Бизнес Кольки Журавлева

У него была  фамилия Сморчковский, обыкновенный фотограф в районной газете,бывший тренер по лыжам,смешной, немолодой, лысый, считающий себя фотохудожником и человеком искусства.Посылал свои снимки на конкурсы в Болгарию и Москву,хотя от него требовалось одно- фотографировать в номер коров и станки. Снимал плохо. Оклад сто рэ, потертый «Киев» со вспышкой,  жена приемщица в химчистке.Был у него дома – серенько, старый диван,облупленные стулья, ковер кошкой пахнет, входную дверь заедает. Вместо того, чтобы починить и отлакировать стулья, заработать на новый диван и выкинуть на хрен старый, купить люстру,поправить дверь, он вместе с сыном-подростком увлекался солдатиками. Гренадеры, гусары, наполеоновские гвардейцы,все это своими руками, немыслимой точности,под лупой,по каким-то образцовым чертежам, макетам и стандартам. Ну, дурь! Жена обед из кильки варит, а этот хрен с солдатиками возится.
Сморчковского звали, конечно, Сморчок. И он страшно комплексовал из-за этой клички, вплоть до публичных обещаний набить морду.
Один раз прямо на летучку к 9 утра принес паспорт с новой фамилией – Журавлев.Торжествующе:
-Ага! Смотрите, смотрите!ЗАГС мне пошел навстречу, я теперь Журавлев – по матери.Вы чего смеетесь? Чего гогочете?
…Беднягу стали звать: Журавлев – По Матери.
На самом деле, он нес свою функцию в коллективе, как пьяница из сельхозотдела Вова Смирнов, как женщина  легкого поведения Тая Февралева (вторая машинистка),как поношенный интеллигент и скорбная совесть нации Вавилов. Над Сморчком посмеивались, но любя. Простак был порождением доброй советской системы,где даже недотепа и плохой профессионал, сменивший тренерский свисток на старый фотоаппарат, мог получать какой-то гарантированный оклад, премию, доплату к отпуску, быть членом профсоюза,хорошим общественником,увлекаться солдатиками и пр.
Но пришло время перемен, когда все полетело к чертям. Газета переучредилась, старый штат оказался не нужен, к черту полетели и совесть нации Вавилов, и бухарь Смирнов (сельхозотдел ликвидировали за ненужностью), и наш Сморчок.
Потыкался Коля по другим конторам – не нужен.В службу быта фотографом не взяли – своих пруд пруди.
Встретил его раз на улице, лицо трагическое:
- Нигде не берут. Даже в грузчики в универмаг. Всюду молодые нужны, а мне 45 лет.Хоть под поезд бросайся!
Меня встревожила эта мысль. За домом Сморчка действительно проходила в низинке железная дорога.
Прошло года четыре. Каюсь, о Кольке я даже боялся думать, поглядев, как от пьянки загнулся безработный Смирнов, как совесть нации Вавилов стал продавцом газет в киоске рядом с церковью, и я несколько смущенно здоровался с ним по утрам…
И вот встреча.Он едет в машине и рядом с ним сидит эта хрюшка-жена.Довольная, щебечет. За рулем – он сам, т.е. машина своя. Недорогая, но новая.Как всегда озабочен, встревожен.
-Сморчок! Э—э-э… Николай Петрович! Журавлев!- кричу я, подбегая.
-Во-ова… Вова! – приветливо отвечает он.
-Как дела?- cпрашиваю.
Сморчок как что-то малозначительное рассказывает следующее.Помогли солдатики.
По классу фигурок  в масштабе «один к тридцати» (или что-то подобное,я забыл)
Колька оказался среди лучших в России, т.е.за  определенный набор солдатиков из легкого сплава, затем раскрашенных, один коммерсант соглашался давать ему по 500 долларов.Коля первые два года делал и продавал для него наборы,изучил эитот рынок, затем замучился с отливкой и невзначай изобрел «ноу-хау», штамповка фигурок из плотной массы типа резины.Cвое производство развивать не стал, «ноу-хау» продал с помощью коллег за 100 тысяч баксов – оказалось, продешевил.Теперь
придумал еще одно… Конечно, вот машину купил,жилье поменяли на лучшее.
-А чего недоволен-то?-cпросил я, т.к. Коля опять принял озабоченный вид.
- Суд за оскорбление. Я подал.Едем к судье.
-Что такое?
- При  свидетелях. Сосед назвал меня Сморчком.Он унизил меня, как личность! Я хотел ему набить морду, но поможет закон!
…Коля был в своем репертуаре.

Владимир Федоров