяин,  готово – рассчитывайся!
Запакована моя радость.  Что дальше?  Правильно: везти на станцию.  Но на чём?  Чем грузить?  Вечер, все расходятся. Вдруг во двор въехала громадная платформа с толстенными брёвнами.  Я – шоферу  «Отвези!» А он мне вопрос:  «А кто брёвна разгрузит?»  А брёвна!  И Илье Муромцу не под силу.  Что делать?  Уговорил я его, и мы взялись скатывать брёвна  с машины. До сих пор непонятно, как мы оба остались целы, но машину освободили.  Где взять кран для погрузки?  Сторож,  заступивший на ночь на службу,  подсказал, что рядом есть какой-то автокомбинат.  Я – туда, а там – получка.  Ты же знаешь что такое получка?  Приходит машина в парк, шофёр бежит  к кассиру и, кажется, что уже от него  выходит пьяным в дупель. И не узнать, когда и где они успевают «становиться на брови». Еле-еле поймал одного трезвого:  «Тут же рядом!»  «Без разрешения директора не поеду, а директор на совещании».  «Стой тут, не пей. Я сейчас!»  Подлетел  к залу, прошёл в президиум, шепчу директору  «Мне,..  кран,.. тут,..» Махнул он рукой, что я принял за согласие.  Выскакиваю – шофера  нет. Неужели успел выпить?  Нет, вот он.  «Разрешил, поехали».
Во двор, а там – сторож. Уговорил. Въезжать, а там провода и очень низко, а стрела «вот отсюда и до…» длиной.  Вылез шофер, смотрел, смотрел…  И,  в самый пик его тяжёлого раздумья,  спрашиваю: «Ну, мастер ты своего дела или нет?»  Поехал он к запакованному «Москвичу», а я ушёл со двора -- страшно было. Так и думал, что замкнёт все фазы на свою стрелу. По долетавшим на улицу «междометиям» понял, что ящик стоит на платформе.
Опять я счастлив – еду на станцию.  Это  сколько уже раз делал меня «Москвич» счастливым?  Наконец, отмучался: привезу, сдам, заплачу и всё.  Так, глупый,  хорошо думал о железной дороге.
Въезжаю на товарную:
      -- Девонька, принимай мою радость!
      -- Не приму!
      -- Почему?
      -- А где у Вас…
     Оказывается, у ящика внизу спереди и сзади должны торчать брёвна-бруски.
     -- А что же мне…
     -- Не знаю, не приму. И выезжайте с «товарной» – пришла моя сменщица, я должна  сдать и  идти домой.
    Тут шофер: «Хозяин, разгружай!  Не ночевать же мне с твоим ящиком?»
Грузчики, видя, что «меня заклинило», набиваются:  «Хозяин, вон те короткие брёвна мы «сошьём» и прибьём снизу»
     -- А для чего нужны эти брёвна-бруски?
     -- А чтоб  при  перегрузках  за  них  стропить.
     -- Ага: поднимет кран ящик, ваша сшивка развалится и всё побьётся?  Нет, не пойдёт… Девонька, а если вместо торчащих брёвен на ящике будут закреплены стропы, примешь?
Долго она думала и махнула рукой  «Делайте!»
     -- Мужики! Нужны два стропа!
     Подхватили стропами, подняла крановщица, слегка тряхнула – стропы «сели на свои места», мужики закрепили их гвоздями внизу и по бортам ящика до верха и… поехал мой «Москвич» в Харьков—Бабаи на имя  моего тестя, т.к. мой отпуск шёл к концу, а никто не мог сказать,   сколько путешествие  моего «Мышонка» (так мы потом прозвали его)  до Европы  будет длиться.  Так он и прибыл на Харьков—товарный  с торчащими вверху ушами-петлями двух стропов.   Вопреки моим опасениям, пришёл он быстро и абсолютно целым.  Загнали его в Бабаёвский гараж до моего следующего отпуска, а доски ящика пошли на потолок и крышу второго гаража, который батя тут же построил в палисаднике  двора.

      Господи! Неужели я уже освободился от этой обузы и сдал своё счастье железной дороге?  Правда,  тут же вселилось беспокойство о сохранности моего груза и напрасный труд – убеждать меня  в безопасности желдорперевозок. А пока я,  усталый, измотанный, грязный и голодный, но счастливый от благополучного исхода моих мытарств,  ввалился  в  какой-то  ресторан  «обедоужинать»  (как говорит старший сын).
     Свободных столиков в такой поздний час, конечно, не было и меня подсадили к молодому киргизу.  В отличие от меня, парня тянуло на задушевную беседу.
     -- Вы надолго у нас?
     -- Да я… работа,..  задание,..  скоро…
     -- Поехали ко мне домой?
    Мне так захотелось в сурдокамеру.  Упасть бы в ней на лежак на двое суток; самому молчать и не слышать ни одного звука.  Ни единого!..
     -- Отец сразу зарежет барашка, сам его приготовит и Вы, как почётный гость, откроете праздник тем, что начнёте первым и сначала съедите его глаза…
    …А ведь я ни разу не был в сурдокамере. Вот уж где тишина и покой,.. никто не зудит в уши…
     -- А вино отец поставит такое…
    Больше я терпеть не мог: срочно рассчитался, поблагодарил парня за приглашение и понёсся. Нет, не в сурдокамеру  (такой  «одиночки» во Фрунзе я бы не нашёл), а в военторговскую гостиницу, расположенную в бывшем моём училище.  Более того,  в бывшей моей казарме.  Прошло  13 лет со дня моего выпуска из училища, в нём стали обучать иностранцев, но в благоустройстве мало что изменилось;  конкретно – толковый душ  так  и  не появился.  Хорошо, что в Киргизии апрель – уже лето.  Помылся согревшейся  на солнце днём водой и упал на указанную мне койку.  «Обесточен был полностью» (выключено  всё), т.е. спал «как кирпич  в египетской  пирамиде».
    Утром освежился душем, «почистил пёрышки» и собрался в аэропорт.  На пороге «моей казармы» здоровенный негр что-то настойчиво говорит на незнакомом мне языке.  Из вежливости,  я постарался и понял его речь и жесты: он предложил мне подработать – отнести куда-то  его чемоданы.  Догадываешься, что мысленно я ему сказал и пожелал?  Правильно!  Так и подумал.  Но внешне… я согласно закивал  головой, он пошёл внутрь за пожитками, а я – на автобус, т.к. до аэропорта пешком не добраться.

   Наконец, взлетели..  Рядом, совсем рядом заснеженные вершины… Прощай, Ала-Тау!  Больше я тебя никогда не увижу.  Жаль, но прощай навсегда!  Твою красоту, девственную чистоту твоих гордых вершин я буду помнить всегда!

   Конец отпуска, радостная встреча с  женой -- счастливой владелицей «Мышонка» и детьми.  Как хочется иметь свою машину уже сейчас, тут, рядом.   Куда и за чем  ездить -- неизвестно, но ездить… Этого ждать придётся целый год.  На душе поселилось ожидание   сообщения           «получили,.. нормально…»  И новая забота – права, т.е. удостоверение на право вождения автомобиля – техники повышенной опасности.  Но об этом в следующей главе.



               
                Гл. №  3.    Права.

                «Дорога в ад вымощена благими  намерениями».

Каждый новый Министр Обороны  (а они в один период менялись часто)  начинал свою деятельность с  борьбы за то, чтоб все офицеры были технически грамотными, во всём соображали, всё умели и всё имели.  В том числе и водили машины и имели права.  Издавался и рассылался в Военные округи и Группы войск громкий приказ: создать учебные группы..,  обучить.., обеспечить и т.д.  В округах и группах войск на основе этого издавался такой же приказ и рассылался в воинские части.  Эти приказы тщательно изучались, аккуратно подшивались и тут же забывались.  Не забыл только я – новый «беспаспортный»  владелец красавца – «Москвича».  Машина есть, до следующего отпуска должны быть права.  Любой ценой, но должны быть в кармане.

Вызываю Начальника автотранспортной и электрогазовой службы гарнизона майора Савченко.  Того самого Савченко, который выговаривал каптенармусу:  «Вода, так и напышы, що це вода, а то надрукував «Нэ два ноль…»
  -- Тов. Майор! На основании приказа Министра Обороны №… от… и приказа Командующего Группой войск №… от… подготовьте проект приказа по гарнизону о создании группы обучаемых Правилам дорожного движения, устройству автомобилей и вождению.  За подписью к Начальнику гарнизона пойду сам. Этим же приказом из офицеров-автомобилистов определите преподавателей автодела. Чётко укажите тематику занятий, учебное время, заведите классный журнал.  И всё это – ко мне.  Контроль исполнения  этим же приказом возложите на меня.  Вот список обучаемых…
      И подаю ему список офицеров, желающих иметь права, соображающих в автоделе, способных самостоятельно подготовиться к экзаменам и умеющих  «хранить военную тайну».

Через несколько дней подготовленный приказ и всё остальное  «вывалил» родному командиру на стол.
     -- Что это?
     -- Хочу, Пётр Иванович, подготовить достойных офицеров к экзаменам на права.
     -- А меня включил?  (Ему тоже нетерпелось иметь машину и права).
     -- Тов. командир, по должности и по алфавиту Вы, конечно, начинаете список.


Прошло несколько месяцев, т.е. достаточно времени, чтобы группа  изучила программу.  Заполнил журнал, отметил присутствовавших на занятиях, проставил какие-то точки, пометки, «галочки»  и т.д.  Каждый преподаватель ведь по-своему отмечает в классном журнале.  Собрал подписи преподавателей (офицеры свои, понимали).  Вмеру потрепал журнал, страницу испачкал, страницу закапал  («езда  была под дождём»), т.е. «оживил» его, придал ему рабочий вид.  И стала моя группа готовой к сдаче экзаменов.
Наступил ответственный этап: сдача экзаменов в «Кустовой ВАИ»  (это от нас около 40 км ).

В субботу, со списком экзаменаторов «Кустовой ВАИ», со всеми документами своей группы,  готовой  экзаменационной ведомостью,  сел в «Газик» и поехал в «куст».
Нашёл одного капитана – дежурит по части.
       -- Здравия желаю!  Наконец-то я Вас нашёл.  Приглашаю к 9.00 завтра в Колобжег, принимать экзамены у нашей группы.  Вот приказ, журнал…
       -- А мы и не знали. Вот молодцы.
       -- А зачем Вам было знать;  теперь группа  готова и ждёт  Вас завтра…
       -- Завтра? В воскресенье?
       -- Да.  А  в другие дни у нас полёты,..  дежурство,.. помешают…
      Вижу – мнётся. И я ему «подливаю:   
       -- Группа у нас первая, солидная. Вот командир, вот зам. Нач. штаба, вот…  Народ добросовестный, ответственный, серьёзно относится ко всему.  Ни за кого не волнуюсь, уверен в каждом.
       -- Да, воскресенье…  Я хотел…
       -- Жаль, Вашей росписи не будет хватать.  Но, если Вы  завтра не можете, то хоть распишитесь, а то мне придётся  второй раз ехать к Вам за автографом.
Уговорил капитана, расписался он в экзаменационной ведомости.

Поработал я в тот день славно: уговорил ещё офицеров 5 или 6 расписаться в «приёме» у нас экзаменов.  Поизощрялся, «подипломатничал», потрудился языком, но  к вечеру вернулся домой даже с приказом по «Кусту» об успешном окончании группой офицеров  гарнизона Колобжег автомобильных курсов.  Нас ставили в пример.

Я – на последней прямой: остался только экзамен и получение прав в «Групповой ВАИ».



К очередной командировке в Легницу я готовился особенно тщательно: собрал все документы учебной  автогруппы --  приказы, журнал, экзаменационную ведомость.  Прочитал и Правила дорожного движения.
В Легнице в минимально возможный  срок «размотал» свои дела и – прямо в автоинспекцию.
Какой-то майор роется в бумагах.
       -- Здравия желаю!  Подп-к Т. прибыл для сдачи экзаменов.
Майор посмотрел на меня,  как на марсианина,  явившегося к нему сквозь стену.
       -- Экзамены в кусте мы сдали, вот наши документы.
Долго он вертел мои бумаги и никак не мог поверить себе, что у нас всё в порядке, «как положено».

Ну,   нет  у  меня  уже  сил  (семнадцатая страница черновика!)  подробно описывать  удивление майора существованию нашей группы,  и,  как он не хотел признавать законными мои требования принять экзамен, и как я, улыбаясь и делая простецки- непонятливую физиономию,  «прижимал его к стене».  Сломался-таки майор: открыл  сейф,  достал  пачку  билетов.
       -- Выбирайте!
       -- А мне любой!
Оставил меня готовиться, а сам вышел.  У солдата-автомобилиста, который тут что-то чертил, я, «для верности», проконсультировался  и, когда майор вернулся, всё с той же невинной улыбкой доложил:  «К ответу готов!».

К этому всё и шло: я отвечал, он слушал, в результате чего мы поспорили. Правда, доказал я ему свою правоту и удостоился высоких оценок.
Вышли на улицу, поймал он грузовик, солдата-шофера – в кузов, меня за руль, сам рядом.  Чуть покатались и вернулись в инспекцию.
       -- У Вас фотографии есть? – ( Тоже, задал вопрос: я знал, что нужно иметь с собой) --  Клюев, выпиши подп-ку права.


Где? Где мой «Москвич»?  Ну, хотя бы только, чтоб ворваться на нём в гарнизон на скорости  200 км в час с приклеенными к лобовому стеклу правами.  Пусть видят все!!!
Как Суворов по взятому Измаилу, шёл я по гарнизону и прямо—в кабинет командира.
        -- Подп-к Т. Ваше приказание выполнил
        -- Я тебе ничего не приказывал (вечно всего боялся и от всего отнекивался наш Пётр Иванович).
        -- Как не приказывали?  Вот приказ об обучении, вот определённая Вами группа, а вот (и «я достаю  из широких штанин…»), вот, Пётр Иванович.  Ещё клеем пахнут…

Не тягаться мне с классиками, но что там за Гоголевская немая сцена по сравнению с тем, что произошло в кабинете  моего родного Петра Ивановича?  Тишина висела долго. Но я всех успокоил:  «Личный состав группы может ехать в Легницу и сдавать экзамены».