Городу

Мучительно пробираясь по грязным сугробам, в Город шла весна. Несла тяжёлые, набухшие льдины Река. Воробьи пили серое небо из луж, пытаясь схватить ловким клювом голубой лоскут.
Он стар, мой Город. И при этом слишком молод, чтобы встречать весну в теплой шубе деревянных церквушек, краснокаменных крепостных стен, извилистых улочек и площадей. Построенный могучей волей одного человека, он был задуман слишком геометричным, чтобы стать уютным…
Я люблю его. Город веноподобных каналов, ровных улиц, скребущих низкие облака домов, опасно-заманчивых крыш, колодцев без воды – гулких, холодных дворов – устремлённых в северное небо труб заводов, фабрик, станций, припорошенных пылью дворцов, шикарных и нищих… Город мостов, туманов, фонарей, причудливых теней, алых парусов, бродячих собак, туристов, литературы, психоделики… Он вмещает в свои бездонные провалы времена и места, переплетающиеся столь причудливо, что даже Река не в силах вынести все на своих гранитных плечах… И маслянистые огни желтых, непременно желтых фонарей тонут в непрозрачной воде.
Мой город плакатно красив в июне и притягателен для самоубийц в ноябре… Он растиражирован на открытках, но до сих пор не открыт. Обессмерчен классиками, но столь авангарден, что считается колыбелью русского рока, если он когда-либо существовал… Породивший множество клише, избежал участи штампа. Лофт проект в дворцовых интерьерах, «город над вольной Невой», родина Зенита, могила тысяч мучеников блокады, город-сказка, город-призрак…
Весна плывёт над Городом… Цепляется за антенны, ерошит спины котов, плещется в лужах, дышит туманом, бросает тени на лица… А за ней в прозрачном мареве бессонниц плывёт белая ночь, и ровно тикают часы на столе у спящего Города.