Ящерица

     Весеннее солнце щедро осыпало землю горячими брызгами и она,
  нежась под его ласками, исходила чуть заметным паром. Соскучившиеся
  по теплу садоводы, спешили на свои огороды. Проходили мимо потемневших заборов, радостно перекликались с соседями. То тут, то там, в огородах потрескивали весёлые костры.  Заботливые хозяева щёлкали секаторами, вырезали усохшие стебли  малины, трубчатые бодыля любистка. Всё это сносилось на середину  огорода на жаркое чрево ненасытного костра.
     Огородная работа только начиналась и, в какую сторону не погляди, везде требовались руки, а отвыкшая, от частых наклонов, спина, всё
  чаще напоминала о себе. Солнце потихоньку скатывалось к горизонту,
  удлиняя, дышащие холодом, тени. А на прогретом крылечке
  так приятно было посидеть, озирая огород, прикидывая в уме:
  где что  будет в это лето посажено, как лягут грядки и дотянется
  ли до них шланг.
     Размечтавшись, я и не заметила, как из-под крыльца, из своей норки,
  выбежала сероватая ящерица. Потемневшие доски старого крыльца скрадывали присутствие моей неожиданной соседки, которая, пригревшись на
  солнцепёке, открыла рот. Я, краешком глаза поглядывая на неё, сидела
  не шевелясь, опасаясь вспугнуть. И она иногда косилась на меня, своими немигающими глазами.
     - Ишь, ты! И тебе охота на солнышке погреться... Ну, грейся, грейся
  малышка. Зимой, поди, спала себе, а теперь, что под корой дерева сок
  просыпается, что в тебе кровушка - всё едино. Мало, что бегать умеешь...- не торопясь, рассуждала я в слух. А Маруська, как я её в тот
  день "окрестила", молча слушала меня, словно воробьиное чириканье, что,
  раз за разом, исчезали под застрехой, подновляя своё гнёздышко и еле
  заметно, шевелила кончиком хвоста.
     И следующий день, и через неделю, мы мирно посиживали с нею на крылечке. Я даже стала замечать, что животик, у моей Маруськи
  раздулся. Теперь уже величала её "мамочкой". А она, знай себе,
  дремлет на солнышке с открытым ртом. Или юркнет неслышно промеж
  щелястых досок и, так же, неслышно воротится. И у меня своя забота.
  Кажется, вот обсажусь и передохнуть можно. Ан, нет. То поливаешь, то
  затвердевшую землю рыхлишь, одно подсеять надо, другое посадить. И
  так день-деньской в заботах. За грядками, как за малыми детками, ходишь, ходишь, а работы не убавляется.
     Тут ещё занепогодило, дождь да дождь. Но и после дождя дня два
  не появлялась я в саду, поджидая, чтоб земелька немного подсохла.
  И вот, нагрянули мы туда всем семейством. Осмотрели всё и вся мои
  повзрослевшие дети и решили обновить домик. Сыны полезли крышу
  чинить, а невестки принялись белить, красить да обои клеить. А мне,
  дай Бог, с грядками управиться. После дождичка, сорная трава и рассеявшийся укроп - всё заполонили.
     За делами да за разговорами, совсем выпустила из головы свою
  Маруську. И топчутся на крыльце, туда-сюда, весь день непрестанно.
  Поди боязно ей вылезти из норки. Да и мне не пришлось, в тот день,
  посидеть на крылечке. Да и где посидишь, если на нём старые заляпанные краской обои валяются, банки из-под краски, кисти лежат. Признаться, не очень-то я люблю этакий кавардак, а хуже того, суету и колготню. Устаю от этого больше, чем от самой тяжёлой работы. Вот и копошусь себе в самом дальнем углу огорода и радуюсь тому, что забыли про меня. Но нет, вспомнили. Высыпали все на крыльцо, что-то
  разглядывают и мне рукой машут. Подхожу к ним поближе, гляжу и ахаю
  от удивления. С десяток малюсеньких ящериц, прямо как иголочки,
  только с ножками, высыпали на пожелтевший лист старой обоины и прилипли к капелькам краски: кто лапкой, кто брюшком, а кто хвостиком.
     - Ах ты, Боже ж ты мой! А Маруську не видали?
     - Какую Маруську?
     - Мать ихнюю. Она тут, под крылечком живёт. Смирная такая. Мы
  с нею, почитай, каждый день тут посиживаем.
     - Ну и подружку ты себе завела...- посмеиваются ребята. А невестушки мои, что ни говори, а женское сердце до всякой твари жалостливое, кто шпилькой, кто булавкой, отковыривают тех малышей, да под
  крыльцо, домой, отпускают. Правда, уж больно махонькие они. Случалось,
  что хвостик оторвётся или лапка. Но все, до одного, разбежались.
     На том бы всё и кончилось. Но нет. Этак, недельки через три, наповадился к моей соседке, Раисе Семёновне, кот бродячий захаживать.
  Сам рыжий, с изорванными, видать от частых драк, ушами и с каким-то
  скрипучим, уж очень неприятным, голосом. Ходит за ней, мяучит. То
  ли она и впрямь так любит кошачье племя, то ли, чтоб не слышать его
  противный голос, только частенько кормила его. Бывало, что и в
  мой огород забредала эта рыжая бестия. Не сказать, что я его особо
  привечала, но и не гнала взашей. Так, ходишь и ходи себе.
     В тот день, Раиса Семёновна, с утра в огород не пришла. А рыжий
  попрошайка, тут как тут. Обмакнула я в молоке хлебный мякиш, положила под куст сирени, подозвала его, дескать "ешь и не ходи за мной"
  и пошла по своим делам.
     Погода испортилась. Стал накрапывать дождь и я, чтоб зря не терять время, зашла в огуречную теплицу. В погожий день, в внутри теплицы, нестерпимая жара, а в непогоду там, пожалуй, даже веселей, чем в доме.
  Дождевые капли размеренно постукивали по высокому плёночному покрытию. Среди вытянувшихся, под самый потолок, огуречных побегов и
  хлопочущих, над цветами, пчёл, мне было уютно и тепло. Наклоняясь, я
  рыхлила унавоженную почву и, за шумом дождя, не сразу услышала возню
  на, обсаженной цветами, тропинке.
     Из-за подросших цветочных кустов, то тут, то там, показывалась рыжая
  кошачья голова, слышалось злобное ворчание и шипение. Мне подумалось,
  что это рыжий кот затеял драку с таким же бродячим котом, как и сам.
  "Вот уж нашли место для выяснения отношений..." - только успела я
  так подумать, как перед открытой тепличной дверью, разыгралась настоящая баталия. Дрались мои старые знакомые: рыжий кот и ящерица
  Маруська. Яростные кошачьи глаза полыхали ядовитой зеленью, а моя
  спокойная Маруська, выглядела озверевшим чудовищем. Шипенье, и какоето клокотание вырывалось из её открытой пасти. Прыжки были так высоки, что достигали середины дверного проёма. Кот поднялся на задние лапы, а передними отбивался от её неистового натиска. Такого
  сражения мне ещё не приходилось видеть. Кто тут прав, а кто виноват,
  так сразу и не поймёшь. Силы, на первый взгляд, были равны. Одно
  только смущало: Маруське незачем было нападать на кота. Значит
  кот попытался схватить её. "Ах, ты ж разбойник!" - рассердилась я.
  Но на мои окрики дерущиеся не реагировали. Тогда я сорвала огурец
  и запустила им в кота. Он обижено оглянулся на меня, прыгнул на
  ящерицу и через какой-то миг она оказалась в его зубах, беспомощно
  барахтая лапками. В следующий миг, рыжая спина мелькнула среди картофельных зарослей и нырнув под недостающие до земли доски забора,  исчезла.
     Не помня себя, я ринулась за ним через огород, путаясь в мокрой
  картофельной ботве. Добежав до забора, тщетно пыталась что-либо разглядеть в огороде Раисы Семёновны. Лезть через забор мне и думать
  было нечего, да и Маруську уже не спасти. Расстроенная я стояла под
  дождём и ругала рыжего проглота, скликая на его голову всевозможные
  бедствия. За этим незавидным занятием и застала меня Раиса Семёновна.
  Всё ещё сокрушаясь, и ругая кота, я всё, как было, ей рассказала.
  Но ответ соседки, меня вовсе обескуражил.
     - До чего ж ты недогадливая! Он же тебе гостинец принёс. Ты его
  покормила, вот он тебе и принёс ящерицу в подарок. Тебе следовало
  его похвалить, а ты его огурцом огрела...
     Я только плюнула, в сердцах и ушла в дом, прижимая руку к левой
  стороне груди.
     Несколько дней я, все же, ждала, что появится моя Маруська. Надеялась, что ей, каким-то чудом, удалось спастись. Но нет. На крылечке
  она больше не появлялась. А кривобоких и бегущих на трех лапках
  ящериц, не раз видели соседи, и в огороде, и в придорожных кустах.
  Не стала я им рассказывать, как мои невестушки спасали малышей - ящериц, а только подумала: "Пусть на трёх лапках бегают, лишь бы живы
 были".
               
                31 января 2001г